Оба они, и Сет, и Салли, нарушая законы штата, занимались разного рода мошенничеством и кражами. Сара понимала, как, в общем, и Сет, когда делал это, что это государственное преступление. Это было ясно, как божий день. Нечего было даже и думать. Она смотрела на мужа не сводя глаз, и при этом у нее было такое ощущение, что все вокруг нее плавает и вращается.

– Что ты собираешься делать, Сет? – почти неслышно спросила Сара. Она отчетливо представляла себе последствия им содеянного. Она только не могла понять, что заставило его пойти на это и когда он стал преступником. Как это могло с ним произойти?

– Я не знаю, – честно сказал он и заглянул ей в глаза. В его взгляде застыл смертельный ужас, Сара была не лучше.

– Не исключено, что в этот раз я погорю, Сара. Я делаю это не первый раз. И Салли выручал меня тоже не раз. Мы старые друзья. Все сходило нам с рук, и я всегда успевал замести следы. Сейчас я по уши в дерьме.

– О господи! – едва слышно простонала Сара. – И что будет, если они уличат тебя?

– Не знаю. Такую сумму трудно прикрыть. Я не думаю, что Салли может каким-то образом отсрочить проверку. Время проведения назначают его инвесторы, а они не любят давать отсрочку, чтобы не было времени для махинаций и подделки финансовых документов. А мы, конечно, их подделывали. Еще как подделывали. Не знаю, постарается ли он отсрочить проверку, узнав о землетрясении и поняв, что я не перевел деньги. Шестьдесят миллионов – не иголка в стоге сена. Такую прореху нельзя не заметить. Хуже всего то, что они сразу выйдут на меня. Если Салли не совершит чуда за оставшееся до понедельника время. Если не совершит, нам конец.

Он помолчал, кусая губы. И начал снова:

– Если аудиторы обнаружат недостачу, то Комиссия по ценным бумагам и биржам выйдет на мой след уже через пять минут. А я сижу тут, как подсадная утка, и жду, когда это случится. Я не смогу уехать отсюда, если это произойдет, а это произойдет. Нам надо будет нанять самого лучшего адвоката и посмотреть, можно ли будет договориться с федеральным прокурором. Если дело дойдет до этого. Для меня лучше было бы уехать в Бразилию, но я не делаю этого из-за тебя. Так что будем сидеть здесь как на иголках, пока не уляжется пыль после землетрясения. Придется ждать, что будет дальше… Мне очень жаль, Сара, – добавил он.

Больше ему нечего было сказать. Сара глотала слезы, ей тоже нечего было сказать. У нее было чувство, словно ее ударили чугунной грушей.

– Как ты мог этим всем заниматься? – одними губами спросила она, по ее щекам катились слезы. Она оцепенела. Сидела и смотрела на него, не в состоянии поверить в то, что он ей сказал. Но все было правдой. Ее жизнь в мгновение ока превратилась в горстку пепла.

– Я был уверен, что нас никогда не поймают, – ответил он, пожимая плечами. Для него это тоже было невероятным, но по другим причинам, не тем, которые повергли Сару в ужас. Ее муж оказался предателем – предал ее и детей, их любовь.

– Даже если бы тебя не поймали… как ты мог поступать так бесчестно?! И ты нарушил все мыслимые законы, предоставляя заведомо ложную информацию своим инвесторам. А что, если бы ты потерял все их деньги?

– Я все рассчитал. Я мог покрыть недостачу. Я всегда так делал. А на что ты жалуешься? Посмотри, как быстро я построил свой бизнес. Как ты думаешь, откуда все это? – он обвел руками спальню, и она поняла, что совсем не знает его. Она думала, что знает, но нет… Словно тот Сет, которого она знала, исчез, а на его месте появился преступник.

– А что будет со всем этим, если тебя посадят в тюрьму?

Раньше она и думать не думала, что он добьется такого успеха. Однако он выстроил карточный домик, который рушился у нее на глазах. А они – ни он, ни она – ничего не могли с этим сделать…

– Боюсь, что все пойдет прахом, – тихо сказал он. – Даже если я не сяду в тюрьму, мне придется заплатить штраф и вернуть проценты за те деньги, которые я занял.

– Ты не занял, ты взял их. И они не были деньгами Салли, чтобы он мог их тебе дать. Они принадлежат его инвесторам, а не тебе. Ты совершал сделки со своим подельником, и поэтому тебе удавалось обманывать людей. И то, и другое безобразно, Сет. У меня даже нет слов… Гадость какая…

Она, разумеется, не хотела, чтобы его поймали – и ради него самого, и ради их всех, но она знала, что будет справедливо, если его поймают.

– Спасибо за лекцию на тему морали, – ернически отозвался он, но в его голосе была горечь. – Скажу в утешение твоей честной душе, что да, меня поймают. И это произойдет, скорее всего, достаточно быстро. Они конфискуют все наше имущество или какую-то его часть, и оба дома, и самолет, и большую часть того, что останется. Все, что они не возьмут, мы продадим.

Он говорил об этом как об уже случившемся: едва началось землетрясение, он уже знал, что его песенка спета и разрушается весь его бизнес. Содрогание земных пластов перевернуло воздвигнутое им здание собственного успеха, стерев его в порошок.

– И как мы будем жить? Это ты себе представляешь?

– Займем денег у друзей, я думаю. Не знаю, Сара. Давай будем решать, когда все произойдет. Прямо сейчас, сегодня, у нас все хорошо. Никто не придет за мной, пока не ликвидируют эти завалы. Посмотрим, что будет на следующей неделе.

Но Сара уже не могла думать иначе, чем в трагических красках. Все эти махинации, которые проделывал Сет… Ими он поставил их жизнь в рискованное положение – самым худшим из возможных вариантов.

– Думаешь, они могут забрать наш дом? – Она вдруг ощутила панический ужас, обведя глазами комнату. Этот дом принадлежал ей. Ей не нужен был такой дорогой дом, но это было то место, где они сейчас жили, куда она принесла своих новорожденных крошек… Перспектива потерять все это пугала ее. С минуты на минуту их могли оставить без средств к существованию, если Сета арестуют и осудят. От одной этой мысли она впала в отчаяние. Ей придется искать работу и жилье. А где будет Сет? В тюрьме? Еще несколько часов тому назад единственное, что ее беспокоило, это живы ли дети, спаслись ли они, не обрушился ли на них дом. И вдруг после всего, в чем признался Сет, все, что действительно теперь принадлежало им, были только их дети. А дом и правда разрушился. А она четыре года была замужем за незнакомым человеком. Он был отцом ее детей. Она любила его и доверяла ему.

Все эти мысли кружились в ее мозгу без остановки. Она начала плакать еще сильнее. Сет попытался обнять ее, но она отстранилась. Она не могла понять, кто он ей в эти минуты – родной человек или враг…

– Я люблю тебя, детка, – сказал он тихо, когда она с удивлением взглянула на него.

– Как ты можешь такое говорить? Я тоже тебя люблю, но посмотри, что ты с нами сделал. Не только с собой и со мной, но и с нашими детьми. Нас могут выбросить на улицу. А ты можешь оказаться в тюрьме.

Именно так, скорее всего, и будет, подумала она.

– Может быть, все еще обойдется, – попробовал он разуверить ее, но она его просто не слышала. Она слишком хорошо знала правила Комитета, чтобы поверить той ерунде, которую он ей сейчас пытался втереть. Над ним нависла ужасная опасность ареста и отправки в тюрьму. Они оба понимали, что если это произойдет, то вместе с арестом уйдет и их жизнь. Они уже никогда не будут жить так, как сейчас.

– Что нам делать? – спросила она прерывистым голосом, совершенно потерянная. Трудно было узнать в ней ту молодую гламурную кошечку, которая была на благотворительном вечере. Это была просто насмерть перепуганная женщина. Поверх вечернего платья на ней был свитер, ноги босые, она сидела на кровати и плакала – подросток, чей мир в одночасье рухнул. И это только что произошло стараниями ее мужа.

Она распустила волосы, и они темным водопадом упали на ее плечи. Сейчас она выглядела вдвое моложе. Она сидела и смотрела на Сета. Да, ее предали. Раньше это чувство было ей незнакомо. Сет украл у них ту счастливую жизнь, которую сам же устроил. Вор. Предатель и вор. И предал он ее не из-за того, что отнял у нее дорогую жизнь. А из-за того, что отнял чувство надежности и веры в любимого человека. Ту надежность, на которую она рассчитывала.

– Мне кажется, единственное, что нам остается, это ждать, – спокойно повторил Сет, подойдя к окну. Они с Сарой словно поменялись ролями – она была в панике, он же – спокоен, как, вероятно, бывает спокоен преступник, осужденный на казнь. Все. Край. Внизу бушевали пожары, и в утреннем солнечном свете он видел разрушенные соседние дома. Их дом был цел, но… изрядно пострадал… Было много поваленных деревьев, причудливо накренившись, свисали балконы, валялись сорванные с крыш трубы. Вокруг бродили люди. Но никто из них не был так потрясен, как рыдающая в спальне Сара. Их с Сетом привычная жизнь потерпела крах, а может быть, и пришел конец их браку, а конкретные события, лишь вопрос времени.

Глава 4

В ту ночь Мелани долго пробыла на улице рядом с отелем «Ритц-Карлтон». У нее не было медицинских знаний, таких, как у сестры Мэри Магдален, но она деятельно присутствовала на месте происшествия, помогая людям всем, чем могла: нашла двум потерявшимся девочкам их обезумевшую от беспокойства маму, привела спасателей к груде камней, откуда слышались стоны, кого-то просто утешила, успокоила – сердечное теплое слово и простая поддержка очень много значат для человека в такую минуту, когда неожиданность случившегося и растерянность лишают возможности быстро принять решение и оценить ситуацию. Но вот помочь раненым она не могла почти ничем. Один из ее музыкантов какое-то время был с ней, но потом его энтузиазм угас, и он почел для себя за благо отправиться в предоставленное всем потерпевшим убежище, полагая, что его миссия исчерпала себя. Другие из свиты пришли к этому выводу раньше. Так что никто из ее многочисленного окружения не остался подле нее. На ней все еще было рваное концертное платье, туфли на невероятной платформе, в которых она выступала на сцене, и пиджак Эверета Карсона – уже порядком потрепанный, пыльный и в пятнах крови тех несчастных, кому она помогала. Но он весьма ее выручил, этот пиджак, сейчас, на улице, без крыши над головой, даже без учета того, что платье на ней порвалось.

Почувствовав, что устала, она поискала глазами, куда бы присесть, и тут ее окликнул какой-то пожарный из тех, что расчищали дорогу, – они сделали коротенький перерыв, чтобы съесть по пончику и выпить горячего кофе из походного термоса. Мелани с готовностью присела к ним на заднюю ступеньку машины и взяла протянутый ей наполненный пластиковый стаканчик. Но что тут началось! Пожарные узнали ее и пришли в восторг, что сама Мелани Фри не погнушалась побаловаться кофейком в их компании, глотая вместе с кофе известковую пыль. Поболтать с пожарными оказалось прелюбопытно, они наперебой стали рассказывать ей подробности, как они спасали людей, из каких передряг их вытаскивали. Но более всего заинтересовала их она.

– Ну как это, быть Мелани Фри? – спросил самый молоденький из пожарных. Родился он в Сан-Франциско и вырос в округе Мишин. Отец его был копом, так же как и два его брата. Сестры его повыходили замуж сразу, как окончили колледж. Мелани была невероятно далека от их жизни, но в своем нынешнем непрезентабельном облике казалась этому парнишке обычной девчонкой.

– Большей частью мне это нравится, – призналась она. – А иногда – тягомотина. Как арестант: работаешь, работаешь… жуткое напряжение, особенно когда концерты даем. И журналисты донимают, как кровососы…

Они рассмеялись. Мелани потянулась еще за одним пончиком. Тот пожарный, что задал ей этот вопрос, был лет двадцати двух, но у него уже было трое своих ребятишек. По лицу его расплылась зависть – эх, надо же, а вот его жизнь не идет ни в какое сравнение с ее жизнью, хотя он любит свою жену и детей.

– А ты? Нравится тебе то, что ты делаешь? – спросила его Мелани.

– Ну да. Чаще всего. Особенно в такие ночи, как эта. По гроб жизни ее не забыть. Реально понимаешь, что делаешь что-то важное, спасаешь жизни. Бывает, конечно, что в тебя запускают пивную бутылку или стреляют в упор в Бей-Вью, когда ты появляешься там, чтобы потушить пожар, который они сами же и учинили. Но ведь не всегда же… Чаще мне нравится быть пожарным.

– Пожарные – крутые ребята, – кивнула Мелани и усмехнулась: она не могла припомнить, когда ей было позволено умять два пончика один за другим. Мать бы убила ее сейчас, если б увидела. Она строго бдит, чтобы Мелани не слезала с диеты, хотя сама не отказывает себе ни в чем вкусненьком. В эти мгновения Мелани была счастлива – сидит, болтает с ребятами, трескает пончики… Свобода!

– Это ты обалденно крутая, – бросил ей более взрослый пожарный. Он только что четыре часа вытаскивал застрявших в лифте людей. Для всех эта ночь была бесконечно длинной. Мелани помахала рукой тем девчонкам, которым она нашла их маму, они как раз проходили мимо, торопясь пробраться среди камней в убежище за два квартала отсюда – мама приостановилась поблагодарить ее и замерла как вкопанная, узнав в этой растрепе, что-то самозабвенно жующей, звезду эстрады.