— Не бойся дорогая, это я, Деклан. Я не хотел тебя будить, но твой синяк выглядит припухшим и болезненным, поэтому я решил приложить лед, — тихо прошептал Деклан, укладывая пакет со льдом на мою щеку.

Я смотрю на него во все глаза, пока он нежно заботится обо мне и ощупывает ушибленную сторону.

— Ты в порядке?

— Немного сонная, — бормочу я, пытаясь сесть. — Ты одержим, — поддразниваю я его, улыбаясь.

Деклан издает тихий рык, когда простынь спадает до талии, обнажая мою грудь. Я сажусь и натягиваю ее выше.

— Никогда не прячь свое тело, оно прекрасно. Ты красива.

— А что тогда говорить о тебе? Ты ожидаешь от меня, чтобы я была голой, когда сам полностью одет! — я шутливо злюсь и слабо улыбаюсь. Бросая пакет со льдом на подушку, он поднимается на ноги и становится рядом с кроватью, смотря на меня сверху вниз.

— Ты хочешь, чтобы я разделся?

Я киваю в ответ, закусывая нижнюю губу.

Он все также смотрит на меня и говорит:

— Тогда раздень меня.

— Теперь ты не только развратный, ты еще и ужасно надоедливый.

— Не лги, тебе это ужасно нравится, — заявляет он мне с дьявольской усмешкой.

— Мм… может быть, и да.

— Скажи мне это. Скажи, что тебе нравится, — властно настаивает он.

— Нет, — пищу я и начинаю хохотать.

— Никогда не говори мне «нет», — парирует он строгим голосом.

— Нет, — повторяю я снова и подмигиваю.

Он забирается на кровать и ложится на меня, сексуально и властно заявляя:

— Плохая девочка.

— Да что ты? А я думала, я очень даже хорошая.

— Только тогда, когда ты меня хорошо слушаешь, — отвечает он тягучим голосом и ложится рядом со мной. — Иди ближе ко мне. Обними меня крепко.

И я делаю в точности так, как он мне говорит, оборачиваю руки вокруг него и цепляюсь крепко за него ногами, в то время как он крепко стискивает меня в объятиях.

— Мне так нравится чувствовать, когда ты меня так обнимаешь, — говорит он и тяжело вздыхает, вздрагивая всем телом.

— Так?

— Ты так прижимаешься ко мне, как будто хочешь меня. Мне это очень нравится.

— Ты думаешь, что я хочу тебя?

— К сожалению, я не могу понять, чего ты хочешь, — выдыхает он. — Я ненавижу это признавать, но не могу разобрать, о чем ты думаешь. Что за мысли в твоей красивой головке.

Я не отвечаю ему на его слова, и так мы и лежим, крепко прижимаясь друг к другу в течение некоторого времени, затем он разбивает тишину словами:

— Что ты скрываешь от меня, Нина?

— А что, похоже, что я что-то от тебя скрываю? — подразниваю я его, когда спрашиваю это, лежа обнаженной рядом с ним.

С невозмутимым видом он поднимает руку и нежно кладет ее на уровне моего сердца, говоря еле слышно:

— Ты скрываешь от меня его.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что время от времени я могу чувствовать и видеть яркие проблески того, что ты скрываешь от меня в своем сердце. Несмотря на всю боль внутри него, ты позволяла хоть раз отпустить себе свои истинные чувства? Ты выпускала ее наружу, твою боль?

— Почему ты считаешь, что все должны чувствовать боль? — тихо шепчу я. — Показывая свою уязвимость, мы обнажаем душевную слабость.

— Нина, прими это. Люди слабые, и это уже давно доказано. Все могут быть слабыми в разные моменты своей жизни, это не страшно.

— Но я… я не желаю быть слабой.

— Ты только человек, — говорит он, четко проговаривая каждое слово. — Твое сердце и душа истекают кровью от боли, но ты стойко терпишь это и прячешь.

— А что насчет тебя? Тебе нравится контролировать почти каждый аспект твоей жизни. Ты бы не вел себя таким образом, если бы не хотел что-то спрятать и скрыть от остальных.

— Ты права, — охотно признает Деклан. — Мне нужно все контролировать, чтобы уметь справляться с болью. Но поверь мне, в данный момент, когда я говорю тебе это, я ощущаю эту боль каждой частичкой тела, но я могу с ней справиться.

Мы молчим в течение нескольких минут, затем он произносит слова, которые нажимают мне на больную мозоль, на то, что я пыталась всегда скрыть:

— Ты скучаешь по своим родителям?

И каждая частичка внутри меня устремляется к воспоминаниям о моем отце.

— Да, — шепчу я приглушенно, когда боль от потери отца, оттого, что он не со мной, отдается в моей груди. Когда слезы начинают мучительно обжигать щеки, и нос закладывает, я закрываю глаза. Деклан все видит.

— Открой глаза.

Но я не знаю, как это сделать.

Я все еще продолжаю держать их закрытыми, говоря ему честно:

— Ты хочешь, чтобы я открыла тебе свою боль, но я не знаю, как это сделать, — и когда я открываю глаза, слезы беспрерывно начинают бежать по щекам.

— Ты все правильно сейчас делаешь.

Проводя пальцами по своим влажным щекам, я говорю ему озлобленно:

— Это слабость. Слезы — слабость. Я слабая.

Он обхватывает ладонями мое лицо и говорит мне:

— Это… и есть сила, — говорит он, перед тем как захватить языком мои капельки боли, которые скатываются по моим щекам. Я хватаю его за запястья, потому что в этот момент он прижимается своим лбом к моему. Я чувствую себя отвратительно, как будто я использую Деклана для того, чтобы испытать комфорт, которого у меня никогда не было до этого момента. Он помогает мне не так, как Пик, и мне это нравится. Приятно. Я чувствую умиротворение. Я прекрасно знаю, что мое время с Декланом скоро подойдет к концу, поэтому я хочу взять от него как можно больше. И я делаю непривычные для себя вещи, я тянусь к его футболке и стягиваю ее, бросая на пол. Он берет мое лицо своими большими ладонями и держит меня, смотря мне в глаза. И в данный момент, могу поклясться памятью отца, Деклан видит все сквозь меня.

Я начинаю расстегивать его джинсы, и наконец, раздеваю его полностью. Он прижимается своей щекой, покрытой щетиной, к моей груди и потирается ею о соски, лаская твердые вершинки языком, втягивает в жаркую глубину рта, посасывая их. Я чувствую каждую его ласку у меня между ног.

Его прикосновения очень нежные, не похожие на ту власть, что он любит мне показывать. Я нуждаюсь в его нежности. Поэтому запускаю пальцы в его густые волосы, поднимая его голову, и говорю ему:

— Не связывай меня. Не в этот раз.

Он почти всегда ограничивал меня в движении и не позволял касаться себя, поэтому, когда он спокойно мне кивает, я немного удивлена — я ожидала сопротивления. Это впервые, когда он позволяет мне прикасаться к нему во время секса, в этот хрупкий момент нашего счастья, я позволяю себе дерзость касаться его подтянутого тела. Наши движения неспешные, он проводит ладонью по моим плавным изгибам, наслаждаясь мягкостью тела под его ладонями.

Когда он располагается между ног, он берет в руку твердый член и проводит головкой между влажными складочками, распространяя жар.

— Я хочу заставить твое сердце забиться с новой силой, — бормочет он мне в губы, когда резко входит во всю длину, заполняя меня. Его движения размеренные и неспешные, он трахает меня медленно, глубоко толкаясь. Нет споров, нет напряжения. Просто мы двое, Нина и Деклан, любим друг друга.

— Открой глаза, соединись со мной.

Я делаю так, как он говорит. Деклан не отводит от меня взгляда. Я никогда не чувствовала его настолько реально, так близко, как в этот самый момент. Я чувствую, как всё внутри меня собирается в тугой узел, я не должна это чувствовать, но это происходит. Я не должна быть настолько чувствительной, когда провожу руками по его бицепсам, линиям сильных рук. Я не должна, не должна чувствовать предательское наслаждение, которое нарастает внутри меня. Я не должна была позволить этому случиться. Что я наделала? Я потерялась в собственных фантазиях, мне нужно вернуть все те чувства назад, отстраниться от него. Я ощущаю, как эмоции внутри меня ведут напряженную борьбу. Я не должна чувствовать.

Я повторяю, как мантру: «Не должна, не должна чувствовать».

Ты не должна чувствовать.

— О, боже, — я постанываю, не сдерживая себя.

— Отпусти себя, позволь нам раствориться друг в друге, — настаивает он, когда берет мою руку в свою и переплетает наши пальцы, и яркие вспышки света начинают взрываться у меня перед глазами. Оборачивая свободную руку вокруг него, я не отпускаю его, только крепче прижимаю к себе, когда начинаю извиваться от экстаза; наслаждение взрывается во мне. Когда я смотрю на него, замечаю выражение его лица, он все еще медленно двигается во мне, но вдруг отстраняется от меня.

— Что ты делаешь? — обеспокоенно спрашиваю я его, прекрасно зная, что он не кончил.

Он располагается на мне, упираясь локтями с двух сторон от моего лица.

— Почему? — выдыхаю я не свойственным мне шепотом.

— Потому что это была ты, истинная ты.

Не позволяй себе чувствовать.

Не позволяй себе чувствовать.

Все те слова, которые я хотела выпалить ему, словно по щелчку пальцев исчезают, в груди становится тяжело. Горло стягивает, становится труднее дышать. Я знаю, он видит мое состояние, поэтому нежно сжимает мою руку, которую все еще держит в своих руках, и говорит:

— Не закрывайся, не прячься, все хорошо. Если тебе нужно поплакать, плачь.

Как только он произносит эти слова, слезы, которые я так долго прятала и сдерживала, вырываются наружу, градом катятся по щекам; эмоции обнажены. Он ложится рядом со мной, аккуратно разворачивая меня лицом к себе, не выпуская моей руки, пока я не растворяюсь в тепле его кожи. Мы остаемся в кровати большую часть утра. Затем Деклан готовит нам поздний завтрак, пока я принимаю душ и одеваюсь. Запах яичницы витает в воздухе, когда я появляюсь на кухне и подхожу к Деклану, который стоит у плиты.

— Вкусно пахнет, — говорю я, останавливаясь возле него, и наблюдаю, как он перемешивает омлет с помидорами и шпинатом.

— Голодна?

— Умираю от голода, — отвечаю я, прежде чем он наклоняется и страстно целует меня, проникая языком в мой рот. Он не прекращает трахать мой рот, пока не начинает пахнуть подгоревшими яйцами.

— Черт, — говорит он, убирая сковородку с плиты. Это вызывает у меня смех. Затем я отстраняюсь и начинаю открывать шкафчик за шкафчиком. — Что ищешь?

— Кружку.

Он подходит к одному из шкафов, открывает дверку и достает мне кружку, говоря:

— Кофе в кофейнике.

— Спасибо, но по утрам я предпочитаю чай.

Он улыбается и включает чайник. Пока я жду, когда он закипит, замечаю сумочку, которую оставила в коридоре на столике, и, вытаскивая телефон, вижу два пропущенных вызова от Беннетта. Когда я считаю время, понимаю, что у него примерно восемь вечера. Для меня нехарактерно пропускать его звонки, но с этим новым поворотом событий, мой разум где-то витает.

Понимая, что мне надо позвонить ему, я возвращаюсь на кухню с телефоном в руке.

— Мне надо позвонить. Не возражаешь, если я отлучусь? — осторожно спрашиваю я, боясь нарушить наше спокойствие.

— Конечно. Мой кабинет — следующая дверь по коридору, — тут же отвечает он, показывая в сторону своей спальни.

— Спасибо, я ненадолго.

Вхожу в его кабинет. Он почти такой же большой, как спальня, с огромными книжными полками из дерева, которые выстроены у стены и достают до потолка. Его стол стоит посреди комнаты. Величественная часть красного дерева сопровождается кожаным креслом. Я не сажусь за его стол, вместо этого направляюсь к кожаному дивану, который стоит около книжных полок, и сажусь на него. Я вдыхаю мускусный запах кожи и осматриваюсь. Все в этой комнате пропитано мужественностью Деклана.

Я быстро нажимаю на экран телефона и звоню Беннетту. Он тут же поднимает трубку со словами:

— Дорогая, я волновался.

— Прости. Мой телефон лежал в сумке на беззвучном режиме.

— Что делала все утро?

— Работала над статьей, — лгу я. — Я заперлась в кабинете и потеряла счет времени. Прости, я пропустила твои звонки и заставила волноваться.

— Не надо извиняться. Все в порядке. Я просто скучаю по тебе, вот и все, — говорит он нежно, даже не подвергая сомнению мои слова. Осознание того, как легко я дурачу обоих мужчин, вызывает у меня улыбку, и я возвращаю ему его нежность. — Я тоже скучаю по тебе. Расскажи мне, как прошел твой день.

— Я должен был уволить пару мужчин из проекта. Это было трудно.

— Что произошло?

— Подрядчики не входили в крайние сроки из-за оплошностей в технических требованиях, и еще разная куча проблем, которые я не хочу обсуждать, — объясняет он, в его голосе отчетливо слышно расстройство и усталость.

— Жаль, что я не с тобой. И сожалею, что у тебя был такой сложный день. Я могу сделать что-нибудь отсюда, чтобы помочь тебе?