Ксения Беленкова - Вьюга юности

– Не знаю, – отмахнулась Саша и зачерпнула ладонью увесистый ком снега. – Получай снежок!

– Аналогично! – Никита запустил в Сашу мягкий комок.

– Может, ты уже философом хочешь быть? – очередной снежок достиг цели.

– Я хотел бы ветром быть и над землей лететь к солнцу в снега… – запел Никита, подражая манере Сюткина.

А потом снял шапку и стряхнул с нее снег: волосы разлетелись по лбу, отчего вид у Никиты стал жутко озорной. Пел он хорошо, ничего не скажешь. И сам был хорош – Саша невольно залюбовалась. Все у Никиты выходило к месту и так здорово, что хоть плачь от зависти. Он опять был рядом – прямой ясный взор, улыбка, румяные щеки, придающие взрослому лицу ту детскость, которая так ему шла. Сейчас Саше казалось, что захоти Никита и правда стать ветром – у него бы это с легкостью вышло…

Зато таким, как она, приходилось корпеть над каждым новым достижением до потери сил. На физкультуре Саша, как ни старалась, не могла ни разу подтянуться на руках, и канат также оставался неприступным. Формулы, теоремы, химические реакции – просто мозговой штурм! Да и за сочинения ее все чаще ругали: мол, не видит сути, слишком много внимания уделяет мелочам. Мама обычно лишь вздыхала, видя мучающуюся над уроками дочь. А папа подбадривал: «Трудись, Сашка! Именно труд сделал из обезьяны человека!» Тогда Саша думала: «Почему же труд сделал человека из обезьяны, а не из муравья – эти братцы трудятся с утра до ночи не покладая лап. И что?»

– О чем размышляешь? – Никита отряхивал задумавшуюся Сашу от снежков.

– О муравьях.

– Чего? – выпучился он.

– Думаю, почему по дарвиновской теории мы произошли от обезьян, а не от муравьев?

– Ну даешь, – засмеялся Никита. – Нет, вы с Димкой точно родственные души! Думал, только его такие штуки могут интересовать. Хотя про эволюцию могу рассказать вот что…

– Не надо, – Саша прикрыла ему ладонью рот. – Давай, кто быстрее до того дерева?

И они побежали. Саша впереди, а Никита за ней, специально, чуть отставая, чтобы продлить удовольствие. И уже перед загаданным деревом он сгреб Сашу в охапку и повалил на снег. Они упали в сугроб и смеялись так громко, что с рябины разлетелась стайка синиц. Птицы рассыпались желтыми теннисными шариками по голубому небу, а грозди рябины покачивались над снегом, и зима вдруг стала яркой, красочной.

Саша лежала на снегу, раскинув руки, смотрела на синиц и вдруг подумала, что очень давно вот так не разглядывала птиц. Когда она была маленькой, то могла подолгу наблюдать за тем, как они гребут крыльями по небу. Бабушка с дедом часто водили ее на набережную, где они часами топали вдоль берега Москва-реки. Саше становилось скучно идти между колен у взрослых и шпынять ногами камушки, тогда она начинала разглядывать птиц, что носились над водой. Птицы все летали и летали над рекой, но делать все равно было нечего, и Саша следила за ними, маясь от скуки. И вот сейчас впервые она вспоминала о том времени с грустью – хорошо тогда было, спокойно. Она лежала на снегу, смотрела на синиц, и за какую-то минуту перед ее глазами пронеслись все эти нескончаемо длинные детские прогулки…

– Опять задумалась?

Саша не ответила. Возможно, Димке она и рассказала бы про детство и птиц, гребущих крыльями по небу. И про то, как порой в одну минуту укладываются долгие часы. Никита все равно не поймет этого или же начнет сыпать какими-нибудь сложными формулами. Чему там равняется время в физике? Да какая разница… Разве объяснишь Никите, что иногда пять синиц могут равняться десяткам или даже сотням чернокрылых птиц?

– Птички полетели, – шепнула Саша, указывая в небо.

Но там уже не было синиц, лишь гроздья рябины застыли в безветрии.

– Ты вчера с Димкой гуляла? – спросил вдруг Никита, будто читая Сашины мысли.

– Гуляла! – Она упрямо посмотрела на Никиту. – А что?

И тут случилось то, чего Саша и ждала, и одновременно боялась – Никита быстро приблизил лицо и прикоснулся холодными губами к Сашиным губам, обдавая их жаром своего дыхания. Тогда пропали все птицы, закружилась рябина, и вся зима канула в Сашину бесконечность – за закрытые глаза. Но теперь что-то было не так, как раньше. Саша чувствовала себя не на своем месте, будто пыталась протащить в эту зиму прошлое лето. Но оно вовсе не хотело возвращаться. Вместо мягких трав их окружал колючий снег. Саше стало зябко. И тут же ледяной волной внутри прокатила тайна, и возник страшный вопрос: вдруг именно Никита и есть ее брат? Что, если так? И сторож-пес сразу же ощетинился, зарычал. Саша со всей силы оттолкнула Никиту от себя, вырвалась из сугроба и бросилась прочь. Ноги плохо слушались, но она бежала все дальше и дальше. Ошеломленный Никита что-то кричал ей вслед, но Саша не слышала ничего кроме биения своего сердца. Как бой новогодних курантов, оно стучало «бом-бом-бом»…

Дома Саша сразу закрылась в своей комнате, не вышла к обеду и все сидела перед окном. Она час за часом смотрела на птиц, которые несли на крыльях облака, и к вечеру все небо укрыла тонкая перина.

– Саша, у тебя все в порядке? – стучалась к ней бабушка.

– Угу, бабуль, просто не выспалась…

– Кнопка, ты жива? – спрашивал дядя Миша.

– Ага, читаю…

Только вечером Саша потихоньку выскользнула из комнаты. Она осторожно пробралась к буфету и завернула в салфетку парочку бабушкиных ватрушек с творогом. Потом достала из холодильника кефир и налила в чашку. Так и оставшись незамеченной, Саша притащила все это на подносе к себе. В доме было непривычно тихо, лишь легкий скрип половых досок проводил ее до ее комнаты. Разговаривать с близкими Саше пока совсем не хотелось.

Столько всего сразу свалилось на нее в эти каникулы. А прогулка с Никитой принесла лишь новые переживания. И зачем он притащил на Новый год эту крашеную красотку? Почему же день за днем ей приходится так страдать? Подлая ревность обгрызала ее чувства, как огонь съедает фитиль свечи, оплавляя воск. Казалось, скоро от любви и не останется ничего. Но Саше страшно было отпускать ее, чтобы не остаться с пустым сердцем. Это одиночество казалось ей еще хуже, чем прежнее. Тогда она была одна только снаружи, теперь же сиротела и внутри. Еще не оправившись после разговора с Павлом Львовичем, Саша терпела новую потерю. И трудно было сказать, что ощущалось острее.

Воспоминания о художнике сразу навели на мысли о маме. Ее обман до сих пор никак не укладывался в голове, и Саша специально отгоняла от себя подобные размышления. Уж лучше она сосредоточится на том, как раскрыть эту тайну, чем будет копаться в ее причинах. Павел Львович ушел от ответов, но Саша пообещала себе вернуться и задать свои вопросы вновь. Лишь только немного разберется в себе: надо было все как следует обдумать и решить, что же делать дальше?..

За окном повисла темнота, и Саша смотрела в нее, ища ответ. Ей казалось, что эта ночь никогда не закончится. И всегда внутри будут жить этот страх и боль…

Саша взяла простой карандаш и написала на салфетке несколько строк.

Крадется снег по улицам

В кромешной тишине,

И эта ночь забудется,

Заблудится во мне…

А потом, не перечитывая, смяла салфетку и засунула в пустую чашку из-под кефира. После чего залезла в кровать, нырнула под одеяло и крепко заснула…

Никогда Саша так и не узнала, что же снилось ей той ночью.

В половине десятого утра по дому разнесся телефонный звон. Трескотня и монотонное жужжание старенького аппарата просочились в каждый уголок дома. Трубку взяла бабушка. Саша лежала, смотрела в потолок и вслушивалась в ее разговор с тетей Катей.

– Ну какие ботинки в такую рань, Кать? – спрашивала бабушка. – Твой Димка жениться, что ли, собрался?

Саша навострила уши, но бабушка лишь смеялась и повторяла: «Ага-ага, все с вами ясно!» Потом послышался щелчок трубки, и бабушка отправилась будить Мишу.

– Просыпайся, друг, – стучала она в дверь. – Надо в Дом культуры штиблеты отнести.

Но из комнаты доносилось лишь мычание и чавканье – точно молодой бык дорвался до свежей травы. Отчаявшись дождаться вразумительной реакции, бабушка переключилась на Сашу. И зависла возле ее комнаты.

– Сашуль, спишь? – задала она самый странный на свете вопрос.

– Угу.

– Сгоняй в Дом культуры, а? – Бабушка игнорировала Сашин ответ. – Кате для спектакля ботинки нужны. У меня спину прихватило, а Мишку никак добудиться не могу.

Пришлось Саше вылезать из теплого логова и выполнять поручение – нельзя же было отказать бабушке. А по дому уже разносились ароматные запахи горячих тостов и цукатов, которые бабушка делала из апельсиновых и мандариновых корок, что в новогодние праздники накапливались дома в избытке. Лакомство у нее получалось – пальчики оближешь! Надо сказать, забавная вещь – эти цукаты. Сладость и горечь перемешиваются, создавая этот необычный, неповторимый вкус, который Саша так сильно любила. Жуется цукат долго, но его сладость не приторная, а лишь достаточная для того, чтобы превратить горчинку в достоинство.

А ситуация с ботинками оказалась довольно забавной. Бабушка впихивала сонной внучке завтрак на скорую руку и, посмеиваясь, рассказывала:

– В нашем театре при Доме культуры все каникулы идет постановка «Кот в сапогах». Билеты давно распроданы, а одно из действующих лиц – паж – не явился сегодня на спектакль. Представляешь, даже не отвечает на звонки: видимо, праздники взяли верх над артистом. Вот наша Катя и придумала заменить пажа на единственного безотказного человека – своего Димку. Слов у пажа почти нет, да и спектакль Димка видел много раз. – Бабушка не могла сдержать смех. – И вот обрядили его в костюм пажа, да только ботинки артиста не подходят – малы оказались. Стали искать, и вышло, что обуви сорок пятого размера и подходящего вида нигде не найти. Тут-то шустрая Катя и вспомнила про нашего Мишу – нога-то у него здоровая, да и ботинки с выпускного остались. В самый раз для пажа.

Саша представила Димку в костюме пажа и рассмеялась вслед за бабушкой, от сонливости не осталось и следа.

– А когда начало спектакля? – спросила она, отхлебывая кофе.

– Через час. Так что ты не томи, – бабушка достала из шкафа огромную коробку обуви. – Заодно нашего «Кота в сапогах» глянешь – симпатичная постановка.

После завтрака бабушка выдала Саше обувную коробку и поспешно выставила внучку за дверь. Сама же засобиралась к соседке за лекарством от ревматизма, что подруга варила из трав по собственному рецепту. В поликлинику бабушку все равно было не загнать.

Саша отправилась в Дом культуры. Она несла через Истру тяжелые ботинки сорок пятого размера и почему-то размышляла о том, какой же все-таки размер ноги у Никиты? Выходит, теперь она знает о Димке больше, чем о его брате. И тут воображаемый скотч под Сашиными пальцами вдруг остановился – вот оно, место, где можно отслоить ленту. Порыв ветра понес снег снизу вверх: зачерпнул горсть с сугроба и бросил в небо. Ошеломленная догадкой Саша смотрела сквозь снег на зимний город и спрашивала себя – кому же еще воспитывать ее брата, как не тете Кате? Во всей Истре не сыскать другого человека, которому мама смогла бы доверить своего ребенка! Двое мальчишек, что с детства были рядом, можно сказать – они все воспитывались в одной семье, как родные. Никита и Димка – такие близкие и знакомые, такие далекие и таинственные. Теперь Саша точно знала – разгадка обязательно должна быть спрятана в одном из этих парней! Только вот – кто же из них ее брат? Совершенно очевидно, что он должен быть старше ее – ведь родители вели разговор о взрослом человеке. Скорее всего, отца своего сына мама встретила еще до папы. Никита был старше Саши на два года, Димка – на год. Все сходилось! Но кто же? Кто?..

Невозможно представить, что могло заставить маму расстаться с собственным сыном и отдать его на воспитание лучшей подруге? Вероятно, из-за того, что тетя Катя была старше мамы на целых четыре года и лучше воспитала бы раннего ребенка? Маму же, в отличие от Миши, всегда манила столица – а покрутись в ней с ребенком на руках, попробуй!.. Но сейчас Саше совсем не хотелось размышлять о маме – ее мысли без остатка заняли эти ребята. Всю дорогу она играла в воображаемую считалочку: «Вышел месяц из тумана, вынул брата из кармана»… И каждый раз из тумана выскакивал то Никита, то Димка. Пришло время узнать правду…

С этими мыслями полная решимости Саша подошла к Дому культуры. В помещении театра была такая суета, что на миг ей пришлось забыть обо всем. Шумная компания резвых детей чуть не сшибла Сашу с ног, но тетя Катя ловко выхватила ее еще у входа и повела за сцену. Там давно томился в ожидании Димка. При параде, одетый в костюм пажа, но с босыми ногами, он выглядел ужасно комично. Саша не выдержала и прыснула от смеха. Димка залился краской и, сопя, начал втискивать крупные ноги в Мишины ботинки.