– Ты подумай, – хлопотала вокруг сына тетя Катя. – У этого охламона ни одних пристойных ботинок нет – отказывается носить, и все тут! Но не могу же я выпустить на сцену пажа в кроссовках или мартинсах. И в кого же у Димки такая нога вымахала, не пойму…

– Теть Кать, мне надо с вами поговорить, – шепнула ей Саша.

– Сейчас, сейчас, – отмахнулась было тетя Катя. – У тебя что-то серьезное?

– Очень серьезное! – настаивала Саша.

– Подожди чуток…

Тетя Катя вертелась от одной декорации к другой, как Сашин карандаш между пальцами – казалось, вот-вот растворится в воздухе.


Спектакль начался. Зрители затихли на местах, свет упал на сцену. Тетя Катя пристроила Сашу на первый ряд, сама же пошла по залу, проверить обстановку. На соседнем месте оказался довольно суетливый паренек. Он все время ерзал и визгливо спрашивал маму:

– Ну скоро уже начнется? Ну скоро?

Мама скорее всего давно устала отвечать на его вопросы и лишь кивала головой. Когда на сцене появились актеры, мальчишка не смог сдержать ликования. Он захихикал, начал подпрыгивать над креслом, даже пару раз захлопал в ладоши. Зрители вокруг зашипели на него, призывая успокоиться. И Саша почувствовала себя в долине змей, даже поежилась, будто кто-то с заднего ряда мог ненароком ужалить ее. Мама паренька засмущалась и попыталась утихомирить резвого сына: тот на время успокаивался, но потом снова стал выскакивать вверх, как непослушная батарейка, что не хочет занимать положенное место возле пружины…

Придя в кино или театр, Саша часто наблюдала не за представлением, а за зрителями. Порой это было куда интереснее и занимательнее. И всегда она думала: когда же люди настоящие – в обычной жизни или перед театральной сценой, экраном кинотеатра?

Однажды на фильме «Похороните меня за плинтусом» Саша сидела рядом с супружеской парой. Женщина не отнимала платка от глаз – так сопереживала героям. Казалось, эта дама такая нежная и чуткая натура, что Саше даже стало неловко рядом с ней, но заплакать никак не получалось. Муж этой сердобольной женщины, наоборот, казался субъектом на редкость черствым. Он ни разу не прослезился: даже когда мальчишка в фильме воссоединился с матерью – этому мужчине определенно было все равно. Зато его жена разразилась бурными рыданиями. Но только погас экран и зажегся свет, как эта пара открылась совсем с другой стороны. Все еще всхлипывая, расчувствовавшаяся дамочка отдавила ноги всем, кто оказался рядом, и вовсе не побеспокоилась извиниться – куда такой возвышенной натуре до чьих-то потоптанных ступней. Зато ее муж тихо шел следом, нес ее одежду и все время извинялся, если задевал кого-то. Потом он пропустил вперед одну рыдающую старушку, а его жена уже вопила из прохода:

– Где же ты застрял, черт тебя дери!

Кажется, при этом дамочка порвала рукав куртки стоящего рядом мужчины. Завязалась нешуточная перепалка. И Саше впервые за киносеанс действительно захотелось плакать.

Вот и сейчас, когда Димка гордо краснел со сцены, Сашу больше всего почему-то интересовал непоседливый мальчишка-сосед. Хотя пора уже было заняться более важным делом. Спектакль, сцена за сценой, перелистывал старую сказку, но для Саши сейчас важнее всего было прервать другое представление: то, что разыгрывалось всю ее жизнь. Ждать больше нечего – настала пора сбросить маски. Она тихонько вышла из зала, увлекая за собой недовольную тетю Катю. Мальчишка сосед в очередной раз взорвался неожиданным смехом и овациями – наверное, его мама должна была уже накачать мышцы правой руки, раз за разом усаживая сына на место…


– Что за серьезный разговор? – Тетя Катя тревожно нахмурилась.

Они сидели в тесной гримерной комнате. Их окружали костюмы, зеркала и тумбы с разбросанными по поверхности пудреницами, кисточками, помадами и париками. Но Саше некогда было осматриваться, она решила не юлить и сразу перейти к делу – слишком уж долго шла к этому разговору. Собравшись с духом, Саша выпалила:

– Тетя Катя, я знаю, что один из ваших сыновей – мой брат. То есть хочу сказать, что один из ваших сыновей вовсе не ваш сын, а мамин…

Теперь брови тети Кати взлетели вверх, она даже хохотнула:

– Кто чей сын? Что за индийский сериал?

Тогда Саше пришлось призвать на помощь все свое красноречие, но все равно потребовалось не меньше пятнадцати минут для того, чтобы тете Кате стала ясна суть всей этой запутанной истории. Саша размахивала руками, вскакивала со стула, потом снова садилась, то замолкала, то частила словами. В конце концов, поняв, что к чему, тетя Катя пресекла эту бурную тираду:

– Уверяю тебя, и Никита, и Димка только мои сыновья и ничьи больше! – Она даже раскраснелась от обиды. – Я носила их под сердцем по девять месяцев каждого! А ты говоришь – усыновила…

Саша вмиг замолчала и тоже покраснела, только уже от стыда – неужели она ошиблась? Вот так глупо, повинуясь внезапному порыву, вывалила на близкого человека свои подозрения. Точно утренняя метель пробралась в голову, смешав и запорошив все мысли. Тетя Катя была искренне удивлена и обижена таким заявлением. Теперь она хмуро уставилась в окно и о чем-то размышляла. Прошло несколько очень тихих минут, прежде чем Саша решилась извиниться.

– Простите. – Она попыталась заглянуть тете Кате в глаза. – Я просто не могу предположить, кто еще может быть моим братом?..

Тетя Катя рассеянно закивала.

– Ничего, ничего, – скороговоркой произнесла она. – А ты точно не придумала эту историю про старшего брата?

Саша сжала губы и отрицательно замотала головой – мол, никакой ошибки тут нет.

– Но как же так! – сокрушалась тетя Катя. – Я знаю твою маму практически с рождения. Мне казалось, мы обо всем рассказывали друг другу, делились самым сокровенным. Вся ее жизнь проходила на моих глазах…

– Вся-вся-вся? – Саша надеялась обнаружить хоть маленькую зацепку.

– Конечно! Хотя… – Тетя Катя потирала пальцами виски. – Хотя было около полугода, когда мы расставались…

Саша замерла. По выражению лица тети Кати было понятно – она сопоставляет какие-то факты – глаза бегали, будто ища опоры.

– Расскажите мне про эти полгода! Прошу, расскажите! – отчаянно взывала Саша. – Мне это очень-очень важно! Я не уйду отсюда, пока не расскажете!

Тетя Катя встала со стула и начала мерить широкими шагами узкую комнатушку, а потом, будто приняв важное решение, сказала:

– Я могу рассказать только то, что знаю, не больше. И то лишь потому, что боюсь отпускать тебя с такой суматохой на душе. Жаль, твоей мамы сейчас нет рядом, – тетя Катя глубоко вздохнула и погрузилась в воспоминания. – Это было в тот год, когда не стало твоего деда. Вашей семье пришлось тогда очень нелегко. И бабушка, и мама места себе не находили. Но жизнь продолжалась – чтобы как-то развеяться, они уехали на все лето отдыхать в Крым. Мы с твоей мамой регулярно переписывались, она рассказывала про жаркие дни и теплые южные ночи, про то, как семья потихоньку привыкает к новой жизни. И про то, что ее мама, оказывается, была в положении. Отец ушел, оставив им взамен другого человека – своего сына. В Истру они вернулись лишь в конце октября. Вместе с новорожденным Мишей…

– И сколько же тогда было маме? – Саша пыталась вспомнить год смерти деда и разницу в возрасте мамы и Миши.

– Всего лишь пятнадцать, – пожала плечами тетя Катя и почему-то всхлипнула. – Она тогда усердно наверстывала первую четверть восьмого класса. А я помогала, как могла. Вместе мы радостно нянчили Мишу. Ее брата…

Саше показалось, что вся эта маленькая гримерная, весь этот разговор – лишь странный сон. Факты сталкивались и разлетались в разные стороны, точно бильярдные шары. Только вокруг были не сон и не игра – это жизнь сводила счеты со своими жильцами. И выходило так, что ее братом скорее всего был тот, на кого она и подумать не могла…

– Выходит, Миша не дядя мне, а брат?

– Ой, не знаю, девочка моя. Не знаю. – Тетя Катя была в смятении. – Тебе надо об этом с мамой поговорить, а не со мной.

– С мамой я не могу! – выкрикнула Саша. – Она не хочет со мной разговаривать!

Тогда тетя Катя обняла ее мягко и ласково, и Саша почувствовала себя завернутой в теплые перины. Они сидели минуту за минутой, и каждая думала о своем. Тетя Катя о том, как она любит своих сыновей. А Саша о том, что бы она сделала, появись у нее сейчас, в пятнадцать, ребенок…

– Только не делай поспешных выводов, – шепнула тетя Катя, когда Саша немного успокоилась. – Все как-нибудь разрешится. Поговори пока с бабушкой, что ли. Но не думай, что я выпущу тебя отсюда до конца спектакля. Посиди тихонько, остынь. А потом Димка проводит тебя домой.

Но как можно было остыть, если все нутро жгло от этих загадок? Будто бы огненный шар катался от желудка к горлу, от чего хотелось кашлять и пить. Влив в себя несколько стаканов воды, Саша стала переваривать свой огненный шар – внутри все бурлило и кипело. А в висках прыгали слова: «Никита не мой брат! Никита не мой брат!» Но и это не приносило радости. Обманутая любовь не откликалась, молчала. Неужели от нее уже ничего не осталось?..


Когда за стеной утих шум аплодисментов, в гримерку вихрем влетел Димка. Еще бледный от страха, но уже радостный от того, что спектакль успешно завершился, он козлом скакал по комнате, пытаясь в междометиях выразить впечатления от спектакля и своей первой роли:

– Вот так история! Черт возьми! Я – шасть, а он – мяу-мяу! Ну и ну! Забабахали таки! Эх! – Потом проскакал еще раз от окна до двери и прикончил тираду ликующим. – Ха!

Саша смотрела на него и почему-то думала: «А все-таки жаль, что Димка не мой брат».

– Переодевайся и проводи Сашу домой. – Тетя Катя гордо потрепала сына по голове. – Поможешь донести обратно те лыжи, что у тебя на ногах.

Только тут Димка заметил примостившуюся в уголке Сашу. Застыв, он молча закивал головой – междометия закончились.


Как только Саша и Димка вышли из Дома культуры, к ним подскочил тот самый суетливый мальчишка, что весь спектакль прыгал с кресла.

– Паж! Паж! – продолжал подскоки вокруг новоявленного артиста паренек. – Дяденька паж, дайте автограф!

Саша не смогла сдержать улыбку – обращение «дяденька» никак не вязалось с образом Димки. Хотя, наверное, мальчишке лет семи он и вправду казался совсем взрослым. Пока Димка нехотя, со стеснением, выполнял просьбу парнишки и расписывался на его программке, Саша все думала – а зачем нужны все эти автографы? Она никогда не понимала: кому это надо охотиться за чьим-то росчерком? Известным людям и шагу не ступить из-за этой привычки любителей автографов обзаводиться чужими письменами. Или это такая форма взаимной зависимости, когда одни непременно хотят унести чью-то подпись, а другим – кровь из носа, как надо черкануть пару строк на долгую память. Вот так встретятся два чужих человека, чтобы разойтись через миг, и лишь молниеносный росчерк протянет ниточку между их судьбами. Бездушный немой росчерк. Только вот Димка, очевидно, еще не испытывал жажды оставлять следы в чьей-то жизни – очень ему было неловко. Зато парнишка возрадовался, будто эта роспись сулила ему несметные богатства. Ликуя, он понесся к матери:

– Мне дяденька паж подписку дал! – размахивал он программкой. – Бабушка мне за нее чипсов купит: она такие собирает!

Мама недовольно взяла его за руку и поволокла за собой. Мальчишка размахивал программкой, как флагом, и, кажется, уже начал изображать коронованного Маркиза Карабаса. А Димка стоял раскрасневшийся и смущенный, неловко поглядывая на подругу. «Ему бы радоваться и задирать нос, – думала Саша, – а он стесняется. Нет, ну почему же он не мой брат?» Таким родным и близким был он сейчас…


Всю дорогу до дома Саша и Димка молчали. А город обступал их старенькими домами, провожал ухабистыми дорогами и посыпал редкой крошкой снега. Саша все больше смотрела под ноги, поэтому не видела, как Димка несколько раз, словно рыба, открывал и закрывал рот, но так и не произнес ни слова. Вид у него при этом был сразу и смешной, и грустный. Саша же шла рядом, молчала и думала о том, что иногда можно толком не смотреть на человека и не слушать его, но при этом ощущать – рядом друг. С Димкой было очень спокойно и не страшно поскользнуться на ледяной дороге – все равно подхватит. Все-таки он был мировой парень и, наверное, никогда не стал бы встречаться с какой-нибудь напыщенной девчонкой типа Никитиной Светки. Вот так, без слов, в мыслях друг о друге ребята подошли к дому.

– Я зайду? – робко спросил Димка.

– В другой раз, ладно? – Сейчас у Саши были совсем другие планы.

– Понял. Надоел уже, да? С Никитой гулять, наверное, веселее…

Димка вручил Саше коробку, развернулся и, не дожидаясь оправданий, двинулся прочь. Саша смотрела ему вслед, а долговязая фигура Димки с каждым шагом становилась все меньше и меньше, будто врастая в землю. И снова Саше вспомнились и Затерянный колодец, и Павел Львович, а потом все события последних дней закружились перед глазами – тогда она зажмурилась и провалилась в свою бесконечность…