— Я не знаю, смогу ли это сделать, — еле слышно прошептала она. — Меня начинает тошнить только от одного вида крови.

Я посмотрел на нее с недоумением. Она брезговала, а это мне было нужно меньше всего, да и у меня не было времени на все это дерьмо.

— Тебе придется выкинуть из головы все эти глупости, — сказал я ей. — И сделать это прямо сейчас, потому что если тебя вырвет, ты потеряешь жидкость, необходимую для твоего организма. А если ты потеряешь жидкость, ты умрешь.

— Ты меня пугаешь.

— Я просто констатирую факты, — оскалился я. — А теперь иди сюда и зашей мне рану.

Я не собирался давать ей время для раздумий или ненужных сомнений. Мне нужно было сделать это сейчас, прежде чем эта долбаная рана опять начнет кровоточить. Она глубоко вдохнула, будто пытаясь подготовить себя, и затем подошла ближе ко мне. Я аккуратно взял хирургическую нить, завязал на кончике узелок и потом передал ей оба предмета: нить и хирургическую изогнутую иглу. Я убрал со лба марлю, пропитанную кровью, и она задержала дыхание, прикрыв рот рукой.

— Даже, бл*дь, не думай об этом, — прорычал я, глядя ей в глаза. Она задержала свой взгляд на мне еще на пару секунд, затем медленно кивнула. — Просто не думай об этом. Представь, что ты играешь в швею с одной из своих кукол, хорошо?

— Хорошо, — прошептала она.

Я сел перед ней по-турецки, а она встала на колени, чтобы у нее был более удобный доступ к моей ране. Она, оказывается, достаточно высокая — выше, чем я думал. Я глубоко и размеренно задышал, мысленно подготавливая себя к боли и к тому, чтобы не быть слишком банальным, рассматривая ее аппетитные молочные холмики, которые находились прямо перед моими глазами. Я мог видеть только соблазнительную мягкую верхнюю часть ее груди, но все равно ее сиськи смотрелись чертовски совершенными.

Она резко проткнула кожу иглой, и я постарался не закричать от боли. Это не сработало, но определенно отвлекло от ее идеальных сисек.

— Оу, черт!

— Прости! — воскликнула она.

— Просто сделай уже это! — огрызнулся я.

Она успела воткнуть иглу в кожу больше двух раз перед тем, как наш плот ударила огромная волна и бросила ее ко мне на колени с иглой в руках, которой она чуть не проделала мне дырку в черепе.

— Какого хрена! — закричал я, резко отталкивая ее от себя. Она была легкая, как пушинка, я резким толчком отбросил ее в противоположную сторону плота, где ее тело отскочило от плотно натянутой тканевой стенки.

— Прости меня! — она закричала еще раз.

— Святое дерьмо, сучка! — проорал я. — Ты могла выколоть мне глаз!

— Я не смогла удержать ее! — закричала она. — Я не хотела!

Я немного отдышался, чтобы собраться с силами. Я знал, она не хотела причинить мне боль, и к тому же совсем не просто делать это в раскачивающемся плоту, стоя на коленях. Я простонал, вытирая кровяное пятно на голове, и лег на спину. Я взглянул на противоположную сторону плота, где она вжалась от меня в стену.

— Вот, черт… попробуй еще раз, — потребовал я.

— Нет, — проговорила она. — Ты даже не собираешься называть меня по имени и потом ждешь от меня помощи.

— Может, ты меня плохо расслышала, — прошипел я. — Заботиться о моей жизни в твоих же интересах. Помогая мне, ты сохраняешь жизнь себе.

— Ты не умрешь от такой маленькой раны, — сердито бросила мне она. — Я не наивная дурочка.

— Я не имею в виду то, дурочка ты или нет, — сказал я. — Если перенестись к тебе домой, в твой уютный особнячок, то этот порез абсолютно не опасен. Но здесь, без антибиотиков, он может быть моим смертельным приговором. Ты хочешь рискнуть моей жизнью и своей?

Она сидела в том же положении около минуты, просто глядя на меня, возможно, пытаясь разобраться, вру я или нет. Я пару раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, но я был слишком напряжен, чтобы расслабиться, к тому же теперь у меня разболелась голова. Наконец, она неуверенно придвинулась ко мне, как будто я собирался ее укусить. Сделав еще четыре шва, она закончила возиться с моей головой.

— Мне нужно что-то, чем я смогу обрезать нитку.

— У меня есть, — ответил я, вытаскивая складной нож из кармана на поясе. Протянув руку, я нащупал нить и быстро срезал конец. Поцеловав лезвие ножа, я сложил его и спрятал обратно.

— Зачем ты это сделал?

— Сделал что?

— Ну… поцеловал нож?

— Это мой счастливый нож, — пробормотал я.

— Почему он счастливый?

Я вздохнул. У меня точно не было желания обсуждать это дерьмо. Может, если я ей намекну, что это немного бестактно лезть в чужие дела, она поймет и прекратит задавать свои дурацкие вопросы.

— Потому что меня порезали этим ножом, и я не умер. Кажется, мне чертовски повезло.

Она изучала меня на протяжении нескольких долгих минут, потом взглянула на мою руку и спину.

— Большой у тебя шрам на спине?

Я вздрогнул.

— Да.

— Он от этого ножа?

— Да.

— Как так получилось?

— Я порезался, когда брился, — глумился я, затем вздохнул. Я реально был серьезно напряжен. В нормальных обстоятельствах я не был таким саркастичным мудаком. Во всяком случае, не настолько. — А сама-то как думаешь? Кто-то, черт побери, порезал меня.

— Накладывали швы?

Я должен был рассмеяться над этим. Я имею в виду, семнадцатидюймовый шрам на два дюйма пересекает мой правый трицепс, и еще на пятнадцать дюймов заходит на спину.

— Сто двенадцать внутренних, только чтобы зашить мышцу внутри, — сказал я. — Еще сто сорок семь — сшить кожу.

— Было больно?

— Нет. Я, в самом деле, мазохист, так что мне, мать твою, очень понравилось это. Как ты сама-то думаешь?

— Я имею в виду швы. Было больно, когда их снимали?

— Конечно, было адски больно, — я недоверчиво покачал головой. — В моей коже были нитки. В рану попала инфекция, так что было очень забавно снимать их.

— А что случилось с человеком, который сделал это?

— Ну, давай-ка подумаем, — начал я, используя самый язвительный тон, — принимая во внимание, что он порезал меня, и я все-таки выжил, что, бл*дь, думаешь, произошло с ним?

— Его посадили в тюрьму?

— Он отправился в гребаный морг.

— Ты сказал это только, чтобы напугать меня?

— Нет, — ответил я. — Я сказал это, чтобы заткнуть тебя.

Это сработало, правда, ненадолго. Хотя ее молчание не помогало, потому что мне по-прежнему было жарко, я был возбужден, раздражен и хотел пить так же сильно, как и подрочить — а это только первый день. Я притворился заинтересованным какими-то инструкциями по выживанию, которые валялись в одном из мешков. В основном в них говорилось о дерьмовом здравом смысле. Если бы вы уже не знали большинство из того, что там написано, вы никогда бы не добрались до прочтения этих гребаных инструкций.

Потом она вновь начала свои расспросы.

— Ты всегда был моряком? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Я купил «Дар» только пару лет назад.

— Что это название означает?

— «Дар»? — спросил я. Она кивнула. — Это жертва богу или что-то типа того. Что-то связанное с верой. Джон Пол назвал так. Он говорил, что мы жертвуем себя морю или какую-то подобную чепуху.

— Чем ты занимался до того, как стал моряком?

Вот именно эту тему лучше всего избегать.

— Да ни чем.

— Ты должен же был что-то делать.

— Не обязательно.

— Ну, ты же должен был где-то работать, чтобы позволить себе купить лодку, так?

— Это — шхуна. Или была ей. Лодки маленькие, а размер, черт побери, имеет значение.

Она от удивления раскрыла рот, опустила взгляд на свои коленки и нервно сжала пальцы. Как будто у моего члена были долбаные уши, он решил, что должен подтвердить мою точку зрения о размере. Мне пришлось немного передвинуться, чтобы он не был таким заметным. Как, мать твою, я собрался выжить с этой раздражающей, чертовски сексуальной сучкой, которую я одновременно хотел убить и трахнуть?

Мне, правда, очень нужно расслабиться.

— Тогда ты должен был где-то взять деньги на шхуну, — наконец сказала она, когда легкая отметка от зубов на ее полной нижней губе начала исчезать. — Ты унаследовал ее?

— Нет, я ни хрена не унаследовал, — ответил я, сдерживая смех. — Чтобы что-то унаследовать у тебя должна быть семья.

— Ох, — произнесла она. — Мне жаль.

Она выглядела такой раскаивающейся, что я решил, по крайне мере, рассказать ей хоть какую-то малость. Это лучше, чем она начнет задавать вопросы о моей проклятой семейке.

— Я был бойцом, — сказал я, не смотря на нее.

— Как в боксе?

— Типа того.

— Мой отец постоянно смотрел бокс, — задумчиво сказала она. — Он мог увидеть тебя по телевизору?

— Я очень сомневаюсь в этом, — ответил я. И больше ничего не сказал. Я не упустил то, что об отце она сказала в прошлом времени, но не собирался спрашивать у нее о нем.

— Что случилось с ними?

— С кем?

— С твоей семьей.

Зашибись, она все-таки дошла до этого. Я почувствовал, что все мышцы в моем теле напряглись. Я не говорил о моем прошлом ни с единой гребаной живой душой. Я даже не говорил об этом дерьме с Джоном Полом, а он был большой частью всего этого. Мои руки сжались в кулаки, и я закрыл глаза на секунду, прежде чем вновь посмотреть на нее.

— Ты задаешь слишком много вопросов, которые никак тебя не касаются.

Вместо того чтобы сжаться в комочек, как она делала раньше каждый раз, когда я огрызался, она положила руки на бедра, при этом ее глаза потемнели, а взгляд стал колючим.

— Я совершила какое-то серьезное преступление? — выплюнула она мне.

— Я уже говорил тебе, — ответил ей. — Я чертовски напряжен.

— Может, я могу чем-то помочь тебе? — спросила она. — Или ты так и будешь постоянно орать на меня?

Вот. Я больше не мог сдерживать свой характер.

— Ага, есть кое-что, что ты можешь сделать, — холодно произнес я, уставившись на нее. — Подойди ко мне и отсоси. Это, вероятно, ослабило бы немного уровень моей напряженности, особенно, если ты возьмешь поглубже.

Ага, знаю. Я тоже не мог поверить, что сказал это.

Выражение ее глаз подсказало мне, что, несмотря на нашу разницу в размерах, я был по уши в дерьме.

В конце концов мне не очень-то и нужно было расслабиться.


3 глава

Остроумие

Я наблюдал за тем, как ее глаза сначала расширились, а потом сузились. Ее челюсть напряглась, когда она сжала зубы. Не отрывая от меня глаз, она встала на колени и медленно направилась в мою сторону. Если бы я был полным идиотом и абсолютно ничего не знал о женщинах, то, возможно, был бы настолько глуп, чтобы подумать, что она собирается принять мое… хм… предложение. Но я не был идиотом и точно знал, когда кто-то собирался меня ударить.

Она на коленях пересекла четыре фута между нами и остановилась прямо передо мной. Замахнулась и ударила меня по лицу. Это и в самом деле было немного больно.

— Не смей разговаривать со мной подобным образом, — прорычала она. — Меня не волнует, кто ты такой, и не волнует, как много ты знаешь о выживании — не смей так со мной разговаривать. Я не сделала ничего, за исключением того, что пыталась помочь тебе, и ты не сделал ничего, но ведешь себя как полный ублюдок.

Не говоря ни слова, она выхватила инструкцию по выживанию из моих рук и повернулась ко мне спиной. Поскольку я, безусловно, был полным ублюдком, следующие слова вырвались из моего рта, прежде чем я смог одуматься и остановить их.

— Неужели ты и в правду думаешь, что сделала мне больно?

Она повернула голову в сторону и посмотрела через плечо. Я проследил за ее взглядом, направленным на входное отверстие прямо перед ней, до того как она двинулась в его сторону. Оглянувшись на мгновение, она схватила кружку, которую я ей дал ранее. Рукой высунула кружку из отверстия, а затем вернула внутрь, наполнив морской водой. Я сузил глаза, когда она повернулась ко мне, подвинулась ближе и выплеснула воду в мое лицо.

— Бл*дь!

Я достаточно быстро закрыл глаза, обезопасив их, но соленая вода попала на недавно зашитую рану на лбу и чертовски жгла. Девушка кинула в меня чашку, которая ударилась об мою грудь, затем упала около моих коленей.

— Теперь доволен? — спросила она. — Или ты хочешь, чтобы я придумала что-то более креативное?

Я посмотрел на девушку и попытался очистить свою рану от соли. Не особо преуспев в этом деле, я снова посмотрел на Рейн, так как в этом был хорош. Она проигнорировала меня, яростно листая страницы небольшой инструкции по выживанию.