Вирджиния Браун - Вызов страсти

– Вы посылали за мной, милорд?

– Ты не здороваешься с девушкой, Роберт? – звенящим голосом спросил герцог, указывая на трех человек на скамье. – Она ждет тебя.

– Я ее не знаю, – твердо ответил Роберт, повернув голову и внимательно вглядевшись в Элспет темными глазами. – Зачем ей ждать меня?

– Значит, ты спишь со столькими девушками, что даже не можешь их всех запомнить? – Лорд Ги хлопнул по столу огромной ручищей. – Я отдал приказ, чтобы здесь, на земле саксов, не было незаконнорожденных детей, однако обнаруживаю, что мой собственный сын отказывается повиноваться мне! – Покраснев от гнева и сердито ворча, лорд Ги встал с кресла и жестом указал на Элспет. – Ты даже не соблаговолил взглянуть на темноволосого сына, которого произвел на свет? Он же твоя копия! Господи! – Лорд Ги с отвращением фыркнул. – Лучше бы я тебя, а не Джона отдал на службу церкви!

Роберт застыл с маской холодного безразличия на лице. Эта сцена многократно разыгрывалась прежде при различных обстоятельствах, но всегда оканчивалась одним и тем же. Гнев отца не смягчится, если Роберт будет все отрицать, да и какой в этом смысл? Для девушки нет никакой разницы, она знает только, что того Бофора, который спал с ней, звали Роберт. Лицо точно такое же, и лишь Роберт и Джон знали, что за Робертом нет вины, но Джон никогда в этом не признается. Всегда бывало так: Джон, его неотличимый брат-близнец, совершал черное дело и получал удовольствие, а ни в чем не повинный Роберт получал наказание – для него это были многочисленные порки кнутом и вечера без ужина. У лорда Ги было три сына и одна дочь. Самый старший, Гэвин наследовал саксонские земли, отданные лорду де Бофору Вильгельмом. Роберт в свое время получит саксонскую собственность, принадлежащую его матери, а Джона ожидала служба на благо церкви, и он отчаянно возражал против этого. Джон не делал секрета из того, что мечтает о землях и богатстве, доставшихся его брату-близнецу.

– Злая шутка судьбы сделала меня третьим сыном, из-за того что я опоздал всего на несколько минут, – часто недовольно бурчал он.

Но Роберт не стал ничего говорить, а, глядя на разъяренного отца, готовился к тому, что его ожидало. Герцог гораздо суровее обходился с собственными сыновьями, чем обошелся бы с сыновьями других, ожидая от своих детей немедленного и безоговорочного повиновения. Взяв из рук девушки спящего ребенка, лорд Ги поднес его к самому носу Роберта.

– Взгляни на ребенка, – приказал он, скривившись от негодования. – Ты можешь отказаться от него?

Роберт безразлично взглянул на незаконного сына своего брата. Невозможно было отрицать, что в нем течет кровь Бофоров. Темные волосы и ямочка на подбородке не оставляли в этом сомнения, да и такой смуглой кожи у саксов не бывало.

– Я не отрицаю, что у него черты Бофоров, – осторожно ответил Роберт. – Но разве это доказывает, что он мой?

– Девушка сказала, что он твой. – Лорд Бофор обернулся к Элспет. – Это отец вашего ребенка? Говорите сейчас правду или пожалеете, что солгали.

Потеплевшими глазами Элспет мгновение смотрела на Роберта. Она любила его и считала себя самой счастливой из женщин, когда он, случайно встретившись с ней у колодца, захотел ее. Она не могла отрицать, что с самого первого раза отдавалась ему добровольно.

– Я вернула вам золото, Роберт, но скоро наступит зима, а мне нужно кормить его, – тихо, с мольбой в голосе заговорила Элспет, протянув к Роберту руку, чтобы показать, что понимает его. – Ведь вы бы не хотели, чтобы ваш ребенок голодал?

– Нет, я не хотел бы, чтобы голодал ни ваш, ни чей-либо другой ребенок. – Тень набежала на лицо Роберта. – Нужно выплатить вам содержание. Полагаю, вы именно за этим пришли сюда? – Приподняв черную бровь, он вопросительно взглянул на Элспет.

– Да, – шепнула она, наклонив голову. Роберт вел себя так холодно и безразлично, словно она была незнакомкой, которую он до этого никогда не видел.

– Значит, содержание будет выплачено. – В голосе Роберта зазвенели решительные нотки, и он, скрестив руки на груди, спокойно встретил взгляд отца.

– Хорошо, что мы одинаково смотрим на это, – саркастически заметил герцог. – Ослушавшись меня, ты по крайней мере готов выполнить свой долг.

– Долг Бофоров следить, чтобы их незаконнорожденные дети не оставались без заботы, независимо от того, кто их отец, – равнодушно пожал плечами Роберт.

– Запишите, чтобы девушке заплатили, – усмехнувшись, обратился к секретарю лорд де Бофор, – и платили ежегодно на сретенье. Мальчик будет публично признан ребенком Бофоров.

– Платить из денег лорда Роберта? – спросил секретарь, скривив тонкие губы в предвкушении того, как разлетится эта новость по коридорам замка.

– Да, из его денег, – буркнул герцог, протягивая Элспет ее сына. – А теперь все оставьте нас!

Они молча встали, и, прежде чем закрыть за собой дверь, Элспет бросила последний взгляд на Роберта. В этот момент лорд де Бофор взялся за рукоятку лежавшего на столе тонкого сплетенного из кожи кнута, которым обычно погоняют лошадей. Не было произнесено ни слова, но Роберт знал, что последует, и собрался с силами. С поющим звуком кнут рассек воздух, обвился вокруг плеч Роберта и, разрезав материал куртки, как будто его там и не было, оставил на теле юноши кровавую полосу. Удар за ударом посыпались на его сжавшееся тело, за свирепым свистом кнута следовало обжигающее прикосновение. Роберту казалось, что все его тело охвачено огнем. Уклоняясь от кнута, он отступил назад и, защищаясь, прикрыл руками лицо, но рука лорда де Бофора продолжала подниматься и опускаться. Герцог не мог простить сына и не собирался останавливаться, пока Роберт не попросит пощады или не упадет на холодный каменный пол. Наконец Роберт опустился на одно колено, его бриджи и куртка превратились в лохмотья, кровь, выступавшая из длинных ран, разбрызгивалась по полу, мучительная боль волнами накатывала на него, однако он не просил пощады, а, крепко стиснув зубы, сдерживал стон. Но удушливый серый туман обморока окутал его, и он упал на пол. Лорд де Бофор замер, опустив руку, и со слезами на глазах смотрел на распростертого на полу сына. Из всех сыновей Роберт был самым многообещающим, и он был любимцем герцога. Возможно, именно поэтому лорд Ги был с ним строже, чем с остальными, и больше расстраивался, когда парень вел себя глупо или неосмотрительно, но что-то неуправляемое и безрассудное в характере Роберта подчас заставляло его идти против воли отца. Лорд де Бофор вытер рукой глаза и, не в силах видеть окровавленный кнут, отшвырнул его к дальней стене комнаты, решив, что поговорит с Робертом через несколько дней, когда тот оправится от ран.

– Лорд Роберт, – тихий заботливый голос вывел юношу из бессознательного состояния. Роберт пошевелился и не смог сдержать стон. – Лорд Роберт, – снова окликнул его голос.

На этот раз Роберт открыл один глаз и увидел Ричарда, своего мальчика-слугу, смотревшего на него широко раскрытыми и полными сострадания глазами. Сжав зубы, Роберт попытался встать на ноги, но все его мышцы завопили от мучительной боли.

– Да, старый лорд отделал вас, – с мрачным видом вздохнул Ричард. – Будь он проклят!

– Попридержи язык, – одернул его Роберт; даже говорить ему было больно. – Не смей так отзываться о моем отце и своем хозяине. – Поморщившись от боли, он прислонился к стене. У него в сердце не было обиды на отца, Роберт знал: отец сделал то, что считал правильным, и в подобных обстоятельствах снова поступит так же. Но Роберт решил, что больше не позволит брату делать из него козла отпущения, вскоре придет день, когда Джон узнает силу его гнева. Между отцом и Джоном всегда существовали трения; Джона возмущало, что его близнец ближе всех к отцу, и только нежелание Роберта ухудшать и без того натянутые отношения между братом и лордом Ги заставляло его так долго терпеть.

Роберт слегка покачнулся и, вытянув для равновесия руку, попытался сделать шаг. Раны от кнута, на которых запеклась кровь, сковывали его движения, но Роберт был крепким, и раны скоро заживут, только нужно их быстрее обработать.

– Ричард, помоги мне подняться по черной лестнице, – тихо попросил Роберт и, принимая помощь своего слуги, оперся на плечо хрупкого юноши, чтобы преодолеть лестницу.

К тому времени как они добрались до покоев Роберта, он совсем ослаб и был близок к тому, чтобы снова провалиться в серый туман.

– Милорд, – Ричард подхватил Роберта, споткнувшегося на пороге открытой двери, – послать за хирургом?

– Нет, – начал Роберт, отрицательно качнув головой, но его перебил довольный, насмешливый голос:

– Ты поранился, брат?

Роберт поднял голову и, прищурив темные глаза, взглянул на Джона, который с кривой ухмылкой на губах стоял у противоположной стены комнаты, положив руку на рукоять меча. Лицо Джона ничем не отличалось от лица Роберта, и казалось, Роберт смотрится в зеркало. Но стоило приглядеться повнимательнее, и можно было без труда уловить разницу между братьями. Во взгляде Джона всегда сквозил цинизм, а губы постоянно кривились в насмешливой или издевательской улыбке. Сейчас его глаза угрожающе поблескивали. Слуга предусмотрительно попятился и, не желая становиться между братьями, остался за порогом открытой двери.

– Тебе, Джон, известно, как я поранился, – усмехнулся Роберт и оперся о стол. – Значит, ты все еще продолжаешь называться моим именем, когда соблазняешь девушек? Ты не чувствуешь себя мужчиной настолько, чтобы нести ответственность за свои поступки? – У него сжались кулаки, и он пожалел, что после расправы отца так слаб и беспомощен. Отвратительный смех Джона привел его в негодование, и Роберт нашел в себе силы отодвинуться от стола.

– Бедный Роберт, – с издевкой усмехнулся Джон, склонив набок голову и раскачиваясь на каблуках. – Ты опять оказался не в том месте в нужное время? Клянусь, брат, у тебя вошло в привычку совершать благородные поступки!

– С этим покончено, Джон. Никогда больше я не буду отвечать за то, чего не делал. С этого дня ты сам будешь получать награды за свои поступки. И если пропасть между тобой и отцом станет шире, это только твое дело.

– Вот как? – Джон подошел ближе и с руки, державшей меч, отбросил за плечо полу синего бархатного плаща, так что серебряные нити отделки блеснули на солнце, светившем в открытые окна. – Эта мысль доставляет тебе удовольствие, не так ли? Если бы не ты, ничто не отделяло бы меня от отца! – В гневе Джон не замечал, что у Роберта дрожит голова, и жгучие слова потоком хлынули из него. – Ты всегда стоял между нами! Роберт старше, Роберт умнее, именно Роберт будет наследником!

– Ты обвиняешь меня в том, к чему я не имею отношения, – оборвал его Роберт, – но не берешь на себя вину ни за то, что сделал сам, ни за то, что много раз не слушался отца. Ты трус, Джон, ты так и не научился отвечать за собственные поступки.

При этих словах брата Джон, застонав от ярости, отскочил назад; его меч, сверкнув в луче солнца, застал Роберта врасплох. Роберт вытянул руку, чтобы отвратить укол, но кончик меча глубоко рассек ему щеку. Брызнувшая из раны кровь закапала каменный пол и оставила темно-красные пятна на синих бриджах и куртке Джона. Некоторое время Джон смотрел на брата, пока не осознал, что напал на безоружного человека. Затем на лестнице раздались шаги, и, появившись в дверях, лорд Ги хмуро взглянул на открывшуюся ему картину. Слуга Ричард нерешительно топтался снаружи у двери, боясь мести Джона за то, что привел лорда Ги. Но ему не стоило беспокоиться, так как через несколько часов Джона и Роберта отправили в имение матери, расположенное к северу от Лондона. Именно эти земли в будущем должны были перейти к Роберту, и именно о них мечтал Джон. Как только Роберт залечил рану, его послали в Нормандию служить королю Вильгельму, и там он впоследствии получил звание рыцаря и заслужил серебряные шпоры. Прошло много лет, прежде чем братья снова встретились. За эти годы они стали безжалостными воинами, закаленными на дорогах войны. Лорд Ги, сам бывший в семье младшим сыном, сочувствовал Джону, но больше любил Роберта. «Время залечит трещину», – твердо сказал себе лорд Ги и верил, что через многие годы так и будет. Ведь теперь, когда он имел собственные земли, у него не было обиды на своего старшего брата, несмотря на то что эти земли были в новой стране, а не там, где он родился. Мужчина делает то, что он должен делать, и берет от жизни все, что она дает ему и что он может вырвать у нее собственными руками. Таков мир.

Серый замок Челтенхем стоял, как безмолвный каменный часовой, на гребне невысокого холма в южной Англии, возвышаясь над деревенскими хижинами, теснившимися внизу, в долине.

Напевая незамысловатый мотив, восемнадцатилетняя Кэтрин Челтенхем, приподняв вышитую шелковую юбку, сбежала по широкой каменной лестнице в Большой зал. Снаружи светило солнце, дул легкий ветерок, и она улыбнулась ожидавшему ее чудесному дню. За высокими стенами, окружавшими каменные и деревянные постройки, лежали просторные луга, пестревшие полевыми цветами, а леди Элизабет, болевшая уже несколько месяцев, мечтала увидеть весенние цветы, и Кэт – так ее называли в семье – решила собрать для матери душистый букет.