Наталья Нестерова - Вызов врача

— Давно хотел вас поблагодарить за неустанное обучение моего сына тайнам женской физиологии. Это новое веяние в педагогике? Упор на раннее развитие, пробуждение интереса? Объясните мне, неразумному, какого рода интерес должен испытывать мой сын, слушая разговоры о родах, абортах или, как сегодня, прошу прощения, о критических днях?

— Никто с ним об этом не говорил!

— Достаточно того, что говорили в его и остальных детей присутствии.

По лицу воспитательницы Павел понял, что стоять завтра Николеньке целый день в углу, быстро сменил тон на лилейный, широко улыбнулся:

— Дорогая Татьяна Самойловна! Ежедневно на восемь часов мы отдаем в ваши руки самое дорогое, своего ребенка. Поэтому относимся к вам со всем возможным почтением! Примите мои самые искренние в этом уверения!

«Не поцеловать ли ей ручку? — подумал Павел. — Обойдется. Во мне умер великий дипломат».

В Москву пришла долгожданная зима. Сыпал снег, пушистый, красивый, как в мультфильме. Они покатались на горке. Для ускорения процесса скатившегося Николеньку Павел подхватывал на руки и сажал на вершину горки. На десятый или двадцатый раз, когда слегка устал, а сын заявил, что он уже «накатаный», Павел посадил его на горку, их лица оказались на одном уровне.

— У меня к тебе мужской разговор, — сказал отец.

— Про женщин?

— В определенном смысле, — усмехнулся Павел. — Ты хотел бы иметь бабушку?

— Настоящую, живую?

— Полностью живую.

— У Вани есть бабушка, у Светы, у Игоря, у многих. Я тоже хочу. Она купит мне железную дорогу?

— Не исключено. Пойдем знакомиться с твоей бабушкой?

— А почему она раньше не знакомилась?

— Потому что отсутствовала.

— В тюрьме сидела?

— Нет, просто потерялась во времени и пространстве.

— Разве взрослые теряются?

— Иногда.

— А где она будет спать? В моей комната на раскладушке?

— Во-первых, не «она», а бабушка Маруся. Во-вторых, у нее, то есть у бабушки Маруси, имеется собственная квартира. Тут недалеко. Двинули? — снял Павел сына с горки. — И давай подумаем, как представимся твоей бабушке.

* * *

Мария Петровна открыла на звонок. За порогом стояли молодой человек и ребенок. Еще до того, как мальчик открыл рот, Мария Петровна узнала его. Узнала свои глаза на детском, невыносимо прекрасном личике. Сердце у Марии Петровны оборвалось, она схватилась за горло.

Николенька громко, точно стихи читал на детском утреннике, проскандировал:

— ЗДРАВСТВУЙ, БАБУШКА МАРУСЯ! Я пришел! На! — поднял он ручки. — Обнимай меня!

Мария Петровна с радостным всхлипом-стоном подхватила его, крепко прижала. Казалось, что все ей снится. Она зажмурила глаза, боялась открыть, проснуться.

— Задушишь! — стал барахтаться мальчик.

— Извини, Коленька!

— Я не Коленька, а Николенька!

— Николенька! Свет мой, радость, внучек!

— Пусти меня, раздеваться буду. У тебя конфеты есть?

— Есть. Сейчас тебя угощу. Снимай курточку, давай я расстегну.

Павел кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Позвольте представиться, Павел, муж вашей дочери. Взял на себя смелость прийти знакомиться.

Мария Петровна посмотрела на него с такой благодарностью, что Павел понял: он приобрел тещу, которая будет преданно его любить. Слова Марии Петровны подтвердили догадку:

— До конца моих дней буду за тебя молиться! И тут же забыла о Павле, поспешила за внуком, пожелавшим осмотреть квартиру.

— Где можно стоять на голове? — деловито поинтересовался Николенька в гостиной.

— Что? — не поняла Мария Петровна.

— Игорь говорит, что он у своей бабушки всегда стоит на голове. Я тоже хочу.

— Да где хочешь, там и становись! Делай, что желаешь, это твой дом! Я тоже… вместе с тобой… могу… и на голове…

Николенька забрался на диван, попрыгал, хвастаясь, «как высоко я умею». Свалился на спину и попытался сделать стойку на голове, колотил пятками по спинке дивана.

— Бабушка, ты так умеешь?

— Сейчас попробую, — полезла на диван Мария Петровна, поблагодарив Провидение, что одета в брюки.

Быстро сошлись, подумал Павел, сейчас им лучше не мешать. Попросил разрешения позвонить.

— На кухне есть телефон, — сизая от напряжения, с задранными ногами, нисколько не стеснявшаяся Павла, прогундосила Мария Петровна.

Павел набрал номер домашнего телефона, ответила Ирина.

— Мы с Николенькой немного задержимся.

— Где вы?

— По одному известному тебе адресу. Ира! Мы у твоей матери. Не представляешь, как наш сын легко спелся с бабушкой! В данный момент они дружно стоят на голове. Фигурально и натурально.

Ирина молчала.

— Ситуация горы и Магомета, — продолжил Павел. — Кто-то к кому-то должен был прийти. Злишься на меня? Поэтому и звоню, предупреждаю, чтобы шею мне не скрутила.

— Как она… вообще?

— Мария Петровна? Замечательно! Весьма энергичная дама.

— Да уж!

— Прекрасно помню, — понизил Павел голос до шепота, — ты несколько раз назвала мать старухой. Я думал, встречу старую развалину. Но оказалось…

— Берегись, она большой специалист по одурманиванию молодых людей.

— Что ты имеешь в виду?

— Потом расскажу. Павел, я нашла для нее врача.

— Для своей мамы?

— Не лови меня на слове! Сегодня я виделась с хирургом, он готов ее прооперировать.

— Задание понял! Если с честью выполню, мне зачтется, надеюсь?

— Посмотрим. Только что разговаривала с Вероникой.

— Где она?

— Дома, готовится к зачету. Психическое состояние удовлетворительное.

— Что-нибудь передать твоей маме?

— Обойдемся без приветов.

На кухню прискакали бабушка с внуком. Внук сидел у бабушки на спине, двумя руками она удерживала у себя на животе его ножки. Николенька размахивал в воздухе кортиком. «Сейчас отрежет ей ухо!» — испугался Павел. Подскочил к ним, забрал оружие, снял сына. Мария Петровна рухнула на стул.

— Разве можно ребенку это давать! — попенял Павел.

— Ста-ста-ринный кортик, — не могла отдышаться после скачек Мария Петровна. — От деда моего мужа еще… Я Николеньке подарила.

— Не по возрасту ему такие подарки!

— Хочу железную дорогу настоящую игрушечную, как у Стасика! — капризно заявил Николенька.

— Будет! — с готовностью отозвалась Мария Петровна.

— Ох, избалуете вы ребенка! — покачал головой Павел.

Мария Петровна посмотрела на него удивленно. Избаловать, это как? Разве можно в чем-то отказать этому чуду? А потом она сообразила, что угостить дорогих гостей на широкую ногу не получится. Перешла на режим жесткой экономии, сегодня в магазине накупила только дешевых продуктов.

Павел и Николенька наблюдали, как она мечет на стол из холодильника, достает банки с консервами и вареньем из шкафов. Что-то бормочет, Павлу показалось — ругается, как грузчик. И Николенька услышал. Показал на банку кильки в томатном соусе, переспросил:

— Холера тухлая? Она вкусная?

«Отрежу себе язык, — мысленно дала слово Мария Петровна, — если еще раз при ребенке выражусь!»

Через несколько минут стол был заставлен. Пастила и рыбные консервы, варенье трех видов и колбаса докторская, сыр плавленый, сухофрукты, леденцы, перья зеленого лука, икра кабачковая, кефир, сметана, творожная масса… Места на столе не осталось, но все — не то!

— Нищета казанская! — сокрушалась Мария Петровна. — И угостить вас нечем! Если б знала!

— Более чем достаточно, — успокоил Павел. — Пусть Николенька подкрепится, а мы с вами выйдем? Есть разговор.

— Да, конечно, мне тоже тебе сказать надо. Но от порога Мария Петровна бросилась обратно в кухню:

— Голова садовая! Про хлеб забыла! У меня еще пряники были… Твердые, гады… то есть жестковаты…

— Когда что-то забываешь, — пододвигая к себе пастилу и кильки, нравоучительно изрек Николенька, — надо говорить «Изольда Гавриловна».

— Запомню, — пообещала бабушка, не поинтересовавшись, откуда взялось это имя.

Она любые слова внука готова была воспринимать некритично, как откровения маленького божества. И за свою преданность была вознаграждена.

— Бабушка, ты мне нравишься! Спроси почему.

— Ах ты, мое солнышко драгоценное! Почему?

— Потому что не заставила руки перед едой мыть! Вот! — Николенька затолкнул в рот пастилу.

Муж Ирочки, Павел, не мог не интересовать Марию Петровну. Но в данный момент имелся магнит посильнее. Сидит на кухне, кушает, зайчик, ножками болтает.

— Мария Петровна открыла секретер, достала бумаги, протянула Павлу:

— Завещания. Сегодня была у нотариуса. Еще те бюрократы! Я с ними немного… поспорила. Не хотели мой вариант заверять, а я целый день писала. Стандартный, в одно предложение подсунули. Читай: завещаю все мое имущество, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось… — все по форме. Но ты и второй, мой вариант забери, тут до последней нитки барахло перечислено. Дальше, вот копия письма Марлиз, подруге моей в Париже. В письме я прошу перевести акции, которыми владею, на имя дочери. В завещаниях про акции ни слова, сам понимаешь, чтобы налогов избежать. Все государство дурят! Даже такие старые партийцы, как я. Довели!

Марии Петровне понравилось, что Павел не стал кочевряжиться, взял бумаги, свернул, положил в карман. Она метнула взгляд в сторону двери, хотелось поскорее опять оказаться рядом с внуком. Но Павел предложил сесть и выслушать его. Начал с извинений.

— Простите, Мария Петровна, что вмешиваюсь в дела интимные, связанные с вашим здоровьем.

— Сумасшедшей меня считаешь?

— Вовсе нет!

— А кто предлагал в психушке меня подлечить?

«Николай Сергеевич! — мысленно возмутился Павел. — Вот болтун, заложил!»

— Ладно! — махнула рукой Мария Петровна. — Я не в обиде. На твоем месте тоже решила бы, что человек, который боится… в общем, не хочет операцию ради жизни сделать, полный кретин и придурок. Поскольку я женского пола, то получаюсь — полная придура.

— Мария Петровна, поверьте, я уважаю ваше суверенное право распоряжаться собственной жизнью. Только хочу обратить внимание на крайний эгоизм и бесчеловечность вашего стремления к смерти.

— Какой эгоизм? Все вам оставляю!

— Вынужден напомнить, что однажды вы уже больно травмировали свою дочь, а теперь намерены сделать это во второй раз. Каково будет Ирине жить с сознанием того, что не смогла спасти мать?

— Вот ты как повернул, — задумчиво проговорила Мария Петровна.

— Здесь нечего поворачивать, факты на поверхности. Я только что разговаривал с Ириной, она нашла врача, который будет вас оперировать, встречалась с ним сегодня.

— Ирочка! Для меня хлопотала? — взволновалась Мария Петровна. — Сама?

«Лед тронулся! — подумал Павел. — Развиваем успех».

— Конечно сама. Всю Москву на ноги подняла, чтобы найти лучшего специалиста. Тут он слегка приврал для пользы дела.

— Значит, Ирочка меня… не ненавидит? Павел не собирался глубоко копать — давать оценки прошлому или анализировать в присутствии Марии Петровны нынешнее состояние Ирины, переживающей внутренний конфликт любви-ненависти к матери.

— Думаю, — уклончиво ответил он, — вам с дочерью надо больше общаться, чтобы разобраться в своих чувствах.

— Да я готова общаться с ней двадцать четыре часа в сутки!

— После операции так и получится. Кто, если не Ирина, будет за вами ухаживать? Сейчас начало декабря, к Новому году, надеюсь, вы уже поправитесь. Официально приглашаю вас на встречу двухтысячного года к нам! Разве это не прекрасно, Мария Петровна, встретить новое столетие рядом с внуком, дочерью, зятем и, — запнулся Павел, не зная, как назвать Николая Сергеевича, — и нашим дедушкой?

— Невыносимо прекрасно!

— Мария Петровна, выдам одну тайну. Мы с Ириной хотим второго ребенка.

— Правильно, молодцы!

— Но так сложилось, что главным воспитателем у нас в семье выступает Николай Сергеевич…

— Он навоспитывает! Рохля интеллигентская! А Николеньке твердая рука нужна!

«Какая у вас твердая рука, — подумал Павел, — я уже видел».

— Одного внука Николаю Сергеевичу, — продолжал Павел, — более чем достаточно, а второго дедушка точно не потянет.

— Ты хочешь сказать… что… вы бы, как бы, меня бы… — не могла подобрать от волнения слов Мария Петровна. — Допустили? Маленького нянчить?

— У нас другой бабушки нет.

Несколько минут она изумленно хлопала глазами, не в силах переварить сказочные слова Павла.

— Режьте! — воскликнула Мария Петровна. — Режьте!

— Что?

— Вырезайте из меня эту дрянь, согласна! Лучше под лампой чертовой сдохну, чем… А если выживу…

— Обязательно выживете! Звоню Ирине и говорим, что вы согласны на операцию?