— Самый настоящий, Родж, — ответила Темпест и положила голову Страйкеру на плечо.

— Не называй меня Родж! Ты же знаешь, я этого терпеть не могу!

Темпест смотрела на своих родных так, словно видела их впервые. «Почему? — думала она. — Почему Роджера нельзя называть уменьшительным именем? Эти люди выдумали себе сотни бессмысленных правил и возвели их в ранг закона. Нарушитель карается выговором; за особо тяжкие преступления полагается бойкот». Но Темпест больше не боялась наказания. Она свободна и никому не позволит помыкать собой. Она не хочет обижать родных: но ни страх, ни любовь не помешают ей вырваться из клетки, отворенной для нее Страйкером.

— А я терпеть не могу, когда меня обрывают на полуслове. Интересно, почему никто из вас даже не подумал сделать то, что первым делом сделал наш старый дворецкий, — поздравить нас и пожелать счастья?

Темпест снова обвела глазами родных, подолгу задерживаясь взглядом на каждом из них. Левой рукой она в знак молчаливой благодарности сжала руку Страйкера. На этот раз Темпест не кричала, не выходила из себя. Она была совершенно спокойна.

— Дорогая, я уверена, никто не хотел тебя обидеть, — в первый раз послышался голос Шарлотты Кинг.

— Да, конечно. Никто не хотел меня обижать — однако до сегодняшнего дня всем это прекрасно удавалось. Но отныне с этим покончено. Как и почему мы поженились — наше дело, и только наше. Что будет с нами дальше, тоже вас не касается.

— Юная леди, как вы разговариваете с матерью? Не забывай, Темпест, что мы — твоя семья!

— О вас забудешь! — горько отозвалась Темпест и, овладев собой, продолжала: — Я люблю вас всех. Но не настолько, чтобы приносить себя в жертву вашим амбициям. Я не такая, как вы. И никогда не стану похожей на вас. Я устала с вами бороться. Любите меня, но не навязывайте мне своих взглядов на жизнь!

— Темпест!

— Темп!

— Вы забываетесь, юная леди!

Промолчал один Роджер.

Страйкер молча поднялся и протянул жене руку. Они повернулись и вместе пошли к дверям. Артур сделал шаг вперед и остановился.

— Страйкер! Не можешь же ты так уйти!

Страйкер повернулся и смерил босса взглядом.

— Артур, вы не у себя в кабинете. Здесь я не подчиняюсь приказам.

Артур нахмурился, стараясь сдержать гнев. Нет, он не может потерять Страйкера. Такого начальника службы безопасности мечтают иметь едва ли не все крупные корпорации; стоит Страйкеру уволиться — и его тут же пригласят на новую работу с такой же, а то и большей зарплатой и льготами.

— Нам нужно поговорить! — Почти умоляюще Артур протянул руки к Страйкеру и дочери.

— Не здесь и не сейчас. Много лет вы, Артур, посылали меня на выручку дочери. И я спасал ее — ради вас, но прежде всего потому, что любил ее. Мне казалось, что и вы ее любите. Но сегодня я начал в этом сомневаться. — Он взглянул на Темпест — на женщину, которую выхаживал от лихорадки в джунглях, которая охраняла его сон, которая проделала с ним томительный многодневный путь, от которой он не слышал ни слова жалобы. — Темпест — моя жена, и я за нее отвечаю. И никому — слышите, никому! — я не позволю обижать ее и причинять ей боль.

Артур уже открыл рот, готовясь стереть наглеца в порошок, но в этот миг на плечо ему мягко легла рука жены.

— Так вы останетесь на обед? Наш повар приготовил любимый торт Темпест, и всем нам не терпится услышать рассказ о ваших приключениях в джунглях.

Темпест смотрела на мать, открыв рот.

— С удовольствием, — ответил за нее Страйкер и улыбнулся Шарлотте — маленькой женщине, очень похожей с Темпест, если бы не мягкий и покорный взгляд голубых глаз. Никогда прежде на его памяти Шарлотта не возражала мужу. Но может быть, он недооценил ее, и теперь у Темпест появилась союзница?


— Какая ты сегодня тихая, — заметил Страйкер, обнимая Темпест и привлекая к себе.

Они стояли в маленькой прихожей. Квартира Страйкера задумывалась как светлая и уютная; но сейчас здесь стоял тяжелый, спертый дух, а пыльные комнаты казались мрачными. Впрочем, ни Страйкер, ни Темпест этого не замечали.

— Никогда еще я не слышала, чтобы мама заступалась за меня перед отцом! — сказала Темпест и крепче прижалась к нему, словно в близости с ним черпала для себя новую силу.

— Не только ты была потрясена, — заметил Страйкер.

Темпест слегка улыбнулась:

— Это точно. У папы был такой вид, словно его клерки подняли бунт и захватили власть в правлении!

— Да и Роджер, и Лаванда выглядели не лучше.

Темпест фыркнула. Страйкер наклонился к ее губам — и его поцелуй прогнал остатки обид и тяжелых воспоминаний. Темпест отвечала ему со всей страстью, на какую была способно ее сердце.

— У нас нет постельного белья, — прошептал Страйкер, с трудом отрываясь от молодой жены.

— И не надо. — Она обхватила его за шею. — Отнеси меня в спальню!

— Я уж думал, ты никогда не попросишь!

Страйкер проснулся не сразу: сперва он почувствовал, что Темпест рядом, затем осознал, что лежит на голом матраце и что в комнате слабо гудит кондиционер. Он встал с кровати: Темпест заворочалась во сне и потянулась к нему, но Страйкер протянул ей подушку, и Темпест вполне удовлетворилась такой заменой. Рыжие волосы ее разметались; одеяло сползло, и из-под него выглядывали груди с розовыми бутонами сосков. Страйкер улыбнулся и укрыл жену одеялом. Темпест повернулась и снова крепко заснула, посапывая во сне.

Натянув брюки, Страйкер отправился на кухню. В холодильнике, как он и ожидал, царила мерзость запустения. Можно было бы позвонить в бюро услуг и нанять экономку, следящую за домом в его отсутствие, — но, увы, Страйкер вспомнил об этой возможности только в джунглях.

— Вот вечно так! — проворчал он, придвигая к себе телефонную книгу. Сегодняшний вечер Страйкер хотел отметить чем-нибудь особенным.

Заказав ужин, Страйкер вернулся в спальню. Темпест еще спала. Тогда он принялся бродить по квартире, стараясь взглянуть на свое обиталище глазами женщины. Впечатление было неутешительное: типичная холостяцкая берлога, совершенно неподходящая для семейной жизни. Позади послышался какой-то шорох; обернувшись, Страйкер увидел Темпест, закутанную в его халат.

— Что случилось? Чем ты недоволен?

Страйкер подошел к ней и поцеловал:

— Я как раз думал, что эта квартира нам не подходит. Для меня одного она годилась, но для двоих…

— Здесь не так уж плохо.

Страйкер обнял ее и усадил на диван:

— Я же вижу, что тебе не нравится! Да что там: даже номер в третьесортном отеле не сравнится с этой берлогой!

Темпест огляделась и вынуждена была, сморщив нос, признать, что Страйкер прав.

— Что ж, купим новый дом. Деньги, слава богу, для нас — не проблема. — Страйкер слегка нахмурился, и Темпест поспешно прибавила: — Я не о своих деньгах говорю, хотя, разумеется, все мое — твое.

— Знаешь, мы ведь ни разу еще об этом не говорили…

— Потому что для меня это неважно, — быстро ответила Темпест, смущенная странным выражением лица Страйкера. — Я всегда знала, что могу купить все, что продается, — но меня это никогда не волновало.

Страйкер прикрыл ей рот рукой, призывая к молчанию.

— Знаю, дорогая. Мне известно, сколько денег ты тратишь на благотворительность. И не менее хорошо известно, что роскошь тебя не привлекает. Я совсем не об этом говорю.

— А о чем же?

— Просто хочу узнать, о каком доме ты мечтаешь? Как собираешься жить? Хочешь ли детей? Как видишь, мои вопросы очень просты.

— Детей? — в глубоком изумлении повторила Темпест. Уже давно она принимала противозачаточные таблетки, и мысль о детях еще ни разу всерьез не приходила ей в голову.

— Ты думаешь, дети несовместимы с твоим стилем жизни?

Темпест вглядывалась ему в лицо, пытаясь угадать, чего же хочет он. До сих пор она верила, что ничего не боится, но сейчас ее сковал страх, и она не решилась задать прямой вопрос.

— Я об этом еще не думала, — наконец осторожно ответила она.

— Никакой спешки нет, но вопрос хорошо бы решить сейчас — ведь, не приняв решения заранее, мы не сможем подыскать себе подходящий дом.

Послышался звонок в дверь.

— Кто это к нам? — удивленно спросила Темпест.

— Ужин принесли.

Страйкер встал и пошел открывать.

Сидя в гостиной, Темпест рассеянно прислушивалась к мужским голосам в прихожей. Мысли ее крутились вокруг внезапно возникшей проблемы. Почему она никогда раньше не задумывалась о том, что значит быть замужем? Темпест вовсе не считала себя дурой: однако сейчас, похоже, она проявила себя как полная идиотка. Разве не известно ей, какое значение придает Страйкер дому и семье? Она ведь знакома и со Слейтером, и с их отцом и слышала немало историй о сумасшедшем профессоре Слоуне… Ничего удивительного, что Страйкер, выросший в семье с крепкими традициями, хочет детей. И настоящий дом. Гранитно-мраморное чудище, в котором прошли детские годы Темпест, внушило ей стойкое отвращение к собственному дому: всю самостоятельную жизнь она кочевала по отелям, не стремясь иметь даже квартиру в Америке. Она в буквальном смысле слова «жила на чемоданах».

— А теперь ты чем-то расстроена, — заметил Страйкер, втаскивая в комнату белоснежные картонные коробки.

Темпест подвинула журнальный столик на середину комнаты и убрала с него все журналы и газеты.

— Я думала о том, что ты сказал, — объяснила она, глядя, как Страйкер накрывает на стол. Из коробок неслись соблазнительные ароматы, но сейчас у Темпест пропал всякий аппетит.

Страйкер поднял глаза. На лице Темпест он прочел смущение, неуверенность — но, слава богу, никаких признаков паники. Она серьезно размышляет о будущем, но не чувствует себя загнанной в ловушку. Страйкер вздохнул с облегчением, хотя тут же мысленно выругал себя за неосторожные слова. Лучше было бы вообще подождать с этим разговором.

— И что же? — спросил он, протягивая ей тарелку.

— Я никогда раньше не думала о семье в этом смысле.

Страйкер опустил глаза и занялся сервировкой.

— Так ты не хочешь детей? — спросил он так спокойно, как только мог.

«Ну посмотри же на меня!» — мысленно молила Темпест. Но Страйкер не поднимал глаз, и ей хотелось взвыть от досады.

— Не думаю, что из меня получится хорошая мать, — ответила она нехотя.

— Почему?

— Ну, начать с того, что мне не сидится на одном месте…

— Ты будешь появляться неожиданно, привозить сыну подарки и рассказывать удивительные истории. И приносить с собой праздник.

— Но что, если он заболеет, если с ним что-то случится, если ему просто станет страшно, грустно, одиноко, а меня не будет рядом?

— Зато рядом буду я. А на случай, если и мне придется уехать, мы найдем хорошую няню.

Темпест машинально положила себе салата.

— Но это неправильно.

— Для других — может быть. Но наша семья не похожа на все прочие, не так ли? — И он с вызовом взглянул на нее.

Беспокойство в глазах Темпест сменилось растерянностью.

— Ну да…

— Значит, вопрос не в том, как заботиться о детях, а когда их заводить.

Темпест представила себе маленького Страйкера — черноволосого, черноглазого, крепко сбитого мальчугана, отважного ковбоя и защитника слабых. Представилась ей и крошечная копия ее самой — непоседа с рыжими косичками, вечно сующая нос куда не надо. Картины эти заставили ее задуматься: было в них что-то чарующее и вместе с тем пугающее.

Страйкер отложил вилку и потянулся к ней:

— Скажи мне, о чем ты думаешь?

— Я очень хочу детей! — Не меньше, чем Страйкера, эти слова удивили саму Темпест.

В ответ он поцеловал ее медленно и нежно, словно пробуя ее губы на вкус.

— Тогда нам нужен свой дом, — заметил он. — С садом, качелями и большой лужайкой.

— Так просто?

Страйкер покачал головой:

— Мы оба знаем, что так просто ничего не бывает. Но мы будем трудиться вместе. И, надеюсь, будем счастливы.

— Я не умею вести хозяйство.

— Наймем домоправительницу. — Он поцеловал ее в лоб. — Я могу себе это позволить.

— Нет, домоправительницу оплачу я. Ведь она будет выполнять мои обязанности!

Она ожидала возражений — но получила в ответ лишь широкую улыбку.

— Что ж, это честно.

Темпест удивленно подняла брови.

— И ты не станешь бить себя в грудь, взывать к мужской гордости и отказываться от… — Она запнулась, не желая снова говорить о «своих деньгах».

— Не-а, — помотал головой Страйкер и впился зубами в сочный бифштекс. — Мы равны во всем. Кроме разве что денег — но это дело наживное. Ты не машешь у меня перед носом своими миллионами — я обязуюсь не навязывать тебе традиционных обязанностей жены и хозяйки дома. Вот мы и квиты.