Она улыбнулась ему и весело сказала:

— Я рада, что мне больше не нужно стараться говорить дрожащим голосом. Признайтесь, ведь он обманул вас, не так ли?

— Безусловно, — ответил герцог. — Но, с другой стороны, с какой стати я должен был не доверять вам?

— Я так боялась, что вы откажетесь помочь мне, — сказала его попутчица. — Но теперь, когда мы отъехали от постоялого двора по меньшей мере на три мили, вы уже ничего не сможете поделать.

Она произнесла эти слова с таким удовлетворением, что герцог не удержался и заметил:

— Если не принимать во внимание, что я могу высадить вас прямо на дороге!

— В такую погоду, предоставив мне замерзать на обочине? — спросила девушка. — Это было бы совсем не по-джентльменски!

Герцог пристально посмотрел на нее, обратив внимание на нежные, тонкие черты ее лица. Он решил, что ее нельзя назвать красивой, скорее очень хорошенькой, но в том, как она улыбалась и как сверкали ее глаза, было какое-то своеобразное очарование, которого он не встречал в других женщинах. Более того, было совершенно очевидно, что она хорошего происхождения, поэтому он обратился к ней с некоторым замешательством:

— Мне кажется, вам лучше быть со мной откровенной. Я спросил, почему вы путешествуете одна, и вынужден повторить свой вопрос.

Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц и ответила:

— Я везу спешное и очень важное донесение в Лондон, но это страшная тайна. Обычного гонца легко перехватили бы по дороге, а меня вряд ли кто-нибудь заподозрит!

— Очень романтично! — сухо заметил герцог. — А теперь, может быть, вы скажете мне правду?

— Вы не верите мне?

— Нет!

— Поскольку это дело совершенно вас не касается, я не собираюсь говорить вам правду, — помолчав немного, сказала девушка. — И у вас нет никакого права требовать от меня откровенности!

— А я считаю, что у меня есть такое право, — возразил герцог. — В конце концов, вы находитесь в моей карете, а я, честно признаться, вовсе не горю желанием оказаться вовлеченным в какой-нибудь скандал!

— Это вам совершенно не грозит! — поспешно заверила его девушка, пожалуй слишком поспешно.

— Вы уверены? — спросил герцог. — Пожалуй, в таком случае нам лучше повернуть назад. Вы сможете спокойно подождать в гостинице, пока починят вашу карету.

После некоторого раздумья девушка произнесла совершенно другим тоном:

— Если я скажу вам правду, вы обещаете помочь мне?

— Я не собираюсь давать вам никаких обещаний, — ответил герцог, — но, по крайней мере, постараюсь отнестись сочувственно к вашему рассказу.

— Этого недостаточно!

— На большее можете не рассчитывать!

Снова последовало молчание, потом девушка очень тихо проговорила:

— Я… убежала!

— Об этом я уже догадался! — заметил герцог.

— Это что, так заметно?

— Даже в Шотландии дамы не путешествуют в одиночестве и не садятся в карету к незнакомому мужчине! — Девушка не отвечала, и герцог продолжал: — Вы сбежали из школы?

— Конечно нет! — ответила она. — Мне восемнадцать лет, и я уже вполне взрослая. Если уж на то пошло, меня вообще никогда не посылали в школу!

— Значит, вы убежали из дому?

— Да!

— Почему? — Видя, что она колеблется, герцог продолжил: — Я не откажусь от своего намерения узнать правду, и будет проще, если вы расскажете мне все по доброй воле, не вынуждая меня заставлять вас. Начнем с того, что вы скажете мне свое имя.

— Якобина.

Герцог вопросительно поднял брови.

— Надо полагать, вы сторонница якобитов[3] и наследников Якова?

— Конечно! — горячо воскликнула девушка. — И весь мой клан тоже! Мой дед погиб во время восстания тысяча семьсот сорок пятого года.

— Но теперь младший претендент, Карл Стюарт[4], возглавил якобитское восстание 1745–1746 гг., уже мертв, — напомнил герцог. — Вы вряд ли сможете бороться за права короля, которого больше не существует.

— Однако его брат Яков пока еще жив! — парировала девушка. — И если вы думаете, что мы когда-нибудь признаем правящих сейчас в Лондоне германских выскочек нашими законными монархами, вы глубоко ошибаетесь!

Герцог с трудом сдержал улыбку. Он прекрасно знал, что большинство шотландцев продолжали хранить верность династии Стюартов, и не мог не восхищаться их мужеством. Англичанам так и не удалось поколебать их безграничную преданность человеку, которого они любовно называли «Красавец принц Чарли»[5].

— Ну хорошо, Якобина, продолжайте свой рассказ, — сказал он.

— Обычно меня называют Бина, — сообщила она. — Якобина звучит слишком помпезно, но это имя было дано мне при крещении, и я горжусь им!

— Охотно верю, — заметил герцог, — но как вы думаете, те, кто дал вам это имя при крещении, были бы горды вашим поведением в настоящую минуту? Надо полагать, они уже ищут вас.

— Они никогда не найдут меня, — решительно заявила девушка.

— Итак, начинайте с самого начала! — сказал герцог, и в его голосе прозвучали властные интонации, так хорошо знакомые всем, кто близко знал его.

— Я не хочу говорить об этом, — попыталась протестовать Бина.

— Мне очень жаль, но я вынужден настаивать на том, чтобы вы сообщили мне, почему именно сбежали из дому, — твердо произнес герцог. — В противном случае можете не сомневаться, что я отвезу вас назад в гостиницу «Чертополох и куропатка».

Она ответила ему долгим оценивающим взглядом.

— Я думаю, вы и вправду способны на такую низость! — сказала она наконец. — Ведь вы англичанин! Я всегда знала, что англичанам доверять нельзя!

— Однако вы все же доверились мне, — возразил герцог. — Вы находитесь в моей карете, и в данную минуту я отвечаю за вас. Почему вы убежали из дому?

— Чтобы избежать… замужества, — еле слышно произнесла Бина.

— Вы помолвлены?

— Папа собирался объявить о помолвке на следующей неделе.

— А вы говорили отцу, что не хотите выходить замуж?

— Говорила… но он даже слушать меня не хотел.

— Почему?

— Ему нравится жених, которого он выбрал для меня.

— А вам он не нравится?

— Я ненавижу его! — с яростью выпалила Бина. — Он старый, скучный, угрюмый и сварливый!

— А как, по-вашему, поступит ваш отец, когда обнаружит, что вы сбежали? — поинтересовался герцог.

— Он кинется в погоню за мной, а за ним и все члены нашего клана, размахивая клейморами[6]!

— Все члены клана? — спросил герцог. — Наверное, вы несколько преувеличиваете?

— Может быть и преувеличиваю, — согласилась она, — но я уверена, что папа будет в ярости и бросится разыскивать меня!

— Неудивительно! — заметил герцог. — Но что касается меня, то я не испытываю ни малейшего желания быть втянутым в ваши матримониальные проблемы. К вечеру мы доберемся до следующей почтовой станции, и после этого я предоставлю вам самой заботиться о себе!

— А о большем я вас и не просила! — заявила Бина. — Почтовая станция находится почти на границе, и как только я окажусь в Англии, я смогу сесть в почтовую карету и добраться до Лондона.

— И что вы намерены делать в Лондоне? — поинтересовался герцог.

— Я не собираюсь долго задерживаться там, — с едва уловимым оттенком презрения сказала Бина. — Я направляюсь во Францию. Теперь, когда война с Бонапартом закончилась, я могу погостить у своей тети, маминой сестры. Она вышла замуж за француза и живет неподалеку от Ниццы.

— А вы сообщили тете о вашем намерении?

— Нет, но я знаю, что она будет рада мне. Она любила маму, но никогда не ладила с моим отцом.

— Вашей матери нет в живых?

— Она умерла шесть лет назад. Я уверена, она никогда не позволила бы папе принуждать меня выйти замуж за человека, который мне отвратителен!

— Насколько мне известно, когда речь идет о замужестве, у большинства девушек не спрашивают их мнения, — медленно произнес герцог. — Я уверен, Бина, что ваш отец печется лишь о вашем благе.

— Что-нибудь в этом роде я и ожидала от вас услышать, — язвительно сказала Бина. — Вы такой же скучный и напыщенный, как лорд Дорнах!

— Лорд Дорнах? — переспросил герцог. — Это за него вас хотят выдать замуж?

— А что, вы знакомы с ним? — встревожилась Бина.

— Нет, — ответил герцог, — но, должно быть, это неплохая партия, а именно это и нужно большинству молодых женщин.

— Но совсем не то, что нужно мне, — сердито возразила Бина.

— Лорд Дорнах богат?

— Очень, насколько мне известно, — ответила Бина. — Но даже если бы он был обвешан с головы до ног бриллиантами, это никак не повлияло бы на мои чувства к нему. Я ведь уже сказала, что он старый и скучный. Меня вовсе не удивило бы, если бы он заточил меня в темнице своего замка и избивал до полусмерти!

— Ваша беда в том, что у вас чрезмерно развито воображение, — заметил герцог.

— Именно это всегда говорит мой папа.

— А что еще он говорит?

— Еще он говорит, что я взбалмошная, неуравновешенная, порывистая и нуждаюсь в сильной, твердой руке! — сообщила Бина, и в ее голосе прозвучали презрительные интонации.

— По-моему, это описание весьма точно соответствует действительности, — сухо сказал герцог.

Бина упрямо вскинула голову.

— А как бы вам понравилось, если бы вас принуждали вступить в брак с человеком, которого выбрали лишь для того, чтобы он занялся вашим перевоспитанием? Кроме того, когда лорд Дорнах делал мне предложение, он даже не сказал, что любит меня!

— Я подозреваю, что вы не очень-то поощряли его на подобное выражение пылких чувств! — с улыбкой заметил герцог.

— Естественно! — вспыхнула Бина. — Я прямо сказала ему: «Милорд, я скорее соглашусь выйти замуж за бездомного бродягу, чем за вас!»

Герцог не выдержал и расхохотался.

— Боюсь, Бина, что ваш план самостоятельно добраться до Ниццы совершенно неосуществим, — сказал он, немного успокоившись. — Печально, если вам придется выйти замуж за человека, к которому вы испытываете такую неприязнь, но, возможно, своим бегством вы достаточно запугали отца и по возвращении найдете его гораздо более покладистым.

— Я не собираюсь возвращаться! — воскликнула Бина. — Я уже сказала вам об этом. Я не вернусь! Ничто не сможет заставить меня изменить решение!

— Ну что ж, это ваше дело, — ответил герцог. — На следующей почтовой станции наши пути разойдутся.

— Вы самый настоящий Понтий Пилат, — презрительно заметила Бина. — Вы не знаете, как поступить в такой сложной ситуации, и поэтому предпочитаете просто умыть руки!

На секунду герцог просто опешил. Он не привык выслушивать подобные вещи.

— Но меня не касаются ваши проблемы! — ответил он, словно защищаясь.

— Несправедливость и жестокость касаются всех! — возразила Бина. — Если бы вы были настоящим рыцарем, таким, о которых пишут в романах, вы готовы были бы сражаться за меня, оберегать меня от всех зол! Вы посадили бы меня на своего коня и увезли в свой замок, чтобы укрыть от всех опасностей.

— Это что-то в духе миссис Радклиф[7]! — заметил герцог. — Но, к сожалению, мой замок, как вы изволили назвать его, расположен очень далеко отсюда, к тому же как бы я объяснил ваше присутствие там? — Он улыбнулся и добавил: — Похоже, в былые времена у рыцарей, приходивших на помощь прекрасным дамам, не возникало проблемы, что делать с ними потом!

— Это правда, — согласилась Бина, — хотя меня удивляет, что вы до этого додумались!

Герцог ничего не ответил, лишь поднял брови.

— Простите, если мои слова показались вам обидными, — поспешно сказала Бина, заметив его реакцию, — просто я наблюдала за вами, пока вы читали эту старую, пожелтевшую книгу, и она выглядела такой скучной…

— Это трактат о средневековых рукописях.

— Вот видите! Теперь вы понимаете, что я имела в виду! — воскликнула Бина. — Естественно, мне бы и в голову не пришло, что вам известно о существовании странствующих рыцарей и прекрасных дам!

— Возможно, в моем образовании действительно имеется этот досадный пробел, — ответил герцог. — Но все равно, Бина, я чувствую себя обязанным попытаться убедить вас вернуться к отцу.

— Можете не тратить слов зря. Я не вернусь домой. Я поеду к тете.

— А у вас есть деньги на дорогу? — спросил герцог.

Она улыбнулась, и на левой щеке у нее появилась ямочка.

— Я не настолько глупа, как вы думаете, — ответила она. — У меня есть пятнадцать фунтов, которые я взяла из хозяйственных денег, когда экономка отвернулась, к тому же я захватила все мамины драгоценности. Я прикрепила их к внутренней стороне моего платья, поэтому не могу сейчас показать их вам. Но мне известно, что они очень дорогие, и когда я окажусь в Лондоне, то смогу продать их, таким образом у меня будет более чем достаточно денег для того, чтобы добраться до Ниццы.