— Если вас волнует, кто живет в Сифорд-парке, — продолжал герцог, — то удача снова сопутствует нам, потому что это поместье принадлежит моему кузену, сэру Джеффри Минстеру. Он член парламента.

— Как вам, наверное, будет приятно встретиться с ним, — тихо пробормотала Бина.

— Я сомневаюсь, что сэр Джеффри сейчас здесь, — сказал герцог. — Очевидно, в связи с объявлением войны в парламенте идут заседания, так что он, должно быть, в Лондоне, и его жена, по всей видимости, тоже. Но я не сомневаюсь, что они будут только рады, если мы в их отсутствие воспользуемся гостеприимством Сифорд-парка.

Не успел герцог договорить, как из тумана с пугающей внезапностью вынырнули два пони, которых вел под уздцы маленький мальчик. Рядом с ними шел главарь контрабандистов.

— А вот и мы, ваша светлость, — обратился он к герцогу. — Мальчик покажет вам дорогу.

— Я вам очень благодарен, — ответил герцог. Он вложил в руку контрабандиста несколько золотых монет, потом помог Бине сесть на пони и сам сел на другого.

Лошадки хоть и были маленькими, но шли уверенной поступью. Очевидно, их использовали для перевозки тяжелых грузов контрабанды в какое-нибудь секретное место, откуда товар потом можно было переправить в Лондон.

Мальчик не стал вести их в поводу, а просто пошел вперед, и они послушно последовали за ним. Мальчик уверенно шел через болотистую местность, и вскоре они вышли на твердую, покрытую дерном почву.

Туман был рыхлым, слоистым: то он рассеивался, открывая перед ними панораму Даунса[31], то все снова заволакивало липкой влагой.

Когда они поднялись еще выше, внезапно выглянуло солнце, и прелестный ландшафт Суссекса предстал перед ними во всем своем великолепии.

Бине стало жарко, и она откинула с головы отделанный мехом капюшон. Она подумала о том, как будет раздосадована мадам Дельма, лишившись такой дорогой и модной накидки, но, может быть, она сочтет эту утрату незначительной по сравнению с гибелью мужа.

Но как Бина ни старалась, она не могла проникнуться жалостью к француженке, потому что в ее воображении сразу же всплывало воспоминание о том, как генерал набросился на нее.

«Он заслуживал смерти!» — сказала она себе. Беседовать на какие-то личные темы в присутствии мальчика, который вел пони, было невозможно, поэтому они ехали молча.

Они перевалили через гряду меловых гор и некоторое время ехали по узким, извилистым дорогам, пока наконец впереди не показались крыши домов и высокий шпиль церкви. Не доезжая до деревни, они увидели большие железные ворота, по обе стороны которых стояли сторожки.

Мальчик свернул к воротам, и они поехали по длинной подъездной аллее с вековыми дубами по обеим сторонам. Вскоре впереди показался Сифорд-парк, очаровательная постройка елизаветинских времен, с остроконечными крышами и маленькими ромбовидными окнами, сверкавшими на солнце.

— Как красиво! — воскликнула Бина.

— Изнутри дом такой же красивый и уютный, как и снаружи, — заверил ее герцог. — Я знаю, что в настоящий момент вам хочется лишь одного — хоть немного поспать!

— Еще очень рано, — сказала Бина. — Может быть, в доме все спят?

Но она беспокоилась напрасно. Горничная в чепце, усердно моющая каменные ступени лестницы, в изумлении уставилась на них, когда они остановились у входа.

Она побежала за лакеем, который выскочил из дома в одной рубашке, растерянно посмотрел на них и снова скрылся. Вскоре он вернулся в сопровождении пожилого мужчины, тщательно одетого самым подобающим образом.

— Доброе утро, Бэйтман! — обратился к нему герцог. — Надо полагать, вы удивлены, увидев меня, но я только что прибыл из Франции. Эта дама и я чудом избежали плена.

— Мы рады приветствовать вас, ваша светлость, — учтиво произнес Бэйтман. — Мне очень жаль, что сэр Джеффри и ее светлость уехали в Лондон четыре дня назад.

— Я так и думал, — сказал герцог. — Но я надеюсь, Бэйтман, что в их отсутствие вы позаботитесь о нас?

— Разумеется, ваша светлость.

— Сейчас нам нужно лишь одно — как следует выспаться, — продолжал герцог. — Шлюпка контрабандистов не отличалась особым комфортом.

— Шлюпка контрабандистов, ваша светлость?

— Это был единственный вид транспорта, который мы смогли найти, Бэйтман, — улыбнулся герцог. — И, уверяю вас, мы были очень рады ему.

— Могу себе представить, милорд! — Бэйтман поклонился Бине. — Позвольте, я провожу вас, мадам. Миссис Дэнджерфилд, наша экономка, позаботится о вас.

Бине очень не хотелось расставаться с герцогом, но ей ничего не оставалось, как последовать за дворецким.

Он повел ее наверх и препоручил заботам экономки, которая, застегивая на ходу платье, спешила по коридору им навстречу и, очевидно, была немало встревожена тем, что ее подняли в такой ранний час.

Она проводила Бину в большую спальню, в которой стояла огромная старинная кровать с муслиновым пологом, таким же муслином был отделан туалетный столик.

— Как здесь мило! — воскликнула Бина. Внезапно она почувствовала смертельную усталость и позволила экономке раздеть себя. Она облачилась в предложенную ей прелестную ночную сорочку, которая была намного красивее ее собственных, легла в кровать и закрыла глаза.

Девушка слышала, как женщина задернула шторы на окнах и озадаченно прищелкнула языком, разглядывая ее порванное платье. Но она слишком устала, чтобы придумывать какие-либо объяснения или размышлять о том, что о ней подумают.

Не успела за экономкой закрыться дверь, как Бина уже спала.

* * *

Бина проснулась оттого, что кто-то ходил по комнате. Недовольная тем, что ее разбудили, она открыла глаза и увидела двух горничных, которые внесли в комнату тазы с водой, чтобы наполнить ванну, стоявшую возле зажженного камина.

Она лежала, глядя на них, когда к кровати приблизилась экономка.

— Его светлость просил узнать, мадам, не захотите ли вы пообедать вместе с ним.

— Пообедать? — воскликнула Бина. — Неужели уже так поздно?

Экономка улыбнулась:

— Вы проспали почти девять часов, мадам.

— Я была совсем измучена, — сказала Бина. — Но я с радостью пообедаю с его светлостью.

— Я так и предполагала, мадам, — ответила экономка, — поэтому распорядилась приготовить для вас ванну, а потом вы выберете себе что-нибудь из туалетов ее светлости, чтобы вам было в чем спуститься к обеду.

— Вы правы, навряд ли то платье, в котором я приехала сюда, будет уместным, — улыбнулась Бина. — Мы с его светлостью, как вы уже, наверное, знаете, вынуждены были пойти на небольшой маскарад. Мне пришлось поступить на службу в качестве femme de chambre… горничной.

— Я не могу в это поверить! — в ужасе воздев руки, воскликнула экономка. — А его светлость?

— О, из него получился очень расторопный камердинер!

— Не представляю, как вы все это вынесли, мадам, — сказала миссис Дэнджерфилд. — Ох уж эти лягушатники!

Она произнесла это с таким презрением, что Бина не выдержала и расхохоталась. Она не стала больше ничего рассказывать об их приключениях. Погрузившись в теплую воду, благоухавшую ароматом роз, Бина почувствовала, что смывает с себя не только грязь, но и страх.

И теперь она начала осознавать, насколько была напугана не только мыслью о грозившей им тюрьме, но и самими людьми, с которыми им пришлось сталкиваться во время этого опасного путешествия.

При воспоминании о пьяных солдатах, о генерале и о контрабандистах с их злодейскими физиономиями девушку бросило в дрожь. И тем не менее теперь, хотя она снова была в Англии и находилась в полной безопасности, ее продолжал мучить страх перед будущим, перед тем, что ее ждет, когда она расстанется с герцогом.

«Может быть, Англия окажется для меня не менее опасным местом, чем Франция», — подумала Бина.

Девушка вспомнила о том, что произошло, когда в Шотландии она сбежала от герцога и пьяный мужчина украл у нее деньги. У нее, конечно, остались драгоценности матери, которые не дадут ей умереть с голоду, если она снова окажется совсем одна. Но когда вокруг было столько воров и бродяг, сможет ли она уберечь их?

Пока Бина принимала ванну и одевалась, тысячи тревожных вопросов роились у нее в голове, но ни на один она не могла найти ответа. Ей было страшно, и будущее казалось зловещим. Миссис Дэнджерфилд протянула ей элегантную тончайшую шелковую сорочку, украшенную изящной вышивкой и отделанную кружевами.

Потом она распахнула дверцы большого шкафа, стоявшего в углу, и Бина увидела огромное количество платьев самых разнообразных расцветок. Это великолепное многоцветие напоминало радугу.

— Боюсь, что ее светлость чуть полнее вас в талии, мадам, — сказала миссис Дэнджерфилд, — поэтому платье для сегодняшнего вечера я ушью прямо на вас, а к утру специально подготовлю что-нибудь еще.

— Я надеюсь, ее светлость не будет возражать? — заволновалась Бина.

— Ее светлость будет очень рада, что смогла оказать вам услугу, и я не сомневаюсь, мадам, что и она, и сэр Джеффри будут гореть желанием услышать историю ваших приключений. — Миссис Дэнджерфилд презрительно хмыкнула и добавила: — Это единственное доброе дело на счету у контрабандистов. Настоящая напасть, вот кто они такие, и при этом позорят всю округу, — при этих словах лицо миссис Дэнджерфилд приняло такое негодующее выражение, что Бина чуть было не рассмеялась. Но она тут же спохватилась, сообразив, что контрабандисты с их темными делишками — действительно очень неприятное соседство.

— Без них мы ни за что не добрались бы домой, — мягко сказала Бина.

— Что ж, тогда мы должны быть им благодарны, мадам, — ответила миссис Дэнджерфилд. — Так какого же цвета платье вы хотите надеть к обеду?

Платьев было так много, и все они были так прелестны, что выбрать действительно было нелегко. Бина с удивлением обнаружила, что, в отличие от Шотландии, в Англии уже приняли новую моду, с которой она познакомилась в Париже, и все платья леди Минстер были уже с высокой талией и почти такими же прозрачными, как у французских дам.

В конце концов она выбрала белое платье, напомнившее ей то, в котором она была на балу и которое ей пришлось оставить в Париже. Сердце девушки разрывалось при мысли, что ей больше никогда не придется надеть отделанное серебром газовое платье, в котором она танцевала с герцогом. Тем не менее платье леди Минстер было почти таким же красивым. Оно было расшито крохотными жемчужинами, такими же жемчужинами были украшены ленты, завязывающиеся высоко под грудью. По подолу шли три ряда кружев, а крохотные рукавчики также были кружевными.

— Оно очень идет вам, мадам, — искренне заверила Бину миссис Дэнджерфилд.

Она ушила платье в талии почти на два дюйма, а потом уложила волосы Бины едва ли не так же искусно, как парижский парикмахер.

— Откуда вам известны последние парижские моды? — воскликнула Бина.

— Мы в Англии не такие уж отсталые, — с упреком ответила миссис Дэнджерфилд. — Если на то пошло, я всегда считала, что именно английские дамы диктуют моду, а вовсе не жена этого чудовища и убийцы!

Бина знала, что в течение многих лет Бонапарта представляли чудовищем, дикарем, чуть ли не людоедом! Она с трудом подавила желание сказать, что Франция показалась ей вполне культурной и цивилизованной страной, опасаясь, что миссис Дэнджерфилд не поймет ее.

«Люди верят тому, чему хотят верить», — сказала она себе, и тут же ее мысли непроизвольно вернулись к герцогу.

Он хотел верить в то, что ему нравится жить аскетом. Он избрал для себя спокойное, размеренное существование. Бина была уверена, что события последних дней не изменили его. Виконт сказал, что у нее есть возможность помочь герцогу, но она не справилась с этой задачей.

Она поняла это, когда по прибытии в дом сэра Джеффри он представил ее не как свою жену, а просто как спутницу. Она была герцогиней Уорминстер в Шотландии, леди Биной Минстер, его сестрой, во Франции, потом снова его женой — Мари Буше. Теперь же она просто «мадам», у нее даже не было имени.

С отчаянием Бина подумала, что судьба сурово обошлась с ней! У нее не было возможности завоевать любовь герцога. У нее не хватило времени изменить его, как предложил ей виконт. Может быть, если бы они остались в Париже, ей это и удалось бы.

Она подумала о том, сколько ей всего хотелось узнать и посмотреть. В тот день в Шантильи, когда герцог показывал ей сады принца Конде, и потом, когда они смотрели сокровища монастыря бенедиктинцев, ей казалось, что ему все это доставляло большое удовольствие.

Бина была уверена, что он охотно гулял бы с ней по картинным галереям Лувра, рассказывал о сокровищах дворца, наслаждался мистической красотой собора Парижской Богоматери.