– Ну и ладно. Я люблю поезда, – спокойно сообщила Ната.

– Мне казалось, тебе это будет неприятно, долго же ехать. Спасибо за понимание!

– Ну что ты, всё в порядке. Пойдёшь под душ?

– Конечно! – сказала я. – Там, на кровати, ночнушка. У меня тепло, можешь переодеться, не замерзнёшь.

– Да я не мерзляка, – улыбнулась Ната. – Мы с ребятами и вторым мужем постоянно в пешие походы бродили, по рекам сплавлялись. Я закалённая!

– А я вечно мёрзну, – в ответ улыбнулась я. – Ладно! В душ и спать. Хочешь – смотри телевизор хоть сколько, мне не мешает. Ничего, если коты ко мне придут?

– Да нормально! Они же тебя лечат! – смеялась Ната.

– Ну и смейтесь все! – незлобно фыркнула я и пошла в ванную.

Когда я утром открыла глаза, увидела, что Ната, сидя в кресле у окна в ночной рубашке, читала какую-то книжку. Я сладко потянулась в постели.

– С добрым утром, – поприветствовала Наташа. – Как спалось?

– Доброе утро, Ната! – ответила я. На душе было светло. – Спала как младенец! Ни разу не проснулась за ночь.

– А такое счастье у тебя нечасто случается? Я имею в виду, сладкий сон.

– Нечасто. Любой шорох будит, – я перевернулась на левый бок и разглядывала новую подругу. Та грациозно сидела в кресле, положив ногу на ногу, слегка повернув голову в мою сторону. Её стройное тело просвечивало сквозь ткань ночной рубашки на фоне яркого окна. Красивая картина! Даже для женщины. Будь я мужчиной – набросилась бы на неё от страсти. Представляю, как такую красавицу любит её муж! И почему нас, таких красавиц, не любили бывшие мужья? Лет десять назад надетое на мне красивое нижнее бельё перестало вообще возбуждать Семёна. Мне, собственно, было наплевать на секс с ним, но комплимент-то можно было когда и сказать!

– О чём думаешь, Оль? – спросила Ната и снова опустила глаза к книге.

– Любуюсь тобой и думаю, что мы с тобой ещё очень красивы.

– Позитивная мысль! Особенно для тебя.

– Почему?

– Нельзя тебе оставаться одной, не будешь позиционировать себя красавицей – совсем неврастеничкой станешь со своими заботами, – ответила Ната. – Я тебя в Париже научу жизнь и себя любить! Ну, пора вставать! В новую жизнь!

Мы рассмеялись от предвкушения перемен.

– Олечка, начинай сегодня одеваться нормально. Так, оставляй не очень заметный знак траура и не надевай чёрного платка, ты же не в деревне. Вот тёмный шёлковый шарфик на шее можно себе позволить. Хорошо?

– Хорошо. А о чём вы с папой всё шептались?

– Обговаривали всевозможные неожиданности во время поездки. Борис Павлович рассказывал о твоём нелёгком характере и как необходимо поступать, чтобы предотвратить тебе плохое настроение.

– Правда? Никогда не думала, что у меня нелёгкий характер! – я была искренне удивлена. – Ну да, плохое настроение часто бывает, но я старательно его скрываю.

– Это наши, женские, тонкости, в которые мужчины вникнуть не могут. Они называют наши перепады настроения и вытекающий из него поведенческий ответ «женской логикой». Глупенькие! Им необходимо, чтобы всё укладывалось в их мироощущение и было логично, разложено по полочкам. Правда ведь?

– Да, наверно, – неуверенно ответила я, так как никогда сама об этом не задумывалась.

– Так это и есть, поверь!

Ната отложила книжку, скинула с себя рубашку, оставшись абсолютно голенькой. «Красавица, – подумала я. – И ведь после трёх родов сохранила такую великолепную фигуру! А она чуть похудее меня будет!»

– Пойду одеваться.

– Сейчас закажу завтрак. Кофе и бутерброды тебе? – спросила я.

– Что дадут – то и съем. Впрочем, да: кофе и бутер с сыром, ладно?

– Конечно, дорогая! – ответила я.

Ната ушла в ванную. Я, накинув халат, позвонила Лене и попросила приготовить завтрак: кофе, сыр, батон – для Натальи, яичницу с помидорами – мне. И чай с лимоном. И апельсины.

Звонок. Кто бы это мог быть? Номер незнакомый. Не отвечать? Ладно, отвечу.

– Да?

– Здравствуйте, Ольга Борисовна!

– Здравствуйте!

– Это майор Костырин, Александр Петрович, Александр, как вы меня называли. Помните?

– Да, помню. Вы что-то хотели? – сердечко моё забилось сильнее, просто от неожиданности этого звонка.

– Да, Ольга. Я продолжу вас так называть?

– Конечно. Слушаю вас.

– Видите ли, появилась необходимость с вами пообщаться по делу о смерти Семёна Арсеньевича. Задать несколько вопросов, ничего серьёзного. Мне к вам подъехать, или вы к нам?

Я немного подумала. Выползать из дома не хотелось да надо позавтракать и Нату проводить.

– Александр, приезжайте сюда, если вам удобно.

– Хорошо, Ольга! Я буду через час.

Отбой. И тут же звонок папы.

– Привет, лапка! Тебе ещё Костырин не звонил?

– Звонил только что. Через час заедет задать несколько вопросов.

– Ну и поговори с ним. Отвечай всё, что знаешь, – папа мгновение помедлил. – Только не говори, что вы собирались разводиться. Объясняю: это может пустить их по ложному следу. Развод, кому выгодно, ну и так далее. А выгода-то нам очевидная. Вот и будут давить на нас: с кем общаемся, когда решили развестись, кому сколько достанется и прочее. Понимаешь? Затаскают нас да ещё подписку о невыезде с тебя возьмут, и учёба коту под хвост. А работать надо! За неделю объёмы оптовых продаж снизились. Мне трудно контролировать ещё одно предприятие, пока нет нового управляющего.

– А он скоро появится? – равнодушно спросила я. – Тот, про кого ты говорил?

– На днях уже. Приедешь из Франции – сразу познакомлю, он будет вводить тебя в курс дела, – папа выдержал паузу. – Ты всё поняла, лапка?

– Да, папа.

– Ну всё, пока! Позвони, как только он уедет.

– Хорошо, папа!

Я отключилась.

Из ванной вышла Наталья, одетая в свой костюм и с мокрыми волосами.

– Я у тебя фен не заметила, Оль! – спросила она.

– В трюмо под зеркалом возьми.

Пока Ната приводила себя в порядок, под душ пошла я.

Стоя под струями бодрящей влаги, я думала о Ванечке, как долетел. Звонка его ещё не было. И, как в ответ на мои переживания, раздался звонок и высветилась надпись «сынок».

– Алё, Ванечка, как добрался? – я была так рада, что слышу его голос! Даже забыла о мокрой руке, державшей телефон.

– Привет, ма! – голос сына казался усталым. – Всё нормалёк! Мы с Викой уже едем домой, то есть в универ. Погода мрачная, моросит дождь, похолодало немного.

– Устал? – с нежностью спросила я.

– Маленько. Доберёмся до общаги – ляжем спать, сегодня уже на занятия не пойдём.

– Поешьте как следует, – не унималась я с заботами.

– Да поедим, ма! Всё хорошо! Давай, пока, я за рулём, нельзя разговаривать – оштрафуют.

– Ладно, пока, целую… А почему ты на машине?

– Я её в порту оставил. Ну всё, пока!

Сын отключился. Я положила мокрый телефон на столик у ванны и продолжила плескаться. Опять мне не хватило какой-то ответной нежности, в словах сына слышался сплошной рационализм и усталость от перелёта.

Когда я вышла из ванной, Ната уже высушила волосы и расчёсывалась перед зеркалом.

– С лёгким паром! – поприветствовала она меня.

– Спасибо! Тебя тоже, – опомнилась я.

– Спасибо, Оль! – Ната положила свою расчёску в сумочку. – Я тебя жду, идём завтракать?

– Да. Только мне надо сразу одеться: скоро приедет следователь по делу мужа.

Я принялась за укладку волос, макияж. Ната села в кресло и вновь взяла в руки книгу.

– Что читаешь? – спросила я без интереса.

– Ремарк. «Чёрный обелиск». Второй раз перечитываю, обожаю Ремарка!

Я промолчала. Мне что-то стало опять стыдно перед этой женщиной, которая и троих детей вырастила, и три иностранных языка знает. И книг, верно, много-много перечитала.

Ната продолжала:

– И там, может, помнишь, меня приводит в трепет фраза: «Смерть одного человека – трагедия; миллионы смертей – статистика». Мощно, правда?

– Сильно, – согласилась я. – Точно, не так переживала за смерть тысяч солдат в Чечне, как за одну маму.

Мы спустились в столовую, где всё было уже готово. Увидев нас, Лена бросилась варить кофе для Натальи Пьеровны.

– Здрасьте! – на ходу крикнула она. – Присаживайтесь, всё готово!

Мы тоже поздоровались с Леной. Интересно, обычно такими бойкими болтушками и торопыгами, в хорошем смысле этого слова, бывают девушки полненькие и низенькие. Лена, в отличие от них, была стройна и довольно высока. По крайней мере, чуть выше нас с Натальей ростом.

Сев за стол, Ната попросила холодной негазированной воды.

– Я уже много лет пью немного холодной воды натощак. Немного, не стакан. После этого очень легко пища усваивается, по крайней мере, у меня. И много не съешь почему-то.

– Ой, а я за диетой вообще не слежу, вот потому и живот стал болеть в последнее время.

– Проверься, так и язвочку можно нажить, – сказала Ната, принимая из рук Лены стакан воды.

Мы принялись за еду. Ната кушала батон с тонким ломтиком твёрдого сыра, откусывая маленькими кусочками, и долго пережёвывала еду. Я принялась за горячие, перемешанные с яйцом кусочки помидоров черри.

Лена на кухне возилась с приготовлением обеда.

– Ольга Борисовна! – по обычаю кричала издалека Лена. – Обед на сколько человек готовить?

– На десять человек, на всякий случай! – прокричала я в ответ.

– А что, гости будут? – крикнула из кухни Лена.

– Не знаю ещё, но приготовь!

Наташа засмеялась нашим переговорам.

– Лена, вы не кричите так, лучше подойдите и тихонько спросите, громкие звуки не способствуют пищеварению, – крикнула и она.

Из кухни вышла смущённая Лена.

– Ну не буду больше, привычка, – оправдывалась она.

– Ладно, проехали, – поставила я точку. – Лена, у тебя есть телефон. Звони, когда я далеко, ладно?

– Хорошо, Ольга Борисовна, – Лена убежала на кухню, хлопнув по карману фартука, проверяя, на месте ли телефон.

– Славная девочка, – сказала Ната.

– Мне тоже нравится, – добавила я. – Они с Николаем вообще…

Мою дальнейшую речь прервал вошедший Николай.

– Мадам, к вам господин Костырин! – выпрямив спину, доложил он.

– Ну вот, уже приехал. Ната, ты меня подождёшь? Я быстро.

– Хорошо, Оля. Я к тебе пока пройду, как кофе допью, ладно?

– Конечно! Что ты спрашиваешь? Чувствуй себя как дома.

Я отхлебнула чаю, который ещё не остыл (не люблю горячий), и пошла на выход, попросив Николая проводить гостя в кабинет: я ведь ещё была в домашнем халате на голое тело.

В своей комнате я довольно быстро переоделась, немного подкрасилась и пошла в кабинет. При моём появлении Костырин встал и протянул руку. Мы поздоровались. Я предложила ему садиться в кресло, где он и сидел, а сама села на диван, как бы показывая, кто в доме хозяин.

– Ещё раз примите мои соболезнования, Ольга!

– Спасибо! – сухо ответила я, показывая, что скорбь моя искренняя и мне вовсе не хочется долго общаться с представителем органов следствия.

– Скажите, Ольга, вы не вспомнили никого, кто мог бы быть причастен к случившемуся? – начал Костырин.

– Нет, Александр, не вспомнила. Я же говорила вам, что меня вовсе не интересовали дела мужа.

– Хочу вам напомнить, Ольга, что мы просто беседуем, без протокола, – подчеркнул майор.

– Я вижу. Но что это меняет? Хотите – давайте под протокол, я могла бы и к вам приехать, – удивилась я.

– Между вами с Семёном Арсеньевичем ничего не произошло в последнее время, в смысле, ссоры, недопонимания? – продолжал задавать вопросы следователь.

– Абсолютно ничего! – воскликнула я. – Кроме того, что между нами очень давно ничего не происходило. Вот только попросила его дать сыну денег на другую машину. Но какое это может иметь значение?

– Дело в том, что одна ваша подруга, некая Вероника Андреевна, сообщила, что вы собирались разводиться с Семёном Арсеньевичем. Это правда?

– Правда! Но какое это имеет значение? – я изобразила искреннее изумление.

– Это может выглядеть как мотив для убийства, – Костырин выдержал паузу. – Сейчас, по брачному договору, все акции фабрики достаются вам. Не так ли?

Я ошарашенно смотрела на майора и ничего не могла промолвить.