Галина Чередий - Взгляни на птиц небесных

Дело в том, что она опять отдала управление отношениями мужчине, а сама просто следовала их течению. Даже ни на что не надеясь и не мечтая о будущем. Она опять полюбила мужчину, просто позволяющего себя любить. И происходящее сейчас было не в пример сильнее, чем с бывшем мужем, хотя она и провела с Муссой в разы меньше времени.

Глаза нестерпимо жгло, и Элоди, не выдержав, поплелась на кухню за жаропонижающим. Действительно, нужно что-то с этим делать, иначе не уснуть. В кармане завибрировал телефон. Элоди выхватила его, ожидая, как всегда, сообщения от Муссы. Он часто писал ей в такое время. Это для нее одиннадцать – поздно и пора спать, а для него вечер только начался.

Боже, даже в этом они как две противоположности!

Но сообщение было с незнакомого номера.

«Это София. Можешь со мной поговорить?»

Элоди обрадовалась и удивилась одновременно. Дело в том, что София не звонила, не писала и не отвечала на ее звонки после того раза, когда Элоди сделала глупость и уговорила ее пообщаться с Маратом. С Софией они были дружны с младших классов школы, и Элоди тяжело переживала молчание подруги, коря себя за то, что пошла на поводу у Марата. Но что-то было такое в его вроде бесшабашном взгляде, когда он просил ее связаться с Софией… Острая потребность, словно он нуждался в этом очень-очень сильно.

Элоди набрала номер.

– Привет, – голос Софии был хриплым. – Не знала, спишь ли ты.

– Привет. Извини, что тогда… – начала Элоди.

– Перестань! Это ты меня извини, что эти недели вела себя, как настоящая сука! Я просто испугалась. Со мной еще такого никогда не было.

– Да я понимаю. У тебя все хорошо?

– Нет. Не хорошо. Потому что я сейчас лежу в кровати в каком-то занюханном отеле, а в душе моется Марат. Я полная, клиническая идиотка, Элоди, – голос Софии сорвался. – Последние недели – как в бреду. Сама не знаю, что творю.

– Ну, если тебя это утешит, ты не одна такая, – усмехнулась Элоди. – Видимо, есть что-то в этих братьях, заставляющее разжижаться наши мозги.

– Если Володя узнает, он меня убьет! Отберет сына, и я его никогда больше не увижу! Боже, что же я творю, Элоди! Словно лечу в бездонный темный колодец. Но остановиться не могу, да и не хочу! Наслаждаюсь самим этим убийственным полетом.

– Мы с тобой такие дуры! – горько рассмеялась Элоди.

– Вот уж правда! Это диагноз. Марат говорит, ты с Муссой.

– Да, – ответила Элоди и сглотнула больным горлом.

– И как?

– Не знаю. Я люблю его. Ему просто нравится спать со мной. Вот и все, – горький вкус собственных слов вызвал онемение в груди.

– Мне жаль, Элоди. У тебя голос хриплый. Ты что, плакала? – встревоженно спросила подруга.

– Нет. Просто приболела.

– Давай я приеду на днях. Я скучаю по тебе.

– Я тоже.

– Ладно, Марат уже выходит из душа. Я позвоню тебе завтра. И прости еще раз, что была такой трусливой стервой и заставила тебя чувствовать вину. Я очень люблю тебя и Валюшку!

– Мы тебя тоже очень любим.

* * *

– Элоди, тебе звонит какой-то мужчина! – закричала Лиля ей из дома.

– Спроси, что нужно, я не могу сейчас подойти! – крикнула в ответ Элоди, заканчивая мыть доильный аппарат.

– Он говорит, что доктор, и ему нужно обязательно срочно с тобой поговорить.

– Хорошо, я иду!

Элоди, вытирая на ходу руки, подошла к Лиле и взяла из ее рук телефон.

– Да, я слушаю.

– Элоди Фотеева? – раздался в трубке уверенный мужской голос.

– Да.

– Я Васкевич Виктор Андреевич, врач. Мне нужно срочно с вами увидеться и поговорить. Вы могли бы подъехать в больницу?

– Что случилось? – недоумевая спросила Элоди.

– Я не думаю, что стоит говорить об этом по телефону. Когда вы сможете подъехать?

– А по телефону никак? – мягкий, но настойчивый тон мужчины слегка пугал женщину.

– Нет. Я все же настаиваю на личной встрече.

– В три вас устроит? – вздохнула Элоди.

– Да, вполне. Позвоните мне по этому номеру, я вас встречу.

– Может, просто скажете, где вас найти, и не будете лишний раз беспокоиться?

– Э-э-э-э. Мне не трудно. Просто позвоните – и я вас встречу.

Дурное предчувствие заставило сердце Элоди сжаться. Всю дорогу до города она успокаивала себя, повторяя, что ничего фатального с ней случиться не может. Или может?

– Здравствуйте, Элоди. Могу я, как джентельмен, предложить вам свою руку для опоры?

Доктор Васкевич был полноватым мужчиной лет сорока пяти, одного с ней роста, с седыми висками. Он улыбался странной улыбкой, которая совершенно не затрагивала его глаз, и от этого на душе у Элоди становилось еще муторней.

Они вошли в пахнущее дезинфекцией здание и поднялись по лестнице. С каждым шагом наверх ноги Элоди становились все неподъемней, а на плечи давил все увеличивающийся вес окружающего пространства. Наконец они подошли к двери отделения, и Элоди замерла, чувствуя, как ноги стали просто ватными. «Отделение онкологии», – гласила надпись на двери. Элоди, широко распахнув глаза, повернулась к доктору.

– Мне жаль, – тихо сказал он, позволяя опереться на себя. – Идемте.

Дальше Элоди переставляла ноги чисто машинально.

Доктор Васкевич усадил ее в кресло.

– Насколько все плохо? – прохрипела Элоди.

«Боже, что же будет с Валюшей?! У нее же никого не останется!»

Мысли с дикой скоростью метались в голове, не выстраиваясь ни во что сколько-нибудь связное, словно были пулями, рикошетящими в замкнутом пространстве.

– Элоди, мы пока не знаем. Лейкоз – очень коварное заболевание. Но не стоит сразу же падать духом. Мы проведем дополнительные исследования и выясним, как далеко зашла болезнь. Сейчас есть очень продвинутые методы лечения, особенно на ранних стадиях. Они дают очень высокий процент длительной ремиссии и даже выздоровления.

– А если все зашло уже очень далеко, я умру? – губы едва слушались Элоди, и слова приходилось выдавливать.

– Вы должны верить, – доктор старался излучать оптимизм, но это нисколько не убеждало перепуганную Элоди.

– Как все те люди, которых показывают по телевизору? Которые верят до последнего и все равно умирают?! – неожиданно закричала она, и ее тело стала сотрясать нервная дрожь.

Зубы лязгали, как от страшного холода, а тело никак не поддавалось контролю. Слезы лились водопадом, а из горла рвались рыдания, больше похожие на вой раненого животного. Элоди хотелось бушевать в бессильном желании разрушить все вокруг или бежать без оглядки до изнеможения в попытке забыться, оставить все это далеко позади.

Доктор быстро набрал что-то в шприц и ввел лекарство в руку Элоди. Через некоторое время истерика стала сходить на нет, сменяясь апатией. Доктор Васкевич напоил Элоди водой из стакана, словно ребенка.

– Элоди, не нужно отчаиваться раньше времени. Я абсолютно честен с вами. Сейчас действительно медицина творит почти чудеса. Позвольте себе верить.

Следующие несколько часов она отвечала на вопросы доктора, который долго что-то писал, потом приходили какие-то медсестры, ее куда-то водили и брали какие-то анализы. Элоди смотрела на все так, словно это происходило не с ней, и тут же забывала, что говорила и делала только что.

Когда действие успокоительного стало ослабевать, Элоди заметила, что на улице уже стемнело.

– На сегодня мы закончили, дорогая. Я свяжусь с вами, как только будут результаты. Есть кто-нибудь, кому бы вы могли позвонить, чтобы за вами приехали?

– Да, не волнуйтесь, доктор.

– Мне проводить вас?

– Нет. Не переживайте. Я уже в порядке.

– Нет, Элоди, вы не в порядке. Вам сейчас лучше не оставаться в одиночестве.

– Как скажете, доктор.

Элоди какое-то время сидела, уставившись сквозь лобовое стекло на то, как приезжают и уезжают машины на больничной парковке.

Вытащив телефон, она увидела неотвеченный от Муссы и стала прокручивать номера. Кому она может позвонить в такой момент? Остановившись опять на номере Муссы, она долго смотрела на него. Нет, говорить о таком по телефону она не готова. Ей нужны его глаза. Тогда она точно будет знать, есть ли у нее надежда, что бороться придется не одной.

Горло снова сдавило, и глаза подернулись туманом слез. На что она рассчитывает, глупая? Он не любит ее, даже считая здоровой. Неужели же он захочет быть рядом, когда ее ждут отчаяние и испытания? Мужчины боятся любых трудностей как огня. Олег и отец прекрасно продемонстрировали ей это. Вряд ли Мусса чем-то от них отличается.

Но почему же так отчаянно хочется верить в то, что он другой? Верить именно сейчас, когда она в этом нуждается больше всего?

Элоди решительно завела машину. Они должны увидеться прямо сейчас. Пусть все начнется или закончится в один день.

Поднявшись в квартиру Муссы, Элоди впервые открыла двери его квартиры своим ключом.

Пентхаус встретил ее темнотой и тишиной. Элоди, не включая света, бродила по квартире. Дом Муссы стал для нее местом, где она бывала так счастлива, и в то же время именно здесь ей бывало особенно больно, когда наступало время уходить.

Элоди вошла в спальню и легла на кровать, вдыхая аромат парфюма Муссы и его собственный, ни на кого не похожий, запах.

Опять мучительно заболело внутри. Ей нужно увидеть его прямо сейчас. Она не может ждать. Элоди выскочила из квартиры, набирая его номер. Мусса не отвечал. В такое время он, скорее всего, был в клубе.

Элоди села в машину и помчалась через город, отчаянно молясь, чтобы свершилось чудо и оказалось, что не все в ее жизни рухнуло сегодня. Пожалуйста, пусть у Муссы найдется для нее хоть крошечная частичка тепла и местечко в сердце. Пусть совсем маленький уголок. Большего ей сейчас и не нужно.

Мусса метался по кабинету в «Логове» и орал.

– Нет, ну ты представляешь, эти суки пожарники опять завернули меня! Два гребаных месяца я не могу открыть клуб!

– Мусса, ты сам понимаешь – после тех ужасных пожаров в клубах они сейчас бояться собственной тени и предпочитают перестраховаться, – пытался успокоить его Марат.

– Да какой там на хрен! Эти долбаные жирные присоски хотят денег! – продолжал орать Мусса.

– Ну так дай им! И дело с концом! – пожал плечами Марат.

– Может, им еще и задницу подставить? Ненавижу я этих кровососов!

– Но в нашей стране без этого никуда! Смирись ты уже, – уговаривал брат.

– И не подумаю! С какой стати я должен под кого-то гнуться!

Раздражение нарастало внутри у Муссы, распирая грудь. Он сам не мог понять, почему его все так выводит из себя. Обычно его не доводит до бешенства хождение по всяким чинушам. Но в чем тогда дело?

Он два дня назад дал Элоди ключ. И теперь видение этого гребаного ключа в ее тонких пальцах сводило Муссу с ума. Как и то, до какой же степени он испугался, когда она рухнула без чувств у него на глазах.

Никогда в жизни и ни за кого он так не переживал, как тогда, когда сидел в приемном покое. И это тоже прямо сейчас бесило его. Элоди вытаскивала на белый свет из него такие чувства, которых он в себе и не подозревал. И это превращало все привычное в какой-то хаос.

И еще этот ключ. Словно символ того, что Мусса сам дает Элоди зеленый свет на то, чтобы еще больше переворачивать его жизнь с ног на голову. Какой черт дернул отдать его ей? Разве и без этого у них все было плохо?

И самое тяжелое было в том, что теперь он чувствовал себя словно затаившимся в ожидании следующего шага Элоди, ее реакции. А она не позвонила и не написала ему за сегодняшний день ни разу. Что же, на хрен, происходит? Может, он как раз все испортил?

Злость горькой волной наполнила его легкие и осела противным вкусом во рту.

Ему нужно было услышать голос Элоди прямо сейчас или может, мать ее, не слышать его больше никогда!

Ладно, он не гордый. Не звонит сама – не надо. У него вроде пальцы не отнялись пока. Мусса, скрипнув зубами, набрал ее номер. Долгие гудки были ему ответом.

Раздался стук и в кабинет заглянул охранник.

– Мусса, там снаружи какие-то байкеры. Говорят, твои друзья и хотят увидеться.

– Так чего не пустил? – агрессивно спросил Мусса.

– Но клуб-то еще закрыт. Рано еще, – оправдывался парень.

– Пусть заходят! – рявкнул Мусса.

Вскоре Череп и Аякс, вальяжно развалившись, сидели в кабинете.

– Мусса, чего у тебя такая рожа мрачная? – спросил Череп после обмена приветствиями.

– Да затрахало все! Которую неделю как долбаная белка в колесе. Бегу, бегу, а все на месте.

– Ну, так давайте выпьем и расслабимся! Глядишь, у тебя третий глаз откроется в момент тяжелого похмелья, и ты сможешь найти решение! – громко заржал байкер.

– А давай. Пошло оно все! – согласился Мусса, поддаваясь окончательно отвратному настроению.

Вскоре они, уже в изрядном подпитии, сидели за столом и трепались ни о чем.