— Может ему подушку принести? — шепчет Гуся мне на ухо.

Тоже залипла на Медведя в спячке, сидит на корточках, завороженного взгляда с него не сводит. Так и знала, что надо было брать ту ширму в Икеа, не было бы сейчас всех этих стреляющих глазок и мечтающей полуулыбки на лице.

— Кыш! — прогоняю подругу. — Мой!

Хотя, как только произношу это, тут же понимаю всю нелепость этой фразы. Не мой, конечно. Совсем, совсем не мой. Хотя так хочется себе, аж зубы сводит.

— Тебе чай сделать? — улыбается Гуся.

— Ага. Сейчас приду на кухню.

Она кладет ладонь мне на лоб и, видимо, убедившись, что я не способна растапливать ледники одним касанием, тут же кивает.

Слышится скрип половиц под легкими шагами подруги, затем льющаяся на кухне вода и стук чайника о металлическую комфорку. Тихие чертыхания от квеста с газовой плитой и спичками, которые не зажигаются, и затем мерный шум горелки. Да, слышимость здесь — будь здоров.

Я изучаю спящего Влада. Как его голова покоится на согнутом локте, как подрагивают веки, как вытянуто в струну тело. Он даже не разделся, так и лег поверх одеяла в свитере и брюках. Хотя нет, носков нет. Удивительный мужчина. И зачем остался? Хочется думать, чтобы не оставлять меня одну в таком состоянии, но может, все банальнее и его просто сморило?

Тихий свист нашего древнего, как мамонт, чайника сигнализирует о том, что надо вставать. Аккуратно опускаю ноги на пол и тут же ежусь от холодного покрытия. Ныряю рукой под кровать и вылавливаю там свои пушистые тапочки. Шаркающей походкой престарелой артритницы добираюсь до кухни.

Весь стол уставлен едой.

Гуся активно орудует вилкой, попутно разливая воду в чашки. Дешевый чай в пакетиках пенится и распространяет по кухне аромат жженой соломы. И сахаром все это не спасти, я честно пыталась. Подхожу к пеналу и тянусь на верхнюю полку. Когда-то там был пахучий цветочный мед, но теперь лишь засахаренная субстанция на дне поллитровой банки. Но, как там говорится: за неимением горничной — любим дворника?

Плюхаюсь на софу возле аккуратно сложенного постельного белья и поджимаю под себя ноги. Столовой ложкой судорожно выгребаю мед со дна, а затем растворяю в чайной чашке.

— Ну, как прошло? — спрашивает Гуся с набитым ртом.

— Температура опять фигакнула, — вздыхаю я.

— То есть я зря морозилка попец, давая вам лишний час?

— Нет, — смущённо улыбаюсь я. А в голове картинка на картинке. Жесткий пол, мягкие поцелуи, пальцы на коже. Это же было, да? Не очередная работа моего воспаленного мозга?

— Ох и повезло тебе, Май. Такого мужика надыбала. Кстати, когда ты успела? — прищуривается подруга, вперив в меня острый взгляд.

— Ты же знаешь, я скорая на вляпаться во что-нибудь этакое… — отшучиваюсь, как могу.

— Ну, в этот раз ты вляпалась куда надо, мать! Я думала такие мужики, как динозавры — вымерли ещё до нашего появления на свет.

— Да уж, — пространно пожимаю плечами.

— Ты чего? — удивляется Гуся. — Он что, не нравится тебе?

— Нравится, — даже слишком, это очевидно.

— И в чем проблема тогда?

— Гуся, все вообще ни фига не просто, — тяжело выдыхаю я.

— Ой, да что тут не просто, — отмахивается она. — Поваляешься больная недельку, он привяжется к тебе и все, не отпустит потом уже никуда. Это ж на уровне инстинктов, типа, мы в ответе за тех, кого приручили!

— Ты что, меня сейчас с домашним питомцем сравнила? — она не так, чтобы королева метафор, да.

Делаю глоток горячего чая и вопросительно смотрю на подругу.

— Ну, если раскручивать эту тему… Это как с котятами. Вот сначала они говорят: лапы этого шерстяного изверга в моем доме не будет! А потом: иди сюда, мой маленький, я покормлю тебя с пипеточки детской смесью за тыщу рублей.

На последних словах я громко фыркаю, подавляя рвущийся хохот. Гуся не выдерживает и присоединяется. Я зажимаю рот ладонью и хрюкаю, сотрясаясь в беззвучном смехе. Недавний глоток чая идёт носом, что вызывает еще один взрыв хохота.

Слышится скрип дивана в комнате, и мы резко замолкаем, шикая друг на друга.

— Не разбуди! — сердито шиплю на виновницу шума.

— Не хочешь, чтобы ушел? — хитро прищуривается она.

— А кто бы захотел? — усмехаюсь в ответ.

— О, да! Мужественный, заботливый, с внушительным… — Гуся выставляет кулак вперёд и трясет им.

— Чего? — снова давлюсь чаем.

Да что он все не в то горле лезет сегодня!

— Ну, ты видела его пах? Либо он таскает с собой огромный Сникерс, либо даже в спокойном состоянии там…

— О, боже! — восклицаю я. — Не верю, что мы это обсуждаем!

— А я что… я просто наблюдательная.

— Ты всем мужикам на пах заглядываешь?

— Конечно! Лицо, плечи, пах. Стандартная процедура.

— Извращенка!

— Опытная!

Ну да, да, помним про ее бывшего с корнишоном и самомнением.

— Кстати, я на счёт "заберу себе" — не шутила. Если он тебе не нужен…

— Да нужен, нужен, — снова вздыхаю я. — И когда он тебя так покорить успел?

— Вот когда целый пакет еды принес, тогда и покорил!

— Эх, Гуся, что ж мы с тобой за женщины такие. Как легко нас прикормить — действительно, словно бродячие кошки.

— Быть кошечкой не худший вариант, знаешь ли! — авторитетно заявляет подруга, воздевая палец к потолку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да уж, гораздо хуже свинкой…

Мы обе бросаем взгляд на огромную морду быка, притаившуюся в коридоре, и снова заходимся в смехе.

Чай бросает меня в жар и приходится сменить уже третью футболку за сегодня. Ложусь в постель лицом к Владу и в темноте прислушиваюсь к его размеренному дыханию. Смелею и кладу руку ему на грудь. Прикрываю глаза под глухие удары сердца мне в ладонь. Тук-тук-тук. Как чудесно звучит, почти гипнотически. Чувство абсолютного спокойствия укрывает меня невесомым одеялом. Так тепло, так уютно мне не было очень давно.

Неожиданный сигнал телефона, оповещающий о входящем сообщении, вырывает меня из этого кокона.

На экране светится очередное сообщение с вопросительным знаком. Я кидаю взгляд на спящего Медведя, и сердце пропускает один болезненный удар. Горло сжимает от чувства ужасного стыда. Что же я натворила, боже?

Очередной минус улетает в ответ. И так будет до тех пор, пока его жена не поймет, что ее план пошел прахом. Я не знала, какой Влад чудесный, когда соглашалась на эту аферу. И никакие деньги мира не стоят того, что она хочет, чтобы я с ним сделала.

Глава 18. Апельсиновый рай

Влад

Фарфоровые куклы очень хрупки. Их белоснежные лица идеальны, платьица совершенны, а кудри безукоризненны.

Ничего общего с девчонкой, пускающей слюни на соседнюю со мной подушку. И тем не менее, я не могу отвести от нее глаз, словно это редкое коллекционное изделие, и стоит сделать лишь один выдох в ее сторону — непременно расколется на мелкие куски.

В предрассветной тьме она почему-то особенно хороша. Волосы кажутся темнее, скулы выше, губы более чувственными. Она лежит так близко, что ее растрепавшаяся макушка лезет в лицо, а горячее дыхание опаляет шею. Стоит только протянуть руку — и она будет в моем плену. Останавливает лишь глубокий самоконтроль и то, что я уже окончательно проснулся.

Надо выбираться из этого сладкого плена, ее подруга наверняка уже вернулась, а мне нужно подготовиться к работе. Но это оказалось не так просто. Как только открыл глаза и наткнулся взглядом на нежное существо под боком — стал жертвой какого-то гипноза. Словно профессиональный фокусник размахивает перед лицом маятником, а я и не хочу, но не в силах оторваться от него.

Почему так переклинило на этой девчонке? Почему именно она со своими нелепыми волосами и непредсказуемостью? Надеюсь, рассудок вернется в ближайшее время, а не сгинет окончательно, помахав белым флагом и уходя в закат. Это же просто смешно: престарелый мужик и юная нимфа. Именно про таких анекдоты и складывают.

Может это все отголоски нерастраченной молодости? Она догнала спустя столько лет, припомнила, что время, которое тратил на учебу, нужно было потратить на вечеринки и девчонок. Что пока была возможность делать глупости — купить мотоцикл, привести в дом крашенную оторву — нужно было пользоваться? А не выбирать одну и на всю жизнь, тем более, что реальность больно отозвалась через годы: на всю жизнь не бывает.

И вот последствия: ночую на жёстком диване в компании со странным созданием, к которому тянет, словно магнитом. Отключая мозг и включая все остальные рецепторы.

Касаюсь ее лба губами — не горячая. Температуры нет. Есть едва уловимый запах каких-то цветов — сладкий и тягучий, словно мед. Хочется зарыться в ее шею, втянуть поглубже, остаться в постели. Но остатки мозга, высушенного до состояния чернослива, напоминают, что есть дела, ответственность, работа, в конце концов.

Одним четким движением перекидываю ногу через спящую красавицу и встаю. Тянусь к телефону на полу и вызываю себе такси. Надеваю носки, чувствуя себя, по меньшей мере, героем-любовником, ускользающим из постели очередной дамы на рассвете. Что, по сути, весьма близко к правде: для нее хочется быть и героем и любовником. Совсем крыша поехала, знаю.

Кидаю финальный взгляд на девчонку, укутанную по шею в тонкое одеяло, и иду будить ее подругу, которая, по ее собственным словам, нынче "чилит"[1] на кухне. Агния закрывает за мной дверь, кокетливо переступая с одной босой ноги на другую и предлагая заехать вечером, когда ее снова не будет, дабы проследить за больной. Я просто киваю, для себя все решив: обязательно приеду.

— Горький, с каждым днем твоя физиономия все больше оправдывает фамилию! — Макс, как всегда, сама бодрость по утрам, влетает в офис с чашкой кофе из соседнего кафе. Может, они там допинг какой-то ему подливают и пора изменить своей домашней кофемашине с зёрнами бразильской обжарки на ту горькую дрянь?

— Не выспался, — бурчу я. Хотя, зачем, собственно, оправдываюсь? Каверзные вопросы не заставляют себя ждать.

— Ах ты, жук, таки заарканил свинку? Ну, признавайся, жарил ее всю ночь, разминая окаменелости?

— Да уж, жарил — самое подходящее слово.

Вспоминаю горячее от лихорадки тело и снова хмурюсь. Догадается ли написать мне? Взять номер у подруги и хотя бы сообщить, что все в порядке?

— Да не-е-е, — скептически тянет друг, снова разваливаясь в гостевом кресле. — После жаркой ночки рожа выглядит не так, мне ли не знать. Так что случилось?

— У меня друг дебил, а так, все в порядке, — спокойно парирую я.

— Ха-ха, очень смешно. Ладно, не хочешь говорить — не надо. Просто расслабь то, что ты называешь лицом, на сегодня записи вплоть до вечера, а мне в арбитражку надо.

Тяжело выдыхая, вдавливаю глаза пальцами. Сегодня, как никогда, чувствую, что просто не потяну эту лямку. Вторая неспокойная ночь сказывается.

— Может, пора расширить штат?

— Бать! Да я тебе ещё с прошлого года твержу, что пора взять кого-нибудь на подмогу, чтоб не ишачить, как проклятым. А ты: справляемся, ответственность, репутация…

— Я передумал.

Телефон пиликает входящим сообщением и, прочитав на нем лишь два слова "доброе утро", добавляю:

— И я сегодня до обеда.

Если с утра недосып отзывался лишь лёгким раздражением и ломотой в теле, то к обеду он разгорелся ярким пламенем неприязни ко всему. На тесный кабинет, удушающий костюм, людей, не способных сформировать запрос простыми односложными предложениями! Хотелось вырваться из этого сжимающего в тиски офиса, вдохнуть полной грудью и поехать туда, где сейчас все мысли: в маленькую квартирку обшарпанной пятиэтажки. К девчонке, поедающей апельсины прямо в постели. О чем она не преминула сообщить в крайнем смс, прикрепив забавное фото с горой оранжевой кожуры на голых коленях.

И мне впервые захотелось попросить кого-то сделать больше фотографий. Больше коленей, больше футболки, торчащей ярким уголком на снимке. И лицо. Да, хочу видеть ее улыбающееся лицо — забавное, с очень живой мимикой и такой фарфоровой кожей.

Смс-переписка затягивается на весь день: в течение рабочих часов, затем весь путь домой и даже, пока я пытаюсь отоспаться за предыдущие ночи. Телефон то и дело пиликает, вызывая улыбку и острое желание тут же схватить его и прочесть, чем ещё удивит меня это чудо. В один из таких моментов, когда уже стою на выходе, одевая обувь, телефон снова сигнализирует о входящем сообщении. Не глядя, провожу пальцем по экрану, чтобы прочесть то, что не хотел бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍