Амалия Март - Взрывная Шипучка

— Я смогу тебя переубедить, — красная ткань спадает с плеч, жёсткие пальцы проходятся по оголенной спине, вызывая электрические разряды по всему телу. — Черт, твой костюм стал катализатором таких фантазий!

Поцелуй. И ещё один и ещё.

— Ммм, — несвязно мычу, теряя суть нашего разговора.

Я ведь хотела ему все рассказать. Мозг, прошу тебя, останься и поборись. Не дай телу взять верх!

Но, очевидно, уже поздно. Моя спина касается мягкого покрытия ковролина, звенит пряжка ремня, горячие пальцы проходятся по моей коже и все, что крутится у меня в голове: боже, я люблю его.

Майя

— Итак, в воскресенье выезжаем с самого утра, часов в девять, — пальцы Влада сжимают рычаг переключения скорости, а я думаю лишь о том, как он вытаскивал меня из костюма какой-то час назад.

По телу пробегают мурашки, покрывая кожу пупырышками. Чертовски приятное ощущение.

— Зачем так рано? — кажется, я уже смирилась с этой мыслью или напротив, мне до сих пор не верится, что он возьмёт меня с собой.

— Раньше приедем — раньше вернёмся.

— Это как?

— Праздник будет дома. Соберется толпа неадекватных родственников, большой стол в саду. Мои родители старой закалки. Никаких ресторанов и пафосных нарядов. Все по-семейному. Так что чем раньше приедем, тем раньше удастся выбраться оттуда. Можем вообще заглянуть на полчасика, подарить подарок и, сославшись на срочные дела, уехать.

— Это… как-то некрасиво.

— Да, наверное. Но это ты ещё с ними не знакома. Продержаться в обществе этого сборища целый день — под силу только закаленному человеку.

Влад постукивает пальцами по рулю, задумчиво вглядываясь в поток машин перед нами.

— Все так говорят о своих родителях! — смеюсь я. — Мои вообще бухгалтеры! За семейным столом они говорят только о не сошедшемся дебете с кредитом. И то, что я знаю такие страшные слова живое тому подтверждение!

— Никогда бы не подумал, что твои родители бухгалтеры, — улыбается Влад. — Как же ты выросла у них такая креативная?

— Думаю, мой отец, между прочим, потомственный финансист, до сих рефлексит на эту тему!

— А мама?

— Мама во все-е-ем его поддерживает, — тяну я для красочности. — Они чуть в обморок не упали, когда я сказала, что буду в театральное поступать.

— В театральное? — брови Влада взлетают вверх, и он кидает на меня быстрый взгляд, отрываясь от дороги.

— Ага. Они-то уже присмотрели мне место в нашем Тверском финансовом. Они упорно старались не замечать, что алгебра, которая нужна для поступления, и я — не созданы друг для друга. И вообще, цифры — это не мое. Все старшие классы мозги мне прочищали: ты подумай, кем ты будешь после окончания университета, это же не профессия, а если ты не поступишь, а если то, се… Нужен запасной план! Короче, правы оказались. Не поступила. Пришлось использовать запасной план. Профессия отстой. Я так никем и не стала. Наверное, поэтому я так редко езжу домой, чтоб не видеть их разочарованные во мне взгляды.

— А у нас больше общего, чем ты думаешь, — усмехается мужчина, кладя ладонь мне на колено и не сильно его сжимая. — Моя родня тоже не была в восторге от выбранного мной пути.

— Да ладно! Никогда не поверю. Успешный нотариус — звучит, как мечта моих родителей.

— Но не моих. Ты сама всё поймёшь, когда приедем. Не буду портить тебе сюрприз, — он странно усмехается и сворачивает в наш двор.

Машина останавливается возле облезлого подъезда ненавистной мне пятиэтажки. Влад глушит мотор и разворачивается ко мне.

— Ты заинтригована? — спрашивает он, кидая взгляд на палец, который я грызу.

Черт. Никогда не избавлюсь от этой дурацкой привычки.

— Скорее нервничаю. Я не слишком-то нравлюсь родителям обычно. Да и…

— Рано?

— Хорошо, что ты сам это произнес. Ведь рано, да? — заглядываю ему в глаза, ища там ответы.

— Это ни к чему не обязывает ни тебя, ни меня. Считай, что ты — моральная поддержка. Я тоже белая ворона среди своих родных, и кто-то вроде тебя может сгладить это ощущение. Так что считай, что ты едешь со мной, как моральная поддержка. Дружеское плечо.

— Дружеское? — приходит очередь моих бровей скептически выгнуться.

— Ну, отчасти, — щелкает меня по носу. — Но отчасти — и часть это большая — мне просто не справиться там без одной шипучей девчонки.

Я замираю от этих слов. Они такие… вроде, ничего особенного не сказал, а как многообещающе звучит. Я киваю, безмолвно соглашаясь на все его аргументы. Конечно, я поеду. Когда мужчина зовет к родителям — надо ехать. Это один из тех шагов, что делает любая парочка, строящая отношения. И пускай наши шаги какие-то чересчур уж километровые, я уже поняла: я согласна на все с этим мужчиной.

— Сегодня приедешь после работы? — спрашивает Влад, снова захватывая мою ладонь в свой плен. Мягко поглаживает чувствительную кожу большим пальцем, вызывая стройный ряд мурашек по коже.

— Я итак у тебя каждый вечер. Сегодня дома переночую, завтра с утра опять "утренник". А с тобой я точно не высплюсь, — понижаю голос до хриплого шепота. Это все предательские голосовые связки сговариваются с бабочками в животе и своевольничают.

— Не выспишься, — коварно улыбается Медведь.

Наклоняется и мягко целует меня в уголок рта, царапая колючей щетиной.

— Тогда до завтра? Или теперь встретимся только в воскресенье? — низко говорит он, вновь вызывая дурацкий бадабум внизу живота.

— Посмотрим, — пожимаю плечами и берусь за ручку двери. — Я напишу тебе.

— Я буду ждать, — летит мне в спину.

Я аккуратно вылезаю из машины и столь же аккуратно закрываю дверцу. Не хлопая сильно, как и учил меня Влад. Он улыбается, видя, как я стараюсь, заводит машину и выруливает со двора.

Гуся встречает меня в бигудях. Снова.

— Ты будешь похожа на пуделя, — с порога заявляю я.

— За что ты так меня ненавидишь? — прищуривается она. — Я пытаюсь спасти положение!

— Кудрями?

— Сделаю влажную укладку!

— Ну, удачи, — снимаю кеды и прохожу на кухню. — А пожрать чего-нибудь есть?

— А Влад тебя не накормил? — выгибает она бровь, прислонившись к косяку.

— Не сегодня, — улыбаюсь я.

— Хорош тут светить своей довольной физиономией. Пожалей подругу с затяжным простоем.

— Прости, Гуся. Я постараюсь держать свое довольное лицо подальше от твоего недолюбленного.

— Что, сегодня опять у него ночевать останешься?

— Мне кажется или я слышу радостные нотки в твоём голосе?

— Я просто очень рада за тебя!

— И? — складываю руки на груди, ожидая продолжения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И… рада спать на нормальном диване, а не здесь, — кивает на жёсткую кухонную кушетку.

— Аха, так и знала, что ты имеешь свои корыстные цели!

— О да, я самая корыстная женщина в мире! Под кого угодно уложу подругу, лишь бы спать на удобной кровати! — закатывает она глаза.

— Я всегда это знала! — тычу в нее пальцем, мы не выдерживаем и начинаем громко ржать.

Гуся кормит меня новоизобретенным ей блюдом: жаркое из картохи и сосисок, а я благодарно улыбаюсь ей, не рассказывая, какая это несусветная дрянь. Так и поступают подруги: поддерживают кулинарные эксперименты друг друга, даже если есть это можно только с закрытыми глазами, потому что месиво больше похоже на похлёбку для свиней. Серьезно, бабушка таким же кормила молочных поросят в деревне.

Но я не убираю с лица благодарной улыбки, пока Гуся сидит напротив и смотрит, как ее отрава скрывается в моем рту.

— Гусь, а поменяешься со мной на воскресенье? Там два утренника. Оба Фиксики.

— Есть планы?

— Ага, Влад меня к родителям на годовщину везёт.

Произношу это вслух и понимаю, насколько серьезно все это звучит. По окаменевшему лицу подруги понимаю, что так и есть, мне не показалось, это пипец как серьезно, чтобы Влад мне не втирал!

— У вас настолько все эм… обстоятельно? — она наклоняется ближе, доверительно понижая голос.

— Видимо да.

— Вот ты попала, Май. В смысле, я рада за тебя, но…

— Да знаю я, знаю. Я во всем ему признаюсь!

— А что ты оденешь? — неожиданно охает Гуся. А ведь я уже настроилась отбивать очередные нападки. — Нельзя же ехать в драных шортах знакомиться!

— Да, думаю, шока от моего цвета волос будет достаточно. Одолжишь платье?

— Нет.

— Нет?

— Нет. Собирайся, поедем в сэконд, купим тебе твое собственное парадно-выходное платье! Повод — что надо!

Майя

— Да!

— Нет.

— Да! — визжу я, прижимая к груди цветастое платье.

— Нет-нет-нет, — пытается отобрать его у меня Гуся.

— Не трожь! Оно идеальное!

— Оно на размер меньше! И с утятами!

— Я влезу! А утят обожаю!

— В таком нельзя знакомиться с родителями, — подруга тянет плотную ткань на себя так сильно, что ворот платья начинает трещать.

— Кто сказал? — бью ее по рукам, уворачиваюсь и несусь в сторону примерочной.

Мой злодейский смех, натренированный на американских фильмах, дополняет образ свихнувшейся психопатки. А я не такая, просто увидела платье — и пропала. Оно точь в точь такое, как было у меня в детстве!

В сэконд-хенде на Новорожской, носящем гордое название "Еurobutik", мы частые гости. В прошлом месяце я отхватила здесь оригинальные тимберленды и кожанку Calvin Klein за копейки. А до этого бесчисленное количество раз откапывала футболки Zara и Mango по смешным ценам, оригинальные джинсы Diesel и даже топы Hugo Boss. Но вот платья… на этой территории я впервые.

Сжимаю в руках белую ткань с огромными желтыми утятами с ярлыком made in Italia и задергиваю подобие примерочной. На самом деле это просто тряпка, которая ходит по железной дуге над головой, отделяя тебя от посетителей стока, словно душевая кабина, но этого вполне достаточно, чтобы не светить своими трусами с кроликом Playboy.

— Май, я тебя прошу, примерь то чёрное платье. Не зря ж Коко Шанель про него заливала, — снаружи скребётся Гуся.

— Сначала я примерю утят! — твердо говорю я, вылезая из футболки и стягивая шорты.

— Что ты в них так вцепилась?

— Ничего ты не понимаешь! — кричу, забираясь головой в горловину.

Так, руки просунулись, голова на месте, в груди, правда, жмёт и ниже не опускается. Черт. Ткань скрутилась. Скачу, как ненормальная, пытаясь расправить ткань по спине, выгибаюсь дугой, ломаю ноготь.

— Ай!

— Что? Размерчик не твой? — ехидно заявляет подруга по ту сторону ширмы.

— Слегка скрутилось, ща все будет, — уверенно выдаю я, а сама уже вспотела вся от этих акробатических фокусов.

"Надо просто снять его и заново одеть!" — приходит мне гениальная мысль. Берусь за края скатавшегося на груди валика и, подпрыгивая на месте, тяну вверх. Мать. Твою. Оно ни в ту, ни в другую сторону не идёт.

Глубоко выдыхаю и опускаю руки. Из зеркала на стене на меня смотрит взмыленное лохматое существо в одних розовых труселях и платьем, едва прикрывающим недо-грудь. О! А тут еще и рукава — фонарики! Жаль, в целом образ не оценить!

— Гу-у-усь, — жалобно тяну я.

— Что? Застряла? — ехидно замечает подруга.

— Па-ма-ги-те, — тоненько пищу я.

Шторка отъезжает и в импровизированную кабинку заходит Гуся. Осматривает меня с ног до головы и тяжко выдыхает.

— Поворачивайся спиной, — я послушно разворачиваюсь в тесном пространстве. — Упрись ладонями в стену, — продолжает командовать подруга.

Ее пальцы быстро проникают под ткань и вытягивают застрявшую подкладку, торчащую, почему-то аж у самых ушей. Но дальше дело снова не двигается.

— Тут молния, ты ее не расстегнула! — ругается Гуся. Пищит ее телефон, но она не реагирует, пытаясь пробраться к собачке.

— Я не увидела, — хриплю я, рассматривая серую штукатурку стены.

— Так, она застряла, не двигайся.

Подруга с ожесточением дёргает язычок молнии, отчего меня не хило кидает по кабинке.

— Сейчас, почти, ещё немного, о, да, — молния, наконец, начала поддаваться.

Но пройдя пятисантиметровый путь, опять застряла.

— Ну же, — дергаюсь я в руках моего спасателя. — Давай сильнее!

— Я стараюсь! Помогай мне, подвигайся немного, присядь, — она снова берется за край платья и пытается стянуть его с меня так, не расстегивая молнию до конца.

Я снова кручусь в ее руках. Ткань, наконец, начинает скользить вверх. Я задираю руки, чтоб безболезненно выскользнуть из него, но цепляюсь серёжкой за внутренний подол.