— А, а, — почти ору я.

Резко вырываюсь из рук подруги и падаю на пол. Слышится дикий грохот и мне сложно поверить, что я тому причина. Я лежу, распластанная на полу, с задранными вверх руками, и ткань мешает мне увидеть насколько все плохо. Из кабинки я явно вывалилась, а под головой чувствую чей-то ботинок. Это что ж, все мои трусы с известным зайцем видят? Позорище-то какое.

— Май, вставай, — шипит над головой Гуся.

А я и рада бы, но как? Не видно же ни черта! Переворачиваюсь на живот, сгибаюсь в три погибели и, как гусеничка, ползу в сторону, как мне кажется, раздевалки. Но тут упираюсь в стену. Или нет. Судя по тому, как стена от меня отскакивает.

— Простите, — на всякий случай говорю я и продолжаю ползти.

— Да стой ты! — догоняет меня голос подруги.

Она наклоняется и одним рывком стягивает с меня удушающую ткань.

— А! — снова ору я. Потому что, во-первых, бедное мое ухо, а, во-вторых, прямо перед глазами чужие ноги.

Поднимаюсь с колен, прижимая к голой груди горе-платье, и осматриваю помещение. Я явно стала звездой дня. По меньшей мере, человек шесть наблюдали мой позор. И как я кряхтела в примерочной, и как из нее выпала, и как ползла полуголая, сверкая задницей с кроликом. Насмешливые взгляды покупателей пополам с ошеломленными продавцов, не сводят с меня глаз.

Провалиться бы под землю, но феи-крестной у меня нет, так что приходится гордо задрать голову и шагнуть обратно за ширму. Как только тяжёлая ткань скрывает меня от людей, по тесному подвальчику разносится дружный гогот.

Мать. Твою.

Я быстро натягиваю свою одежду, комкаю платье-моей-детской-мечты и вылетаю к кассе, где стоит Гуся.

— Пошли отсюда, — шиплю я, закидывая утят обратно в корзину у выхода.

— Подожди, — останавливает она меня ладонью. И только тут я замечаю, что она вся красная от злости и кидает гневные взгляды на девушку за прилавком. — Нам тут запрещают здесь впредь появляться!

— С чего это?

— За аморальное поведение! — сквозь зубы говорит девушка на кассе. Ну, как девушка, молодящаяся курочка-гриль за сорок. — То, что вы там творили… Мы этого не приемлем! Как не стыдно вообще, приходить в магазин для… для…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Для чего? — не врубаюсь я. — Примерить одежду?

— Я охрану здесь поставлю и камеры повешу! — задыхаясь от негодования, продолжает она.

— Пошли, короче, — берет меня под руку Гуся.

Мы поднимаемся по лестнице и толкаем тяжёлую дверь, чтобы оказаться на улице.

— Что это было вообще?

— Она думает, что мы того, — лыбится подруга.

— Чего — того? — я снова туплю.

— Ну, тискались там с тобой.

— ЧЕГО?

— Ага, прикинь. Говорит, идите со своей "партнершей", — Гуся изображает кавычки в воздухе. — В психушку лечиться. Кино западное, видимо, пересмотрела.

— С чего она вообще это взяла! — возмущаюсь я. — Что за бред вообще!

— Очевидно звуки, которые мы издавали, мало походили на примерку! — Гуся уже откровенно ржет.

И невольно я сама прыскаю от смеха.

— Офигеть, сходили за платьем. Опозорилась, еще и унизили…

— Ладно, одолжу тебе мое парадно-выходное. Оно на все случаи жизни подходит. Идеальное вложение.

Подруга берет меня под руку и тащит в сторону дома. В очередной раз у нее пиликает телефон.

— Кто тебе там написывает?

— Оксана.

— Что? И почему ты мне раньше не сказала?

— Ты была слишком увлечена Владом. Я не хотела спускать тебя на землю. Но его жена заметно активизировалась и шлёт мне смс-ки по пять раз на дню, контролируя каждый шаг. И пришлось немного сымпровизировать, чтоб она отстала.

— Как? — чувствую, как колени начинают подгибаться. Я ведь почти забыла о ней, играя в настоящие отношения.

— Я сказала, что мы с Владом встречаемся. А завтра я его, по идее, должна бросить.

— Черт, черт, черт! Значит, у меня совсем не осталось времени?

— Прости, Май, я оттягивала, как могла. Ты, кстати, деньги ей вернула?

— Ага, перечислила в тот же день обратно, — мы притормаживаем возле спуска в метро, и я зябко ежусь, несмотря на жару. — Что ж, видимо поездка выйдет насыщеннее, чем я предполагала. Как же быть, Гусь?

— Напиться?!

— Тоже мне выход!

— Тебе нужна перезагрузка. Отвлечься, выпить, повеселиться. Может, все расставится по местам само собой?

— Ага, как же, — скептично замечаю я.

— Сегодня Пашка на днюху свою приглашал. Пойдем?

— У меня заказ вечером.

— Так у него тоже. А после можно состыковаться.

— Ага. Наверное.

Я, конечно, соглашаюсь, но огромное грызущее чувство внутри четко говорит: ни фига ты сегодня не повеселишься, Май. Будешь весь вечер втыкать в одну точку, думая, как рассказать все Владу. И чтоб этим разговором все и не кончилось.

И какая же я трусиха, что не сделала этого раньше!

Глава 35. Ирландские традиции

Майя

— Давай! Давай! Давай! — скандирует толпа, собравшаяся возле нашего столика.

Краем сознания я понимаю, что творю какую-то несусветную дичь, но почему-то, мне кажется это очень забавным.

Итак, я завожу руки за спину, прощупываю застежку сквозь ткань майки и вынимаю крючок из петельки. Один, второй. В груди становится свободно. Снимаю лямки с плеч и одним резким движением вытягиваю лиловый бюстгальтер из-под майки.

Завывания толпы становятся громче. Я раскачиваю бесполезный предмет гардероба в руке, прицеливаясь. Стол под ногами опасно кренится, но я сохраняю баланс и закидываю лифчик к остальным трофеям в баре. Миссия выполнена. Толпа ликует. Я — богиня!

Кто мог подумать, что ещё два часа назад я была готова остаться дома и пропустить лучшую в своей жизни вечеринку!

— Я никуда не пойду, — ныряю под одеяло, закутываюсь по самые уши и демонстративно включаю телек.

— Май, ну ты чего, я собралась уже, сижу, тебя жду. И Пашка мне написывает весь вечер.

Гуся присаживается на край дивана, скрещивая свои длиннющие ноги в обтягивающих джинсах и демонстрируя боевую раскраску.

— Я устала.

— Ты хандришь!

— И это тоже. Дай пострадать, а? Я в шаге от моральной экзекуции. Надо настроиться.

— Не, так не пойдет. Вставай, давай, — она тянет одеяло, но я не поддаюсь. Вцепилась в него, как ДиКаприо в плот с Кейт Уинслет. Надеясь, что спасусь.

— Тогда никакого платья! — угрожает мне эта страшная женщина.

— Шантажистка!

— Не хочешь ради себя выбраться из дома, сделай это ради меня! Мне осточертело тут в четырех стенах страдать.

Я высовываю нос из-под укрытия и заглядываю в глаза подруге. Вот я дура, конечно. За всей этой жалостью к себе совершенно не обратила внимание на ее состояние. Не отпускает ее мерзавец Стас, прошедший бульдозером по ее семье. Тянет на дно, как камень на шее, еще немного и Гуся окончательно задохнется. Уже который год вся эта клоунада длится: то тебя люблю, то сестру твою. Вот, теперь до свадьбы дошло. Только белое платье и роль счастливицы, почему-то, досталась не ей.

И это к лучшему, конечно. Но это только со стороны очевидно. А каково главному действующему лицу в этой истории? Уж явно не весело.

— Хорошо, — откидываю душное одеяло. — Пойдем. Но краситься я не буду!

— Да можешь даже не одеваться, — расплывается она в победной улыбке.

— Ну уж нет, такого удовольствия я Морозову не доставлю. Он хоть проставляется? Или нынче по модному сценарию: вместо подарков каждый платит за себя?

— У бомжующих аниматоров?

— Ну да, о чем я, собственно.

Плетусь к шкафу, одним отработанным движением руки достаю с нижней полки джинсы-бойфренды, а со средней короткий топ с Микки Маусом. Любимый. Не собираюсь даже наряжаться. Любому секси-платью я предпочту комфорт. Тем более, я теперь в отношениях. Наверное.

Спустя пару пересадок на метро мы выходим на Новокузнецкой станции и, петляя по незнакомому переулку, ищем вывеску паба, куда заманил нас одногруппник. Задачка выходит не из лёгких — бар притаился в подвале не примечательной пятиэтажки, далеко от главной дороги. И это сразу меня настораживает. Бюджетные заведения зачастую прячут в таких местах, но и атмосфера там обычно не из располагающих.

Мои подозрения оправдываются, едва мы толкаем массивную деревянную дверь, и оказываемся в темном, пропитанным пивом и по́том зале. Пивнушка. Деревенская пивнушка. Замечательно.

Об этом кричит буквально все: побеленные шершавые стены, увешанные знаменами и символикой каких-то спортивных команд, потемневшие от времени полки в баре, столы и тяжелые стулья, но главное — и это сражает наповал — коллекция из разномастных бюстгальтеров над головой. Прекрасно. Я очутилась в баре из разряда "шалавам скидка".

— Девчонки! — раздается прямо в ухо веселое приветствие. — Приехали!

Глаза Пашки сверкают от веселья и алкоголя, а лёгкое амбре, способное воспламенить воздух, намекает, что последнего в нем уже нехило.

— Ничего не берите, у нас все есть, мои дружищи сегодня проставляются!

Он закидывает руки нам на плечи и разворачивает от бара в противоположную сторону. Туда, где уже подобралась знатная компания из доброго десятка таких же, как сегодняшний именинник, дрыщей.

— Ребята, смотрите, каких девчонок я привел! — орет Пашка, и все взгляды утыкаются в нас. — Мы вместе работаем! А раньше учились вместе!

Громко оповещает он всех вокруг. Мы с Гусей переглядываемся, безмолвно сигнализируя друг другу, насколько ошибочным было сюда припереться. И я уже было хочу открыть рот, заявив, что мы на минуточку, только поздравить зашли и тупо свалить отсюда, как меня живо усаживают, а в руки вкладывают рюмку с текилой. Тоже самое происходит и с Гусей, и опомниться мы не успеваем, как уже пьем за здоровье Пашки, потом "между первой и второй", а потом штрафную, почему-то на брудершафт с именинником.

От навязанного поцелуя я уворачиваюсь, но развязные руки друга все равно стискивают меня плотнее, чем того требует момент. Гусе увернуться не удается и Морозов таки ныряет ей в рот, под громкие улюлюканья его дружков. И опомниться мы не успеваем, как в руке снова оказывается рюмка, а тост звучит святой: за родителей. Мозг под таким напором сдается, собирает чемоданы и валит в теплые края, оставив только пустую оболочку, растекшуюся по стулу.

Бар неожиданно начинает мне нравиться. Такой ирландский шик. Подкупающая простота. Дружеская атмосфера. И музыка бодренькая и компания веселая! Чего ещё надо для вечера пятницы после отвратительного костюма свинки и уничижающих чаевых?

— А ты прикольная девчонка, — разносится справа.

Кидаю взгляд на рыжего хипстера с пышными усами и начинаю хрюкать от смеха.

— Не, это ты прикольный! Чем усы укладываешь?

Мой выпад, очевидно, остается незамеченным, потому что парень наклоняется ближе и кричит мне на ухо:

— Арсений!

Ну вот, ещё один на мою голову!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты тоже не приучен к лотку?

— Что?

— Ну, ссышь, где ни попадя?

— Я ничего не понял, но ты мне нравишься.

Его рука ложится мне на колено, а усы шевелятся в моем направлении. Э, нет, дружище, подкат не засчитан.

— Сеня, не трогай Майю. У нее папаша — пиндос, суровый. Думал, башку мне оторвёт в прошлый раз, — влезает в разговор, материализовавшийся возле меня именинник.

Какой папаша? Он же не… А, так вот, как мы с Владом смотримся со стороны.

— Я папаш не боюсь, — хорохорится усатый рыжий-полосатый, с вызовом смотря на друга.

— А больших суровых бойфрендов? — опускаю я Сеню на землю.

— С этим сложнее, — сдувается новый знакомый. — И что, сильно большой и суровый?

— Как медведь! — размахиваю я руками.

— Так и на медведя найдется транквилизатор!

— Ты что, завела себе кого-то? — на плечи ложатся две тяжелые ладони Морозова. — А как же я? Я так надеялся! — театрально возмущается Пашка.

— Прости, Морозов, дрыщи не в моем вкусе, — подкалываю я друга.

— Народ, народ, созрел новый тост! — кричит именинник, наклоняясь к столу. — За бицуху! Чтоб мощные банки сами росли, а девушки в очередь выстраивались их заценить!

Дружный хор мужских голосов ревет на весь паб. Все встают с места и начинают звенеть рюмками. Я поддаюсь настроению и присоединяюсь к толпе.

Сама не замечаю, как перемещаюсь к Пашке на колени и начинаю втирать ему, какое он чмо бесперспективное. Совсем как я. На что друг не обижается, а лишь сочиняет новый тост. "За перспективы". Мы бесконечно ржем, подпеваем старым рок-хитам, бьющим из колонок над головой, и в какой-то момент я оказываюсь танцующей на столе.