— Куда ты собралась? — звучит уже совсем рядом. Бежит за мной. Какая честь!

— Пойду взрослеть! — перекрикиваю проезжающие мимо машины.

— Ты сама завела этот разговор и сама же обиделась!

Влад разворачивает меня к себе, но я вырываюсь.

— Я не обиделась! Я злюсь на тебя! Я тебе о чувствах! О нашем с тобой будущем! А ты меня возрастом попрекаешь!

Отхожу от него, пинаю лопухи под ногами.

— Разве я что-то сказал о возрасте? — тихо выдыхает он.

— А-а-а-а, — злость накрывает с новой силой, и я снова пинаю траву. Ну почему он такой непробиваемый? Я же не многого прошу. Просто признания. Просто уважения. Просто надежды.

— Что ты делаешь? — тихо произносит он, глядя на мою травяную истерику.

— Ищу подорожник. Сейчас врежу тебе — сразу приложишь!

— Почему ты такая шипучка? Слово не сказать! — идёт за мной, наступает, давит своими медвежьими габаритами.

— Потому что это не правильные слова! Не те, понимаешь? — в очередной раз взрываюсь, размахиваю руками, топаю ногой. Песок под ногами встаёт столбом, ветер отбрасывает розовые волосы прямо в лицо.

Что в этом сложного? Три слова. Десять букв. Один вдох.

— Я женат, — срывается с его губ.

А вот теперь ему точно понадобится подорожник. Или мне.

Потому что теперь признания не избежать.

Глава 40. Тишина за столом

Майя.

Самое время разразиться грозе и шибануть грешную женщину молнией. Или обрушиться на Подмосковье метеоритному дождю, отсрочив этот неизбежный разговор.

Но мне так повезти не может. Поэтому я разжимаю пересохшие губы и силюсь выдавить из себя эти два слова: я знаю.

"Я знаю, что ты женат. Я знаю, что в процессе развода. Я знаю, потому что…"

Но, черт возьми, сколько бы я не тренировала разоблачительную речь в своей голове, сколько бы не придумывала оправдательных формулировок — оказалась тупо не готова. Поджилки трясутся, ладони потеют, горло сжимает огнем. Правда всегда давалась мне тяжело. Ещё в школе я поняла, что врать — гораздо проще. Что сочинить хорошую историю, чтоб оправдаться или приукрасить действительность — раз плюнуть. А если ты и сама в свою ложь поверишь — поверят и окружающие.

Может, поэтому я хотела поступить на театральный? Чтоб делать это без угрызения совести? Или чтоб сбежать от собственной трусливой натуры, боящейся отвечать за свои слова и поступки?

И нет ничего проще, чем жить по принципу Скарлетт О'Хара. Да, я подумаю об этом завтра… А завтра повторять себе эту фразу, и послезавтра, и так каждый день, пока чувства совсем не притупятся.

Но тянуть больше некуда, да?

Молчание между нами затягивается. Лицо Медведя приобретает почти мученическое выражение. Он ждёт реакции. Конечно, вовсе не такой, как я сейчас выдам, но что есть — то есть.

"Я знаю. Я знаю! Я — знаю…"

Перекатываю на языке, борясь с горечью. Так много интонаций можно придать этому простому выражению. А мне хочется лишь покаятельную. Такое слово вообще есть? Если нет — пора внести его в словарь Ожегова, я буду сейчас им пользоваться. Я буду сейчас каяться.

— Я знаю, — тихие звуки тонут в его:

— Знаю, это не то, что ты хотела услышать.

Хорошо, что у Влада такой густой бас, способный мягко укрыть мой невнятный писк. Хорошо, что есть ещё пара секунд собраться. Хорошо, что он хочет сейчас говорить. Я — все еще не в состоянии. Ха-ха, кто бы мог подумать, да? Что у Майи-выпаливаю-слова-чаще-чем-дышу могут они закончиться и что подвешенный язык, способный болтать даже под наркозом — дело проверенное — может подвести в минуты отчаяния.

— Я развожусь, — снова бросает Влад. Коротко и нервно.

Я заламываю руки, без нескольких минут от того, чтоб начать молиться всем богам на свете, чтоб дали мне мужества.

"Я знаю". Да черт возьми, что сложного-то?

Медведь вглядывается в мое лицо, силясь прочесть там мои мысли. Но уверена, ничего кроме вины он там не видит. И, наверное, он в замешательстве. Плотно поджатые губы и глаза на мокром месте — совсем не то, что ожидаешь увидеть после такого признания. Или наоборот? Может, у меня идеально подходящее моменту лицо?

— Мы познакомились ещё в институте, — осторожно выдает новую порцию признания Влад. — Это не было женитьбой по залету или по безумной глупой влюбленности.

Снова останавливается, щупая взглядом мою реакцию. А я что? Я хочу все это узнать. Очень хочу!

— Она была городская, а я приезжий, — он запрокидывает голову, словно рассматривая вершины сосен у меня над головой. — Таскала мне из дома контейнеры с едой, чтоб я не сдох в общаге на копеечную стипендию. Мы вместе готовились к зачётам, просиживали часы в библиотеке, работая над курсовыми, а потом и над дипломом. Как-то само собой съехались после экзаменов. Все было так просто с ней. Мы были единомышленниками. Хотели одного и того же, одинаково стремились к карьерным достижениям, одинаково не спешили углубляться в классическую семью. Поженились, потому что… ну, вроде как, положено было. Столько лет вместе и очевидно, разбегаться не собирались. Бизнес шел в гору, ее карьера тоже. Постепенно обросли квартирой, машиной, всем, что "должно" быть у успешных людей.

Влад замолкает, но лишь на секунду, чтобы просто набрать воздуха в лёгкие.

— Мы даже не ссорились никогда. Вообще. Если так подумать, это же странно, да? — он снова возвращает взгляд ко мне, но смотрит, словно сквозь меня, словно и не ожидая никакой реакции. — И мне бы понять раньше, но мне нравилось, что мы такие… стабильные. Без этих дурацких взрывов чувств, ненужных притязаний на свободу друг друга и ревности. Я никогда ее не ревновал, представляешь? Был настолько в нас уверен, что даже мысли не допускал.

Я вспоминаю его горящий взгляд, когда он впервые увидел меня с Пашкой, и его тяжелые ладони на мне, просто за то, что я несдержанно себя вела накануне. Так вот, откуда растут эти ноги. Теперь он параноит, да?

Влад прочесывает ладонью короткую бороду, а в затравленном взгляде я читаю продолжение этой истории.

— Она… — хрипло выходит из меня.

— Изменила, да. Банально так, до тошноты просто. Не знаю сколько раз, с кем и почему. Ничего не знаю, кроме самого факта. За день до того, как узнал, мы просто сидели напротив друг друга за ужином и молчали. Как всегда. И я вспоминал потом миллион раз: сколько мы проводили так вечеров? Сколько молчали, потому что нечем было поделиться, сколько таила эта тишина для нее? Может, поэтому?.. Или мы просто совсем чужие люди стали за столько лет?

Он замолкает. Делает несколько шагов ко мне. Смотрит прямо в глаза. Я хочу попятиться назад или даже развернуться и бежать. Потому что каждый из его шагов — это путь в мою душу. Он забирается в нее, устраивается там поудобнее и ждёт, что я сейчас проберусь и в его.

— Чтобы не послужило причиной — все правильно, — говорит в считанных сантиметрах от меня. — Не достаточно совпадать всеми пазами, не достаточно смотреть в одном направлении, не достаточно простой привязанности. Должно быть что-то большее, понимаешь? Должно гореть, вот здесь, — он прикладывает мою руку к своей груди, под пальцами барабанит сердце, гулко отдаваясь вибрацией в кожу. — Должно кружиться тут, — ведёт мою ладонь к голове, трется об нее колючей щекой, оставляет невесомый поцелуй на запястье. — И пружинить вот здесь, — ладонь вновь скользит вниз, проходится по твердому торсу, рельефу живота и останавливается над ремнем джинс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я мгновенно вспыхиваю.

— Ты говорила о будущем, — тихо произносит Влад. — Я вижу его так: никаких недоговорок, никакой тишины. Много смеха, любви и планов. Бесконечное число дней проведенных в разговорах и полная открытость. Я хочу лучшего для тебя, хочу, чтобы ты нашла себя, нашла свое место под солнцем, но при этом, эгоистично хочу быть для тебя на первом месте. Ты сможешь так?

Мои глаза заполняются влагой. Непроизвольно. Просто потому, что внутри разрастается такой огромный шар из эмоций, что озеро самоконтроля выходит из берегов. Горячие струйки текут по щекам, обжигая лицо. Я смотрю в графитовые глаза с проволокой и вижу там целый мир. Свой мир. Я вижу то будущее, которое он рисует. Вижу себя рядом с ним. Слышу наш смех, словно мы уже там: свободные от всех тайн, счастливые, влюбленные.

Шершавые ладони Влада заключают мое лицо в огромную скобку. Подушечкой большего пальца он стирает соленые дорожки. Губами расплывается в полу-улыбке.

— Почему ты плачешь, дурочка?

— Я знала, — шепчу на выдохе, выношу себе приговор. — Я знала, Влад.

Глава 41. Дундук — это не птица

Майя

— Нет. Нет, нет, нет. Ты же не серьезно, Влад?!

Я отступаю назад. Сначала медленно, расторопно прощупываю каждый камешек под ногой. Пячусь, как рак, пытающийся залезть в свою раковину. Но молчаливое наступление мужчины с самым устрашающим лицом из тех, что я когда-либо видела, мотивирует меня прибавить шаг.

Я резко разворачиваюсь на пятках и пускаюсь в бег. Под ногами хрустят шишки и сухие сосновые иголки, потому что он загнал меня в лес. Это же не будет одна из тех историй, где хладный труп ищут с десятком собак, да?

Наверное, стоило сделать все по-другому. И уж точно не стоило красоваться перед ним своим словарным запасом…


За несколько минут до этого


— Я знала.

Не так уж и сложно. Да, Май? Хотя самовнушение ни черта не помогает. Слова выжигают гортань, пробираясь наружу, дерут небо, расплавляют язык. Возможно из-за этого выходит так хрипло и совсем не твердо, а ведь я тренировалась перед зеркалом.

— Что именно, Май? — его твердые ладони все ещё на моих щеках. Глаза прикованы к моим, губы изломлены в подобии улыбки.

— О жене.

— Ты экстрасенс? Или считываешь информацию прикосновением? — смеется он, проводя подушечкой пальца по влажной коже. Все ещё не понимает, что означает мое признание. Думает, я хорохорюсь.

— Если бы, — непроизвольно фыркаю и ощущаю, как лицо искажает очередная неприглядная гримаса.

Ладно, ладно. Другого способа это сказать нет. Просто сорви пластырь, Майя, просто кинь спичку на угли, чтоб покончить уже с этим дурацким признанием.

Делаю несмелый шаг от Влада, выскальзываю из его рук. Его брови снова сходятся на переносице, руки повисают вдоль тела, и он тут же складывает их на груди, являя миру — то есть мне — образец мужского великолепия со всеми этими мышцами, буграми, чернилами на загоревшей коже. Че-е-ерт, он же просто придушит меня прямо здесь, посреди трассы! И почему я не рассматривала такой вариант? На что я надеюсь, вообще?

— Так, ладно, — произношу я вслух, нервно впиваясь зубами в палец. Дурацкая привычка сейчас как никогда кстати, помогает не выдать трясучки в руках. — Это не так уж и просто сказать…

— Да говори уже. Копалась в моих вещах, пока меня не было? Выведала у кого-то в офисе?

— Я с ней знакома, — выпаливаю я.

— Вот как.

Спокойно. Слишком спокойно. Ещё не понял, да?

— Высокая, красивая, блондинистая. Хочет вернуть мужа. Никакими методами не брезгует. Ага, мы знакомы.

— Интересно, — задумчиво тянет Влад. — И при каких же обстоятельствах состоялось знакомство?

— Тебе не понравится эта история. Зуб даю, не понравится, — нервно расхаживаю по дурацким лопухами, все дальше отходя от дороги.

— Мне уже она не очень нравится. Оксана знает, что мы с тобой встречаемся?

— Ага.

— Она что, следит за мной?

— Нет. То есть, я не знаю, возможно. Скорее всего да, потому что твое расписание она знает на ура.

— Она просила тебя не лезть в семью? — усмехается Влад. — И почему я не удивлен…

— Нет, скорее наоборот. Она очень хотела, чтобы я с тобой закрутила, а потом… Короче, я должна была бросить тебя самым не щадящим твое самолюбие способом. И денег предлагала много. Очень много. Настолько, что мне бы работать полгода не пришлось!

Лицо Влада застывает. Я физически ощущаю его напряжение. И злость. Да, наверное, это злость. Пока что направленная не на меня, но это ж я ещё самое главное не сказала…

— Охренеть, — наконец, произносит Влад. — Почему сразу мне не сказала об этом?

— Я собиралась, но…

— Но сумма была очень привлекательной? — лицо Медведя искажается, словно в прозрении.

— Я сразу же вернула ей деньги, — выпаливаю прежде, чем подумать своими куриными мозгами, как это звучит.

— Значит, согласилась, — его голос опускается до низкого хрипа и болезненно прокатывается по моему сердцу.