— Я разговариваю с Марком.

— Правда? По-настоящему? С такой же легкостью, как со мной?

— Да нет, — Тэсс задумалась. — Иногда я замечаю, что придумываю темы для разговора с ним. А когда еду из школы с Хэтти, то ловлю себя на том, что отыгрываю разговоры с ним. А все, о чем я хочу поговорить, — дети, что они делали в школе, и что я сегодня изучала в университете, и надо ли ремонтировать кухню перед тем, как продавать дом, — ему все это скучно, а компромисс иногда найти сложно. Так что мне приходится вовлекать его в разговор. Иногда он поддается, а иногда нет. Каждый вечер, когда Марк приходит домой, я его спрашиваю, как прошел день, но он редко что говорит. Правда, бывают случаи, когда он раскрывается и рассказывает о работе. Мне это ужасно нравится, потому что он такой забавный, но, как правило, ему не до того, потому что он целый день торчал в офисе и меньше всего ему хочется снова возвращаться к своим проблемам. Он говорит, что хочет только расслабиться и отдохнуть, а разговоры не расслабляют, надо делать какие-то усилия. Если я рассказываю ему про свой день, то знаю, что ему скучно и наплевать на все это. Нам заинтересовать друг друга — это все равно, что двум планетам столкнуться. Извини, я тебе надоела, да?

— Что? Уже пора?

— Спасибо.

Глава 21

В мобильнике что-то затрещало, но потом связь снова наладилась.

— Что? Я тебя не слышу. Повтори.

— Доктор Уильямс говорит, что нам надо к нему зайти.

— А что такое, Марк? Я в загоне. Мне надо сегодня закончить эту часть диссертации. Я специально договорилась с Кларой, чтобы Хэтти осталась у нее, а мальчики пошли к друзьям. Я не могу все бросить и бежать в школу.

— А ты думаешь, я могу? У меня собрание правления во второй половине дня, но он настаивает. Говорит, это очень срочно. Извини, Тэсс, но думаю, придется пойти.

— Когда?

— Я тебя там встречу в три.

— Он сказал, в чем дело? Хоть что-нибудь?

— Нет, только что это срочно. И он сам звонил, не секретарша.

— О господи, — простонала Тэсс и, закрыв документ, с которым работала, выключила ноутбук. Она почти закончила эту работу, в которую вложила всю свою душу. Ей безумно нравилось, что работа серьезная и требует большей глубины. Она будто попадала в иное измерение, где были только ее пальцы на клавиатуре и стремление записать живые мысли, образы и чувства, переполнявшие ее мозг. Она могла отключиться от всего на свете, уходя в этот параллельный мир, в котором ничто не имело значение, особенно то, что Найджелу нужно лекарство от глистов. А когда она заканчивала, то уставала, не физически, а умственно, приятной усталостью после продуктивной работы. Ничто в жизни до сих пор не давало ей такого ощущения, и это было неутолимое стремление, будто тяга к наркотику. В последнее время, если она не могла заниматься, или дети и Марк приходили и мешали ей, то не могла отключиться и раздражалась не только от их требований, но и самих голосов.

Тэсс все чаще думала, как бы Берт поступила на ее месте. Эта женщина стала ее опорой, несмотря на то что давно умерла. Но она была полезным индикатором. Как правило, Берт советовала ей жить своей жизнью и не сдаваться.

Сейчас Тэсс пыталась выяснить, какие галереи выставляли работы художницы. Это было сложно, потому что большинство ее крупных работ до сих пор находилось в частных коллекциях. Она надеялась убедить нынешних владельцев показать их, дать хотя бы на одну крупную выставку, но это было сложно. Если бы только кто-нибудь смог ей помочь! Тэсс все больше захватывала идея убедить крупную лондонскую галерею устроить специальную выставку. Бруно с его связями наверняка поможет, а привлечь общественный интерес будет не сложно.

На первый взгляд, женщины проделали огромный путь, подумала она, но на самом деле это не так. В их сердце это было не так. Она почти не думала о Джейке по пути в школу. Зато она много думала о себе, своих мечтах и о Марке. И ощущала вину за то, что вообще думает о себе.


— Ты опоздала.

— Мне надо было кое-что закончить.

— Я уже десять минут тут торчу. Пошли.

Я тоже рада тебя видеть, подумала Тэсс.

В кабинете мрачный доктор Уильямс сидел с видом судьи, готового вот-вот произнести смертный приговор. Секретарша, которая, похоже, готова была вот-вот заплакать, ввела их в кабинет, и он встал им навстречу.

— Боюсь, что у меня очень дурные новости, — сказал он.

— Снова драки? — побледнел Марк.

— Хуже, — он наклонился к ним. — Простите, но я сразу скажу все прямо. Джейк приносил в школу наркотики и продавал их другим ученикам.

— Что? — взревел Марк. Тэсс закрыла глаза. Конечно же. Конечно, вот что это было! Как она могла быть так слепа?

— Что за наркотики? — услышала она свой странно спокойный голос.

— Какие-то таблетки. Экстази, или новая их версия. Разновидность амфетамина. Не смертельная, конечно, вещь, но потенциально очень опасная.

— Конечно! — пронеслось в голове у Тэсс. — Вот откуда у него деньги! Джейк где-то покупал наркотики, приносил их в школу для продажи и все это время принимал их сам. Теперь понятно его излишнее возбуждение, быстрая речь, повышенная сонливость, потное лицо. А они все время думали, что с ними такое никогда не случится, что такое бывает с другими детьми, в других семьях. С кем угодно, только не с детьми из хороших семей, которые ходили в дорогие частные школы и жили в Клапаме в домах у парка. Но с ними это случилось.

— И что? — спросил Марк. Тэсс посмотрела на него. Она никогда еще не видела на его лице такого выражения — немого гнева. Она немедленно почувствовала, что должна защитить Джейка. Марк его убьет.

— Боюсь, — сказал доктор Уильямс, — что нам придется его исключить. Вы же меня понимаете? Он очень способный мальчик, но он перешел границы допустимого. У нас есть четкое правило, что любой ученик, которого застанут за продажей наркотиков, будет исключен.

— Он знает?

— Он, конечно, знает, что я разговариваю с вами. И я уверен, он знает, каково наказание. Тут есть еще один фактор.

— Какой? — спросила Тэсс дрожащим голосом.

— Мы обязаны известить полицию. Они могут возбудить уголовное дело.

— О господи, — Марк взял Тэсс за руку и сжал ее.

— Где Джейк?

— Внизу, в учительской. С ним его классный руководитель.

— Вам прямо сейчас нужно звонить в полицию?

— Это уже сделано. Они скоро свяжутся с вами дома. Я надеюсь — хотя это небольшое утешение, — они не станут выдвигать обвинения. Речь идет об очень небольшом количестве. Остальных замешанных в этом учеников мы временно отстранили от посещения занятий.

— Не исключили?

— Они ничего не продавали, миссис Джеймс. Я знаю, это звучит несправедливо по отношению к Джейку, но здесь есть разница.

— Можем мы его увидеть?

— Да, конечно. Лучше будет, если он вернется домой сейчас, до окончания занятий. Мы собрали его вещи, они у классного руководителя. Мне, правда, очень жаль. Если вам нужны рекомендации для другой школы, я с радостью их предоставлю. Я уверен, что это совсем на него не похоже.


Джейк стоял в дальнем конце комнаты. Голова у него была опущена, как у загнанного животного, ожидающего последнего выстрела. Тэсс нестерпимо было видеть его таким. Она что-то сказала классному руководителю, проверяя, все ли они забрали. Тот позвал Джейка, и, когда он подошел к ним, Тэсс потянулась к сыну.

— Не трогай его.

Слова Марка прозвучали как выстрел. Тэсс в ужасе посмотрела на мужа. Джейк поднял на нее полные страха глаза. Тэсс взяла его за руку и с вызовом посмотрела на Марка.

— Пойдем домой, — сказала она.

В машине все молчали. Она почувствовала облегчение, когда они припарковались у дома. Теперь хоть было чем заняться: надо выгрузить из машины его школьную и спортивную сумки, клюшку, ботинки, плащ для сырой погоды, резиновые сапоги для прогулок по территории школы. Тэсс невольно начала гадать, что им делать с его формой. Пожалуй, она сгодится для Олли, если они все-таки не переедут.

В доме она сложила все стопкой у лестницы. Джейк беспомощно стоял рядом с ней.

— Я…

— Помолчи, — голос у Марка был напряженный и угрожающий. Тэсс тронула его руку. Все мышцы на ней взбугрились от напряжения.

— Иди вниз, — проговорил он.

Тэсс посмотрела на мужа в упор.

— Так ты ничего не решишь.

— Я слишком долго позволял тебе мягкий подход. Вежливые разговоры тут, очевидно, не помогают.

Тэсс на мгновение замерла у лестницы в кухню. Она не знала, что делать. Потом повернулась к Джейку.

— Иди, мама, — сказал он очень четко.

Удара она не слышала. Но слышала, как Джейк побежал к себе в комнату, а Марк пошел за ним. Потом дверь хлопнула, и воцарилась тишина.

Тэсс сидела за кухонным столом. Она ощущала себя так, будто ей только что сказали о неожиданной смерти кого-то из близких. Было такое же ощущение потери, отчаяния, неспособности понять, что жизнь продолжалась. Она чувствовала себя застывшей точкой безумия среди океана бессмысленной нормальности. Она его подвела. Марк его подвел. Должно быть, он звал их, был в отчаянии, раз пошел на такое. Тэсс отказывалась поверить, что он плохой. Он не был плохим. Она знала его, она его родила, видела его ребенком, счастливым ребенком. Непослушным, но таким забавным, умным, ярким и сообразительным. И теперь все это обещание прекрасного будущего каким-то образом превратилось в Джейка, который хотел бунтовать и причинить им боль. Почему? Наверняка виноваты были они.

Прошли, казалось, часы, и, наконец, она услышала шаги Марка. Тэсс встала, когда он вошел в кухню. Лицо у него было белое, как бумага. Он сел у стола. Потом опустил голову, зарывшись лицом в ладони. Тэсс подошла к нему и осторожно положила руки на плечи. Наклонившись вперед, она прислонилась щекой к его волосам.

— Я его ударил, — сказал Марк тихо. — Я поклялся, что никогда больше не буду этого делать, и все равно сделал.

— Где он?

— У себя. Оставь его. Мы поговорили немножко. Я сказал, что он должен понять, почему мне пришлось это сделать, и как сильно он нас всех подвел. Ты же понимаешь, почему я не мог поступить иначе, правда?

Тэсс почувствовала, как слова вот-вот сорвутся у нее с языка. Она собиралась сказать «Да, понимаю», и успокоить его. Потом подумала: «Но я же в это не верю. Я считаю, что самое худшее, что ты мог сделать, это ударить и оттолкнуть от тех, кто его любит. Его только что оттолкнула школа, а теперь ты сделал то, что оттолкнет Джейка и от нас тоже». Она помедлила и отодвинулась.

— Я пойду к нему.

— Оставь его, — сказал Марк.

— Нет.

— Тэсс, ради бога, не делай глупостей. Ты только все испортишь.

— Я сама решу, что делать.

Джейк сидел на постели. В руках у него был старый мишка, который каждую ночь спал с ним в колыбели, когда он был маленький, и вместе с ним переехал в его первую настоящую кровать. Теперь этот мишка обычно сидел на заставленном подоконнике в школьном галстуке и бейсболке. Она уже давно его не видела. Джейк прижимал игрушку к груди и смотрел в никуда, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Он даже не поднял голову, когда Тэсс вошла в комнату. На щеке у него был яркий красный отпечаток.

Тэсс осторожно села рядом с ним.

— Я думала, ты его потерял.

Джейк посмотрел на медведя.

— Не-а, — ответил он.

— Олли скоро придет. Что ты ему скажешь?

Он поднял голову.

— А мне наплевать.

— Нам надо будет ему сказать.

— Он и так узнает.

— Почему, Джейк, почему? Ты же знаешь, как опасны наркотики, мы достаточно часто об этом говорили. Ты сам утверждал, что наркотики для неудачников. Тебе не нужны деньги. У тебя здесь есть все, что надо. Зачем ты это сделал, ради развлечения? Ты так ненавидишь школу? Ну, пожалуйста, Джейк, пожалуйста, я должна понять.

— Понять, чтобы все можно было разложить по полочкам, и вы с папой можете вернуться к нормальной жизни, и все пойдет как раньше?

— Ну, наверное. А что в этом плохого?

— Никто меня не слушает! Никому нет дела до того, что я чувствую, и мне всегда дают понять, что я плохой, непослушный, все делаю не так по сравнению с безупречным Олли и очаровательной Хэтти. Ты хоть представляешь себе, каково это, расти изгоем? Я знаю, я просто знаю, что вы с папой любите их куда больше меня. Так какая, черт побери, разница, что будет со мной!? Я не такой умный, как Олли, я никогда не заставлю тебя мною гордиться, ведь так? Тогда я возьму и испоганю себе жизнь, чтобы хоть повеселиться. Я рад, что они меня поймали, мам, я этого хотел, чтобы только посмотреть на их глупые рожи. Я ненавижу эту школу. Я ненавижу учителей с их самодовольными усмешками и снобизмом, и все эти разглагольствования: конечно, ты поступишь в университет, конечно, ты найдешь хорошую работу и устроишься в Сити или где еще, и женишься на какой-нибудь благовоспитанной зануде, и заведешь два целых четыре десятых ребенка. И все это будет такое же дерьмо, как у вас с папой. Я этого не хочу, мама! Я хочу чего-то другого. Я чувствую, — он сильно ударил себя кулаком в грудь, — что я другой. Я отличаюсь от всех на свете. Я отличаюсь от всех остальных в семье, и мне здесь не место. Вы меня не хотите, никогда не хотели!