Огнев обреченно вздохнул, направился к бару и налил полный стакан неразбавленного виски. Сделал большой глоток, подошел к панорамному окну и прислонился лбом к холодному стеклу.

Что же он натворил? Собственноручно уничтожил счастье, к которому стремился все свои одинокие годы, сам того не осознавая. Погубил любовь женщины, той единственной без которой он уже и не представлял свою дальнейшую жизнь.

Просить прощение? Но простит ли она? Он бы не простил на ее месте. Такое не прощают.

Он вспомнил ее стеклянный взгляд, после того как грубо взял. В том взгляде не было ни боли, ни страха, не было былой нежности и любви, которую он привык видеть в ее глазах.

В том взгляде не было больше жизни.

Глава 17

Сердце все еще бьется в надежде на справедливость, а Разум крутит пальцем у виска:

— Сказку со счастливым концом писали не для тебя, — с усмешкой говорит он, затем машет ладонью, смотрит с грустью, разворачивается и покидает меня.

Меня покидает Разум!

Бегу вслед за ним, спотыкаюсь, падаю, поднимаюсь, протягиваю руки в надежде удержать его.

— Не покидай! — кричу. — Я смогу! Слышишь?! Смогу! Я выберусь! Обещаю!

— Не в этот раз. Прощай…


Тьма — уютным коконом, окутывает со всех сторон. Я дома, вдруг понимаю. Тьма тепло улыбается раскрывая объятья, не задумываясь вхожу в уютное кольцо ее рук. Там тепло и комфортно. Хочу поблагодарить за новый обретенный дом, задираю голову, но вместо теплой улыбки вижу хитрый оскал, а уютные объятья оборачиваются безжалостно сжимающим обручем. Мне нечем дышать. Я задыхаюсь. Хочу позвать на помощь, но с ужасом понимаю что некого звать. Меня уже никто и ничто не спасет…


— Глупая, наивная дура, — Судьба в очередной раз вытирает об меня ноги, затем брезгливо заталкивает в самый темный угол сырой темницы:

— Здесь твое место, — надзирательским тоном говорит она.

— Но, за что?

— Потому что снова доверилась. Потому что не учишься на собственных ошибках.

— А как же Любовь? Ведь если бы не любила — не доверяла.

— Любовь? — Судьба с жалостью на меня смотрит. — Ты все еще в нее веришь?..


Просыпаюсь от собственного крика. Простыней вытираю лицо мокрое от слез.

Обречена. На одиночество, затворническую жизнь, бессмысленное существование, болезненные воспоминания, ночные кошмары, полный пофигизм ко всему происходящему, недоверие к окружающим, боязнь собственной тени.

Не знаю, что станет со мной потом. Понятие не имею как выбраться из черной, мерзкой, густой трясины мучений. А стоит ли искать дверь за которой, возможно, найду покой? Стоит ли снова собирать себя по крупицам, начинать все заново и искать избавления от боли? Задаю сама себе в сотый раз эти вопросы и в сотый раз отрешенно пожимаю плечами.

Мне все равно.

Машу рукой на очередной план по спасению своей уже никчемной жизни. Бесполезно что-либо менять, остается лишь плыть по течению.

Плыть по течению!

От этой мысли вялое тело передергивает словно от тока в тысячи вольт. Вспоминаю слова Огнева и чувстсво маленькой надежды которое зародилось во мне в вечер, когда безоблачное будущее уже не казалось счастливым сном и невыполнимой мечтой; когда счастье и любовь стали физически осязаемы, стоило лишь протянуть руку и коснуться мужчины для которого я была рождена.

Я замираю, почти перестаю дышать.

— Мужчина для которого я была рождена! — шепчу в темноту.

Заблуждение или истина?

Нет смысла искать ответ. Теперь уже ничто не имеет значение, ведь прошлое не изменить и, тем более, не стереть из памяти.

Жестокость с которой Огнев унижал, намного больней действий Бродского. Любила, боготворила, вверила свою жизнь и душу человеку которому безоглядно доверяла, а он оказался очередным монстром, моим пожизненным кошмаром. И нет уже сил винить ни его в жестоких действиях, ни себя за то, что снова доверилась.

Очередной тест на выживание, на этот раз не будет пройден.


И вроде бы все встало на свои места: шпион был идентифицирован, его связь с Бродским была установлена, улик чтобы засадить обоих за решетку было предостаточно, да вот долгожданное удовлетворения так и не настало. А все потому, что эти события теперь были уже не так важны, как прежде.

Вернуть Веронику! Сейчас это стало приоритетом номер один в его жизни. Только как это сделать, он понятие не имел.

Он тысячу раз прокручивал в уме события того злосчастного вечера и тысячу раз корал себя за несдержанность и жестокость. За то, что не дал ей возможность оправдаться и все объяснить, за то что не видел очевидного — ее невиновность.

Он предполагал что она специально подстраивала встречи с ним, чтобы обратить на себя внимание, войти в его доверие, стать его любовницей, чтобы иметь доступ к информации. Но где смысл во всем этом, когда эту же информацию узнавали взламывая систему, и он прекрасно об этом был осведомлен? Но самое прямое доказательство ее невиновности это была ее любовь, ведь человек который любит не способен на предательство. А она любила. Любила бескорыстно, доверяла безоглядно, подарила свое сердце и душу, а он был настолько ослеплен яростью, что позволил растоптать ее доверие в грязи жестокости и насилия.

Хочется напиться до беспамятства; забыться и отключиться; отгородиться от внешнего мира или заснуть в надежде увидеть очередной сон, в котором она будет нежно улыбаться и застенчиво шептать признания в любви.

Добиться успеха, достичь высот о которых многие даже и не мечтают, прожить почти сорок лет, чтобы под конец сделать открытие… какой он на самом деле слабак и трус.

— Старый, тупой козел, — говорил с презрением Дима в вечер, когда он совершил самую большую ошибку в своей жизни.

— Не могу понять, что она в тебе нашла. Как можно было влюбится в такого морального урода как ты? — почти кричал он. — А она ведь любила тебя, Огнев, и ты знал это и тем не менее поступил с ней как с животным. Ты хоть знаешь в каком состоянии я ее нашел? Нет? Она смотрела сквозь меня и абсолютно не реагировала. Еле держалась на ногах. Босая ждала лифт в холе. Босая, твою мать! Ты до чего ее довел, сссука, а?

В тот вечер Дима отвез Веронику домой. Последующие дни он навещал ее и каждый раз Огнев с тревогой спрашивал о ее состоянии.

— Учитывая то, как ты с ней поступил она в порядке, — бурчал Дима. — А пойти к ней и лично спросить о ее самочувствии, слабо?

Слабо, потому что он знал, она не простит.


Новогодняя ночь. Еще неделю назад, так много планов было связано с ней. Хотя нет, всего лишь один план, но, как оказалось, невыполнимый, из области фантастики. Воображение рисовало ночь проведенную с ним, а в реальности тета тет с телевизором и очередной банальной новогодней программой с участием звезд отечественной эстрады и кино.

Смс-ки и сообщения ВКонтакте с поздравлениями были прочтены, ответы на них были отправлены. Настроение, от того что обо мне помнят, ощутимо приподнялось. Я даже открыла бутылку шампанского, выпила бокал искристого напитка и закусила сладкой клубникой. Фруктов, которые каждый день привозил Дима было достаточно, чтобы накормить с десяток голодных обжор.

Он приезжал каждый день. Привозил готовую еду из ресторана и почти насильно заставлял есть. Мы почти не разговаривали. Молча включал телевизор, находил развлекательные программы или ставил комедии. Его поведение было естественным, он вел себя будто мы дружили лет сто.

— Не пропаду я, Дима. Оклемаюсь и снова вперед пойду.

— Уверена?

— Думаешь не понимаю зачем приезжаешь? Боишься, что с собой что-то сделаю?

— Никогда не забуду в каком состоянии тебя нашел и всю жизнь буду винить себя за то, что не предотвратил случившегося.

— В этом нет твоей вины. А насчет меня не переживай. Я никогда не причиню себе вредa.

— Ты когда-нибудь простишь его?

Горько усмехаюсь. Простить?

— Он придет к тебе, Вероника, не сомневайся и будет молить о прощении.

— Мне все равно.

— Сегодня он узнал правду. Теперь у него есть все доказательства того, что ты не причастна к этой грязной истории.

— А моего слова ему было недостаточно?

Дима молчит, ему нечего сказать. А что тут добавишь?

— Это была Мария. Это она сливала информацию Бродскому, — сказал Дима спустя минуту. — IP адрес, с которого взламывали систему, не могли установить из-за одной очень продвинутой программки. Мария является очень хорошим программистом. Как оказалось, — ухмыляется. — Она сама разработала этот софт и установила на свой рабочий компьютер. Для нее не составило труда и получить всю необходимую информацию взламывая систему. Гладышеву, вместе с IT-шниками из Лондона, понадобились почти две недели, чтобы понять в чем дело. Огнев в ярости из-за того, что безопасность его компании оказалась под ударом. Он в ярости из-за того, что впервые оказался настолько уязвим.

На тот момент ни облегчения, ни радости от услышанного я не почувствовала. Равнодушие и апатия полностью вытиснули какие-либо позитивные эмоции, которые я должна была бы испытать. Но… уже на следующее утро я по-другому начала воспринимать услышанную новость. Огнев узнал правду, моя совесть перед ним чиста, чего не скажешь о нем. Справедливость восторжествовала. Отчасти.

Шампанское ударило в голову. Теперь я с интересом следила за монологом Галкина и даже позволила себе похихикать над его шутками.

Самым тяжелым за этот вечер оказался разговор с родителями, а не осознание своего одиночества. С этим я как-то свыклась за несколько дней затворничества.

Мама сразу почувствовала неладное, укоряла себя за то, что не настояла на моем прилете к ним, допрашивала о моем здоровье и самочувствии. Мне понадобилось пол часа, чтобы убедить ее, что со мной все в полном порядке. Из последних сил сдержалась не разреветься и не рассказать о случившемся. До безумия хотела почувствовать ее поддержку, теплоту рук и в сотый раз жалела что не полетела к ним.

Звонок в дверь отвлекает на мгновенье. Наверное ошиблись дверью, думаю, и снова утыкаюсь в экран телевизора. Спустя пол минуты снова раздается звонок, откидываю в сторону теплый плед и медленно плетусь к двери. Открываю ее, не глядя в глазок, забывая об элементарной осторожности.

К горлу подкатывает тошнота, когда натыкаюсь на тяжелый взгляд серых глаз. Огнев, одетый в простые черные джинсы и коричневую кожанную куртку, выглядит уставшим и похудевшим. Внутри, против моей воли, поднимается то самое чувство, которое я испытывала каждый раз когда он уставший, откидывался в кресле и прикрывал глаза, пытаясь на несколько минут отдохнуть от дел. Подавляю желание пройтись нежно рукой по колючей щеке заросшей щетиной. Корю себя за слабость в ногах от одного взгляда на мужчину, который когда-то дарил ласку и нежность; корю себя за желание прижаться к сильному телу и просить избавления от боли, которую он сам мне и причинил.

В глубине души знала что наша встреча неизбежна и, наверное, именно поэтому не испытала удивления от его прихода.

Не знаю как долго мы стояли и молча смотрели друг на друга. Нас разделял порог — черта перешагнув которую последуют перемены. Сейчас все встанет на свои места, сейчас мы выскажем друг другу все что наболело.

Огнев переступает порог и тихо закрывает за собой дверь. Не говоря ни слова, я разворачиваюсь и направляюсь в гостиную, сажусь на диван подбирая под себя ноги. Слышу приближающийся шаги, чувствую его присутствие, когда он входит вслед за мной. Смотрит молча. Прямой взгляд будто пытается проникнуть в душу. Вижу что он немного озадачен моим поведением, наверняка думал что наткнется на неприступную стену нежелания что-либо с ним обсуждать. Проявляю большую гуманность, давая ему шанс все высказать и получить свое прощение. Ведь за этим он пришел. Не так ли?

Его взгляд останавливается на полупустой бутылке шампанского на журнальном столике и лекарствах которые кучей валялись на полу у дивана. Он берет пульт от телевизора из моих рук и выключает его. Спокойно перевожу взгляд на его лицо.

— Не стоит употреблять алкоголь вместе с лекарствами, — говорит тихо и садится передо мной на корточки.

Слышу его запах. Хочу уткнутся в его шею и вдохнуть в последний раз некогда самый любимый и родной.

— Ты здесь, чтобы проявить заботу?

"Тебе не к лицу сарказм, Вероника" ответил бы он при других обстоятельствах.

— Ты знаешь причину моего прихода.

— Чувствуешь свою вину?

Вижу отражение собственной боли в его глазах.

— Чувствую себя недостойным тебя.

— Как же ты прав, Огнев, — говорю устало. — Ты не достоин даже дышать со мной одним воздухом.