– Врунишка. – шепнул Даня, и, плюхнувшись на кровать, притянул её к себе, заставив сесть рядом

Сашка легла, подперев рукой голову и глядя ему в глаза.

– Так не хочу, чтобы ты уезжал. – призналась она, уперев подбородок в его плечо.

– Поедем со мной? – с готовностью предложил Богдан.

– Мы уже об этом говорили, Даня, я хочу закончить, этот курс, а летом у тебя отпуск и ты сможешь забрать нас с Юленькой.

– Почему ты так уверена, что это девочка? – с улыбкой спросил он, ласково поглаживая её ещё плоский живот.

– Потому что Марфа мне нагадала, что у меня будет дочка! – рассмеялась Саша, и, плюхнувшись на спину, сказала: – жаль, что ты улетаешь. Мы могли бы вместе погостить у деда. Он мечтает с тобой повидаться, говорит, что тебе ни за что не переплюнуть его в стрельбе!

– Ну, куда уж мне! Он старый горный волк, я даже спорить не буду! – усмехнулся Богдан, и, взглянув на жену, добавил: – ты собираешься в Дагестан?

– Я тебе не говорила? – закрыла она глаза, рисуя на стене замысловатые узоры. – Хочу навестить его, когда потом увидимся, я буду вся в заботах о ребёнке, да и мы с тобой уедем.

Он резко выпрямился, и Сашка удивлённо приподнялась на локтях.

– Богдан, в чём дело?

Скривив губы, тот встал и, сунув пальцы в карманы джинсов, отвернулся. Знает ли Саша, что Илья живёт в Махачкале? Какова вероятность их случайной встречи, и чем это может обернуться?

– Данька, ну, ты чего, а? – требовательно спросила девушка, и обняла его со спины. – Это всего дня четыре, и я вернусь. Там есть связь, я буду тебе звонить. О чём ты думаешь?

– Ты едешь одна? – невозмутимо взглянул он ей в глаза.

– С Анькой, она же ни разу там не была. Теперь ты спокоен? Анютке ведь под присмотр ты доверишь свою жену?

Он не ответил, привлёк её к себе и обнял, неистово прижавшись губами к виску. Чёрт, справиться с ревностью ему было очень проблематично, но Богдан ничем не выдал своих переживаний. Эти проклятые дни, пока он будет знать, что Сашка в одном городе с Терлецким, превратятся для него в ад. Он усмехнулся, вспомнив их с Ильёй клятву, данную когда-то ещё в сопливом возрасте.

«Если кто-то из нас предаст другого, гореть ему в адском пламени...» — вспомнилась вдруг детская клятва.

Вот только кто из них был сейчас предателем, Даня так и не решил.

* * *

– Вообще, мусульмане не должны праздновать Новый Год, это не в наших традициях, но я считаю, что это неправильно – навязывать всем какие-то взгляды. – щебетала Аиша, оглядываясь через плечо на Илью. – У вас, русских, другие нравы, вы более раскованные и не чтите традиции своих предков.

– У каждого народа свои традиции, но не каждый признаёт их, вот в чём разница. – возразил он, и, подав ей руку, помог спуститься с пригорка.

Лес был укрыт снегом, за ночь его высыпало в большом количестве, и деревня преобразилась. Дома сверкали слепящими бликами, словно сказочные, под белой скатертью прятались дороги и горные хребты. Смутившись, Аиша отдёрнула ладонь, и торопливо засеменила дальше, путаясь в длинной замшевой юбке.

– Я всё хотел спросить, почему у тебя два имени? Это тоже в ваших традициях, или здесь какая-то страшная тайна?

Девушка лукаво улыбнулась, щуря глаза на солнце.

– Мой отец был русским, а Тамарой звали мою бабушку по его линии. Когда они с мамой поженились, бабушка отреклась от него, ибо он принял ислам, и я ни разу не видела её. А мама назвала меня Аишей, что означает – живая, жизнерадостная, вот!

– А если мужчина другой веры захочет взять в жены тебя, ему тоже придётся стать мусульманином? – поинтересовался Илья, задержав её у крыльца.

Аиша пожала плечами, с замиранием сердца глядя ему в глаза.

– Это не принудительная мера, но, я думаю, дедушка будет настаивать на этом! Да и кто на мне женится, здесь, в деревне, из русских только ты!

Терлецкий хотел что-то сказать, но из дома выскочил Фархад и сообщил, что едет встречать крёстного.

– Дядя Тимур приедет не один, к нему внучка приехала из России! Наверное, красивая! – забравшись в УАЗ без крыши и стёкол, крикнул парень, и, махнув на прощанье, сорвался с места.

Илья устремил невидящий взгляд вдаль, чувствуя, как холод пробирается в самое нутро. Крёстный – Тимур Джамалов, это, конечно, Сашкин дед, и сегодня они встретятся.

Спустя долгие два года. А он так и не решил, сможет ли открыться перед любимой девушкой или им вообще лучше не видеться.

* * *

Анька пришла в восторг, едва они въехали в деревню, и глазела налево и направо, забрасывая Тимура вопросами. Больше всего, как подозревала Саша, подруге приглянулась местная медина – рынок, да она и сама словно попала в сказку из ˝Тысячи и одной ночи˝, и с удовольствием разглядывала цветастое разнообразие товаров и бойких торговцев под разноцветными шарами.

– Скоро будем на месте. Устали, небось, с дороги? – оглянулся Фархад, задержав взгляд на рыженькой, и Анютка одарила его улыбкой.

– Ага, и проголодались! Эй, Фархадик, а купи нам арбуз! Никогда таких громадных не видела!

– Ай, не хорошие это арбузы, смотри, как лопаются! Вот у дедушки Марата настоящие, вкусные, сам Фархад за ними ухаживал. – болтал без умолку кавказец, ловя снисходительные улыбки крёстного. – Скажи, дядя Тимур, не верит мне красавица, а Фархад никогда не врёт и плохого не посоветует.

– Приглянулась твоя подружка соколу нашему. – хохотнул старик, обняв внучку за спину. – Вон как распелся соловьём, ишь ты, впечатление хочет произвести.

Сашка рассмеялась, глядя на сидевшую впереди Пронину. Та трещала с новым знакомым, как будто давно знала его, но в этом и была вся Анютка – жизнерадостная и весёлая, бойкая, смелая. Одним словом, истинная рыжая.

– Что там Катенька, как она, рожать скоро ей. – спрашивал Тимур Исаакович, и Саша подробно рассказывала обо всех домашних делах.

Наконец, УАЗ притормозил у одного из белокаменных домов, и девчонки выбрались из машины. Саша осмотрелась, особым взглядом художницы отмечая невероятную красоту этих мест. Казалось, за тем берёзовым лесом ничего нет, и они очутились на краю вселенной. Ясное лазурное небо касалось крон деревьев, и верхушки их протыкали перистые облака.

– Идёмте, ласточки, согреетесь сейчас, ух, заморозили мы вас! – открыл калитку Тимур, и, сдвинув на затылок каракулевую шапку и с улыбкой распахивая объятия вышедшему навстречу Марату. – Здравствуй, дорогой, вот и прибыли гости, встречай хлебом-солью, да девчат жалуй! Услышав за дверью громкие голоса и смех, Аиша выглянула в окно, и, увидев гостей, оглянулась на русского.

– Это дядя Тимур! Он лучший друг моего деда. Пойдём, ты чего притих?

И, сунув под мышку кувшин с мускатным отваром, который замешивала для снадобья, метнулась к двери.

– Знакомьтесь, это моя внучка Аиша. – притянув девчонку к себе, пробасил Марат, и Сашка улыбнулась ей, искренне и открыто – девчонка была примерно её возраста, хорошенькая и чернявая.

– Привет! – риторически коснувшись щеками, девушки взялись за руки. – Я Саша, а это Аня. Что это у тебя? Так пить хочется!

– Ореховая настойка, хочешь? Очень вкусная! – с готовностью протянула гостье кувшин Аиша, и та с жадностью припала к горлышку, не зная о страшном действии муската на организм во время беременности...

– Ух, ты, красиво! А можно мне надеть такой же платок? – восхищалась рыжая, трогая воздушный шарфик на волосах Аиши.

– Конечно! Идёмте в дом, у меня их целый сундук! – захлопала в ладоши дагестанка и первой юркнула в двери.

– Сань, идём! – позвала Анька, и потащила её за собой.

В доме было уютно, цветастые занавеси отделяли мужскую и женскую половину жилья, и Саша засмотрелась вокруг, дотрагиваясь до глиняных пастушек и зверей, как вдруг взгляд упал на шагнувшего к ней молодого человека. Она его узнала сразу, несмотря на то, что он похудел, а волосы стали длиннее и светлее оттенком.

Илья разглядывал её с ног до головы, и ей захотелось исчезнуть. Распахнув куртку, вдруг сдавившую грудь, девушка сипло выдавила:

– Илья...

Вместо ответа он привлёк ее к себе и крепко обнял, так, что Сашка едва не задохнулась, уткнувшись носом в его шею. От него пахло тёплой искусственной кожей и дымом, а ещё шашлыком и терпко – мужским одеколоном.

– Сашенька... Я думал, мы больше никогда не увидимся. – шептал Терлецкий, а она, стараясь высвободиться, холодно сказала:

– Отпусти! Не смей ко мне прикасаться!

– Сашка, ты что, совсем не рада? – нехотя выпустив её из объятий, нахмурился он.

Она промолчала, собираясь с мыслями. Рука её интуитивно легла на живот, Саша опять чувствовала какой-то дискомфорт, но списала это на усталость.

– Не рада? Не спрашивай меня, я не знаю, что на это ответить! Как ты живёшь? Знаешь, всё то время, пока я думала, что ты погиб, меня переполняло чувство вины. – тихо начала говорить она, с удивлением обнаружив, что уже не испытывает даже волнения рядом с этим человеком. – Я всё казнила себя, что так просто сдалась и позволила тебе бросить меня. Ничего не предприняла и...

– И вышла за моего лучшего друга? – подсказал он, и Сашка уловила на его лице осуждение.

– Это было единственным, о чём я не жалею, Илья! – горько усмехнулась девушка, и, оглядевшись, присела на скамейку у печи. – Как ты мог так со мной обойтись? Уехать, оставив меня в полном неведении, и даже не объяснив, что случилось?!

– Сашуль... – присев перед ней на корточки, мужчина стиснул её пальцы, глядя ей в глаза. – Я не мог признаться в том, что должен был совершить. Ты никогда не простила бы меня.

– В покушении на моего отца? – прищурилась она и высвободилась.

Резко встав, Илья потянул Сашу за руку за занавеску, ибо в сенцах послышались шаги. Прижав её к стене, он убедительно произнёс:

– Я любил тебя, маленькая моя, и сейчас люблю! Посмотри на меня, это же я! Ничего не изменилось, Сашка. Я тебя люблю.

Он склонился, и её щеку обожгло его дыханием. Саня сердито прищурилась, пытаясь выскользнуть из объятий, и отвернулась, избегая поцелуя. Горячие губы ткнулись в уголок её рта, и Сашка упёрла ладони в плечи Терлецкого.

– Не надо, Илья! Не смей этого делать!

– Почему? Ты ещё не простила меня? – шёпотом спросил он, лаская её волосы, зарываясь в шёлковые пряди пальцами и с трудом владея собой.

Ей не хватало воздуха, и Саша отпихнула мужчину, рванулась от него, и яростно обернулась.

– Я замужем, как ты не понимаешь?! Он ведь твой друг! И вообще, для тебя вот так всё просто, да? Как будто мы расстались на пару часов, и ничего особенного не произошло?! Богдан твой лучший друг, а я его жена, как ты можешь меня трогать?!

– А ты – моя любимая девушка! Что с тобой, Саша? Ты не узнаёшь меня?! –встряхнул её Илья, не зная, как ещё достучаться до её сердца, пробить ту броню, которой она себя окружила.

– Не узнаю, да и нам с тобой не о чем говорить. – с горечью подтвердила она, пятясь от него.

На секунду ей показалось, что он снова её обнимет, а этого Саше хотелось меньше всего. Позади, был узкий коридорчик, ведущий в комнату Аиши – туда ушли девчата – и она бросилась прочь. Единственным желанием было – уйти подальше от этого человека, ибо находиться рядом с ним Сандра не могла.

Как же раньше она не разглядела в нём малодушия и эгоизма? Почему столько месяцев цеплялась за призрачную надежду и не понимала очевидного? Богдан был рядом всё это время, и, даже любя её, ни разу не сделал попытки к сближению, зная, что она не любит его.

Не любит? Да ведь она давно влюблена в него, неожиданно взорвалась в сознании догадка, и сердце бешено забилось в груди, причиняя боль.

– Боже... – согнулась Сашка, ощутив пронзительную острую боль внизу живота и, схватившись за стену, слабым голосом прохрипела: – Аня! Ань!

Ноги подкосились, и девушка рухнула, корчась в мучительных спазмах, изо всех сил борясь с приливами боли и стараясь не потерять сознание до тех пор, пока мужские руки не подхватили её...

* * *

Она не знала, сколько прошло времени, иногда выныривая из чёрной вязкой пучины, и в такие моменты тело невыносимо терзали тупыми ножами. Рядом слышались знакомые голоса, но Саша плохо различала их, и смогла лишь понять, что выкидыш спровоцировало пережитое волнение, подкреплённое убойной дозой отвара из мускатного ореха.

– У неё аллергическая реакция на этот продукт. Разве Вы не знали об этом, Давид Тимурович? – говорил незнакомый голос, и Сашка пыталась позвать отца, но с губ слетал только невнятный шёпот.

Выкидыш... Она потеряла ребёнка?! Боже, нет… Только не так…

– Всё будет хорошо, маленькая. Держись, моя девочка, я с тобой. – сквозь пучину мучений и красной пелены слышалось чьё-то ласковое бормотание.