– Ты не одна, маленькая. Помни, ты можешь позвонить мне в любой момент, я всегда рядом с тобой, даже мысленно. Я тебя не брошу, Сашуль. – тихо произнёс Илья, и она, украдкой утерев с глаз слёзы, кивнула.

– Да, я знаю, и у меня есть папа, Катя, бабуля и Анька. Хоть Садыкова, вредина, и изводит меня своими безумными советами, но она желает, чтобы я была счастлива. А ещё… – Саша улыбнулась ему, шагнув ближе. – Да, ты прав. У меня есть ты. Знаешь, любой другой на твоём месте давно бы уже послал меня, куда подальше с моими капризами, плохим настроением и истериками. Но ты всё терпишь, Илья. Спасибо тебе.

– Наверное, для этого и существуют друзья, как думаешь? – пряча улыбку, спросил он и притворился, что размышляет. – Может, мне составить список всего, что я от тебя натерпелся, а? Посмотрим, сколько ты должна мне за потраченные нервы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет уж, фиг тебе! Я всё равно откажусь от всех претензий! – воскликнула Алекса, шутливо пихнув его в плечо. – А поехали на кладбище? Я же ни разу так и не была на могиле Богдана.

Произнести это оказалось сложнее, чем подумать, и Саша прикусила губу, вновь ощутив болезненный спазм в груди. Если бы не маленькая жизнь в её утробе, она бы не смогла выдержать это страшное испытание, и только ребёнок, которого она уже страстно любила, давал ей силы жить дальше и не сломаться под тяжестью всех несчастий.

– Поедем. – согласился Терлецкий, и они двинулись к его машине. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, не волнуйся, ладно? Я не буду закатывать истерику, и рыдать, мне просто нужно, понимаешь… Нужно побывать там. Я даже не попрощалась с ним… Он любил меня, Илья, а я причиняла ему боль…Я слишком поздно разобралась в себе. Если бы он тогда не уехал, этого бы не произошло. Я виновата в его смерти, я одна. – поделившись сокровенным, взглянула ему в глаза она, и села в иномарку.

На самом деле, Александра боялась, что снова накатит беспросветная тоска, когда медленно шла между рядами памятников, прижимая к себе бордовые розы и бесцельно разглядывая лица на мраморе и граните, но, к удивлению, вдруг почувствовала, как ей полегчало.

– Подожди меня. – попросила она, посмотрев на мужчину, и он понял, остановившись неподалёку, и закурил, глядя ей в спину.

Плакать Сашка больше не могла, но была даже рада этому. Хватит, малышу и так достаётся от её скверного настроения, пора взять себя в руки и перевернуть эту страницу. Как бы тяжело не было… Положив цветы на мраморную плиту, Санька выпрямилась, некоторое время не двигаясь и рассматривая фотографию улыбающегося Богдана. Ласково, дрожащими пальцами провела по гладкому темному камню, и, наклонившись, коснулась губами холодного лика любимого.

– Я люблю тебя, Даня. – чуть слышно слетело с её уст, и ветер подхватил шепот, унося с собой в хмурое небо. – Боже, как же я тебя люблю! Я всегда буду тебя помнить…

* * *

Ойкнув от внезапно накатившей боли, Сашка ухватилась за руку Сони и испуганно просипела:

– Кажется, началось, блин… Сонь, мне нужно в больницу! Скорее, воды отходят…

– Ёклмн, Сашка!!! – завопила та, усадив её на диван и, растерявшись, принялась метаться по комнате, лихорадочно шаря глазами вокруг.

Подруга из Геленджика приехала навестить Александру пару дней назад, причём появилась неожиданной гостьей, и Саша очень обрадовалась её приезду. Они не виделись с того дня, когда она улетела в Москву, только каждый день разговаривали по скайпу и телефону, делясь новостями.

– Да не бегай ты, как сумасшедшая, папе моему позвони или Катюхе. – корчась от невыносимых спазмов, раздирающих живот, выдохнула Сашка, и та схватила мобильный, в панике поглядывая на неё огромными, полными ужаса, глазами.

– Ага… Сейчас… Катя! – заорала в динамик, едва Джамалова – старшая ответила на звонок. – Санька наша рожает, что делать?!

Кивая в знак согласия, когда Екатерина что-то ей говорила, девушка глубоко вдохнула и, сунув телефон в карман джинсов, подбежала к Сандре.

– Пойдём, Сашуля, она уже едет. Сейчас отвезём тебя в клинику, давай, вдох – выдох, вдох – выдох! Только не волнуйся, потерпи! Я принесу сапоги, подожди секундочку.

Казалось, прошла вечность, прежде чем распахнулась дверь и Катя, влетев в квартиру, поддержала Сашу, помогая ей выйти. Софья заперла замок и ринулась за ними к автомобилю. Усадив роженицу на заднее сиденье, журналистка села за руль, поторапливая Соню, пока та, поскальзываясь на корке льда, забиралась в салон.

Что происходило дальше, Сандра помнила смутно. Приступы боли не давали расслабиться, тело, будто скрутили жгутами и продолжали стягивать, и она мечтала лишь поскорее избавиться от мучений, но послушно выполняла всё, о чём просила акушерка.

Когда двери родильного зала захлопнулись, Екатерина оттеснила Софью к креслам и заставила усесться. Подала той бутылку минералки, а сама отошла, чтобы набрать номер мужа. Давид с утра уехал на деловые переговоры, но она надеялась, что он на связи. К её разочарованию, абонент оказался вне зоны, и женщина с досадой закрыла чехол.

А потом потянулись долгие минуты ожидания, и к тому моменту, когда в приёмном покое появилась улыбающаяся Лидия Петровна, Катя готова была удушить Сонечку своими руками, ибо та свела её с ума по-детски шумной истерией.

– Всё хорошо, Катюша, Сашенька в порядке, малыш здоровенький. Пустить к ней, разумеется, пока не могу, но завтра сможете её увидеть. – сообщила гинеколог, и поспешила обратно, щелкнув задвижкой с внутренней стороны.

Рассмеявшись, Екатерина обняла побледневшую Софью и с облегчением вздохнула, думая о том, что теперь для Саньки начинается новый, полный забот, этап жизни…

Глава 23.

Зима была тёплая, не снежная, изредка сыпала на землю скупые белые хлопья, будто нехотя устилая её сверкающим покровом, а весна принесла пронизывающие ветра… Дверь в палату осталась приоткрытой после ухода медсестры – сиделки, и в коридор доносилось тихое бормотанье телевизора.

В углубление была вставлена флешка, и мужчина, полулёжа на подушках, в который раз просматривал запись. Сделали её с места происшествия ещё летом, в августе, и он уже знал наизусть, что там показывали, ибо смотрел бессчетное количество раз.

«…девятнадцатого августа в заповедной зоне в десяти километрах от Военного городка Геленджика были обнаружены обгоревшие тела двоих военнослужащих, предположительно, Ираклия Масхадова и Богдана Соколовского. Один из сопровождающих заключенных под стражу скончался на месте от проникающего в область живота огнестрельного ранения, другой в критическом состоянии был доставлен в ближайший медпункт. Представитель воинского подразделения Геленджика, полковнику Ишенин, дал краткий обзор случившегося и…»

Нажав кнопку на пульте, молодой человек выключил плазму и, закрыв глаза, устало отвернул голову к окну. Солнце ласково пригревало лицо, но слепящий свет, накаляющий стекло, неимоверно раздражал, и он снова обвел взглядом помещение.

Пожалуй, для обычной больничной палаты эта была чересчур просторной, но он знал, где находится. Никакая это не клиника, здесь проходили курс реабилитации те, кому жизнь, что называется, нанесла беспощадный удар в спину.

Усмехнувшись этим мыслям, мужчина вздохнул. Забавная метафора, а главное, правдивая, чёрт возьми. Точно его случай, прямо-таки насмешка судьбы. Он никогда не верил, что с ним может приключиться такая вот лажа и долгие месяцы он проведёт в подобном заведении, чуть ли не отрезанном от цивилизации, где «собирают» по частям таких, как он.

Кажется, он задремал, но ноющая боль в животе заставила снова вернуться в реальность. За окнами опустился вечер, или просто задернули шторы? Приподнявшись на локтях, мужчина скрипнул зубами, пережидая, когда пройдёт болевой спазм и в этот момент вошла средних лет женщина. Прикрыв дверь, Изольда Генриховна приблизилась к кровати, мягко уложив пациента на спину, и дотянулась до полки.

– Как Вы себя чувствуете? – настойчиво поднесла к его губам пилюли, спросила она, и он вымученно улыбнулся.

– Болеутоляющие мне не нужны, спасибо. Очень жаль, что Вы не лечите душу, док.

Голос его звучал хрипло, и женщина нахмурилась, присев рядом.

– Если бы врачи могли это делать, разве не оскорбился бы Создатель? Ведь тогда ему только оставалось бы наблюдать, как мы, его рабы, отбираем у него насущное. – в обычной манере строго сказала она. – Вам не спится, молодой человек? Быть может, побеседуем, наконец, по душам?

– О чём, например? – насмешливо спросил он, глядя ей в глаза.

– Вы находитесь у нас почти три месяца после того, как Ваш лечащий врач рекомендовал пройти процедуру реабилитации в этом Центре. Но я до сих пор не знаю, как Ваше имя?

– Имя это лишь прилагательное к самой сущности человека. – отозвался мужчина. – Если я назову его, Вам это что-то даст?

– Прежде всего, я буду чувствовать себя увереннее, зная, кто Вы. Вернее, я должна удостовериться в своей догадке. – воинственно не сдавалась она, и он снова усмехнулся, поморщившись при болевом ощущении в груди.

– Даже я сам с уверенностью не могу сказать, кто я. – тихо произнёс собеседник, сцепив длинные красивые пальцы в замок. Изольда взглянула поверх дужки очков, рассматривая татуировку — скорпиона, и нахмурилась, пытаясь поймать какую-то мысль. – Но, если Вы настаиваете, давайте познакомимся, доктор. Меня зовут Богдан.

– Очень хорошее имя. – раздвинула тонкие губы в улыбке она, благосклонно взирая на него. – Значит, данный Богом, верно? В этом мне видится добрый знак. Судьба Вас так просто не отпустит, Вы, наверное, родились в рубашке. Богдан Соколовский, не так ли? Я догадывалась, так как видела Вашу фотографию в новостях, но мне нужно было убедиться… Что ж, Богдан, рада знакомству.

Оперев спину о подушки, Соколовский подал женщине ладонь, и, когда она вложила в неё свою, он поднёс её пальцы к лицу, оставив легкий поцелуй.

– Вы спасли мне жизнь, Изольда Генриховна. Думаю, Бог, в которого Вы так верите, воздаст Вам по заслугам.

– Я делаю то, что велит мне сердце. – высвободилась она, и поднялась, одернув на худеньком теле белый халат. – Отдыхайте, Вам ещё не разрешено так напрягаться. Поверьте, я была свидетельницей того, как из Вас вытаскивали пули, плюс ножевое ранение, это Вам не шутки. Немедленно ложитесь и не смейте разгуливать по коридорам!

– Слушаюсь, док. – усмехнулся Даня, послушно укладываясь на кровать. – Скажите…


Женщина обернулась у двери, и он вдруг почувствовал, как тревожно кольнуло сердце, а к горлу подступил ком.

– Все считают меня погибшим, правда? Там, в Москве?

– Никто не знает, что в нашем Центре, а ранее в сельском госпитале неподалеку от Геленджика находится один из военнослужащих, который был в ночь трагедии в том самом УАЗе. – сообщила она и поправила очки. – К тому же, я только сегодня наверняка узнала, кто Вы такой.

Он не ответил, закрыв глаза и думая о том, что Сашенька, должно быть, тоже поверила в его смерть, и все, кто был ему близок, они уже похоронили его. А он валяется в этом чёртовом каземате и совершенно не представляет, что ему теперь делать…

* * *

Данилка безмятежно посапывал в коляске, но Сашка то и дело останавливалась, заглядывая под купол и с умилением улыбалась, глядя на пухлое личико мальчика. Два дня назад ему исполнилось пять месяцев, и девушке казалось, что он очень похож на своего отца.

Пожалуй, от неё ему достались только глаза — слегка раскосые, тёмно-оливкового цвета, в остальном же она видела черты Богдана. Да никто из близких и друзей с ней не спорил по поводу этого, а Илья смеялся, что Даня вырастет таким же невыносимым, как его папа.

Удержавшись, чтобы не наклониться и не поцеловать сынишку в носик, Сандра выпрямилась, ища в сумочке негромко надрывающийся телефон. Поднесла к уху, не взглянув на дисплей и, подкатив коляску к лавочке, присела.

– Не оборачивайся. – коротко произнёс мужской голос в динамике, и она усмехнулась, оглянувшись через плечо.

– Так я и думала, что это ты идёшь за мной! – облокотилась она на спинку, с улыбкой глядя на приближающегося Терлецкого.

Ловко перемахнув к ней, он подал Сашке бордовую розу на длинном стебле и, сдвинув солнцезащитные очки на волосы, ласково провёл по распущенным прядям, облепившим спину девушки.

– Откуда ты обо всём знаешь, маленькая? Я ведь старался не попадаться в поле твоего зрения. – приняв такую же позу, что и она, улыбнулся Илья.

– Не только у тебя есть хваленая интуиция. И вообще, раз уж ты засветился, с тебя чашка чая и круассан. Я есть хочу, а домой ещё рано, мы не нагулялись.