– Вот это, – мямлю я, демонстрируя упаковку пластырей, а потом приподнимаю баночку с обезболивающим. Руки дрожат. – И это тоже. Мне помогает…

Внезапно отец берет меня за шиворот и, рывком подняв с пола, подтаскивает к себе. Не могу смотреть в его глаза, которые сейчас кажутся такими неистовыми, жестокими и чужими.

– А теперь послушай меня! – рычит он. – У тебя все в порядке! Ясно?! Ты в полном порядке! Не будь нюней! – Он отнимает у меня обезболивающее и пластыри и отбрасывает их в сторону. – А теперь, будь добр, садись за уроки. Ты не на каникулах! Раз тебя отстранили, учись дома. И, насколько я помню, занятия в школе заканчиваются только… – он кидает взгляд на наручные часы, – через пять минут.

Отец толкает меня к двери и, гневно взирая на меня, ждет, чтобы я вышел из ванной. Только мне позарез нужны пластыри! У меня вся грудь, плечи и руки покрыты саднящими царапинами и синяками, потому что, когда отец швыряет меня из угла в угол, я с размаху налетаю на мебель. Осмеливаюсь рискнуть и взять пластыри с собой. Как можно быстрее нагибаюсь и, подцепив упаковку, поворачиваюсь к выходу. Тут отец грубо хватает меня, его пальцы впиваются мне в плечо.

– Тайлер, черт тебя дери! – шипит он и, вновь вырвав у меня упаковку, сминает ее в кулаке. – Не испытывай мое терпение!

Нет, это не мой папа. Это какой-то другой, совершенно незнакомый мне человек. Раньше он распускал руки, только когда выходил из себя. Набрасывался на меня, не ведая, что творит. Но сейчас он прекрасно все осознает и намеренно проявляет жестокость. И это хуже всего.

– Папа… – бормочу я, пытаясь вырваться из его беспощадной хватки, хотя на самом деле я уже давно смирился с тем, что происходит. Набравшись смелости, спрашиваю: – Ты сошел с ума? Что с тобой происходит?

Меня уже не страшит реакция отца на мою дерзость. Все равно мне всегда от него достается, даже когда я изо всех сил пытаюсь ему угодить и целыми днями сижу над учебниками. С меня хватит. Больше я не стану терпеть.

– Это ты мне скажи, что происходит! – гремит отец. Он еще сильнее стискивает мое плечо, ногти вонзаются в кожу. – Почему, пока я тут с тобой валандаюсь, моя компания разваливается? А?! Можешь мне объяснить? Да ни черта ты не можешь!

Он со всей силы отпихивает меня, и я врезаюсь в стену. Отец сжимает зубы и, вперясь в потолок, теребит волосы. Он опять злится из-за работы. Не на меня – на себя самого.

– Я здесь ни при чем, – твердо возражаю ему. Наконец-то я решился постоять за себя. Главное – не отступать. Руки все еще дрожат, а сердце стучит так быстро, что того гляди разорвется. Сглотнув комок в горле, продолжаю: – Я не виноват, что у тебя неприятности на работе, папа. Поэтому перестань отыгрываться на мне.

Вот я и высказал, что хотел. У меня словно гора с плеч свалилась. Только отец не позволяет мне проявлять характер.

Чувство облегчения мгновенно сменяется страхом, когда отец дергает меня за запястья, и я вываливаюсь в коридор. Не удержавшись, падаю на пол и ударяюсь головой. Не успеваю опомниться, как отец очередным рывком грубо ставит меня на ноги и тащит в комнату. Я отчаянно упираюсь и, резко дернувшись, вырываюсь из его цепких рук.

– Прекрати!!! – кричу я и изо всех сил толкаю отца в грудь.

Не позволю так с собой обращаться. Я этого не заслуживаю, не сделал ничего плохого и ни в чем не виноват. Я еще ребенок!

Повисает напряженная тишина. Отец недоумевающе таращится на меня, осмысливая произошедшее. Нас разделяет всего пара футов. Прерывисто дыша и сдерживая слезы, непримиримо смотрю на него. Отец сжимает кулаки так, что костяшки пальцев белеют. Мое неповиновение его ошеломило.

Но мгновение спустя все меняется. Зеленые глаза отца сверкают дикой, безумной яростью. Никогда раньше я не видел его в таком бешенстве. Он набрасывается на меня и волочит за собой.

Он мотает меня по всей комнате. Я то налетаю на стол, то врезаюсь в стену, то оказываюсь на полу. Отец трясет меня, свирепо сжимая покрытые синяками плечи. Зажмуриваюсь, пытаясь отрешиться от реальности, погрузиться в себя, спрятаться от боли. Но сегодня все куда хуже, чем обычно. Из ссадин уже сочится кровь. Пудовый кулак отца снова впечатывается мне в глаз. Потом в челюсть. В нос. В губы.

Наверное, на этот раз он и правда утратил контроль над собой. Никогда раньше он не бил меня с такой жестокостью, с таким остервенением. В каждом ударе чувствуется исступление и неистовство. Гнев полностью затмил его разум, и впервые за четыре года в моей голове отчетливо вспыхивает пугающая мысль: отец может меня убить.

56

Наши дни

Когда я просыпаюсь, Иден все еще посапывает рядом со мной, чуть приоткрыв рот и обнимая подушку. Она невероятно красива! Указательным пальцем пишу на ее обнаженной спине «te amo» и прижимаюсь губами к ее плечу. Иден спит так сладко, что жалко ее будить. Осторожно встаю с кровати, поднимаю наши вещи с пола и убираю осколки стакана, который разбил накануне.

С прошлого лета я ненавидел пляжную вечеринку. Но теперь у меня с ней связаны совсем другие впечатления, светлые и приятные. Эта ночь была потрясающей! Сегодня у меня легче на сердце, словно Иден сняла с него часть груза, когда я поделился своим секретом. Принимаю душ, натягиваю вчерашнюю одежду и аккуратно складываю вещи Иден. Потом наливаю себе воды. Осушив кружку, достаю телефон. Вчера я откололся от компании и теперь хочу узнать, как приятели отреагировали на мое исчезновение. Мобильный вот-вот окончательно разрядится, поэтому как можно быстрее проверяю пропущенные сообщения и звонки. Их несколько, от Тиффани и Дина. Спрашивают, где я и все ли у меня в порядке. Явно опасаются, что я снова попал в историю, но даже не представляют, в какую!

В этот момент телефон у меня в руках начинает вибрировать: звонит Ти-Джей. Прокашлявшись, беру трубку.

– Привет, – бодро тараторит Ти-Джей и, не дожидаясь ответа, интересуется: – Ты все еще у меня?

– Ага, – подтверждаю я.

Черт, теперь он знает, что я провел в его квартире всю ночь.

– Тогда выметайся оттуда скорее, – со смешком командует Ти-Джей. – Эта девица выставила меня, и я уже на пути домой. Совсем не выспался и не в настроении принимать гостей.

– Конечно. Спасибо, кстати.

Кидаю взгляд на настенные часы. Сейчас только девять – довольно рано, если учесть, что сегодня воскресенье. Придется поднять Иден спозаранку. Нажимаю на отбой и тут слышу, как она приглушенно окликает меня по имени. Прихватив стопку ее вещей, я толкаю локтем дверь и захожу в спальню. Иден сидит на постели, прикрывая грудь простыней. Наши глаза встречаются, и я непроизвольно улыбаюсь.

– Как раз собирался тебя будить.

– Я думала, ты ушел, – тихо признается Иден.

Неужели она и впрямь решила, что я способен ее покинуть после того, что между нами произошло?

– Я, конечно, сволочь, но не до такой же степени, – заверяю ее и кидаю взгляд на окно. Раньше мне не доводилось просыпаться с кем-то, кроме Тиффани, и все же я ни за что не сбежал бы вот так. – Не волнуйся.

Замечаю, что Иден смотрит на одежду у меня в руках, поэтому подхожу к кровати и опускаю на нее стопку вещей.

– Вот.

Я чувствую… не то чтобы смущение, а скорее неуверенность и беспокойство.

– С тобой все в порядке? – Со сна голос Иден звучит еще более хрипло, чем обычно. Может, надо принести ей воды?

– Прости. Я… Я как-то не очень привык… ну, к таким ситуациям, – бормочу я и краснею. На самом деле до этого я спал только с Тиффани, так что это все для меня в новинку. Не представляю, что я должен делать и чего ждет от меня Иден, поэтому заключаю, что для начала неплохо бы просто поговорить: – Наверно, нам надо обсудить… э-э… прошлую ночь.

Иден растерянно моргает и с очаровательной застенчивостью спрашивает:

– Тебе не понравилось?

– Нет, что ты! – смеюсь я. Господи, она такая милая и искренняя. Кажется, Иден даже не догадывается, что эта ночь с ней – лучшее, что было в моей жизни. – Я имел в виду… Как это повлияет на наши отношения?

Мы молча смотрим друг на друга. Это не праздный вопрос. То, что с нами произошло, гораздо серьезнее, чем невинный флирт или мимолетные поцелуи. Но может ли у нас что-нибудь получиться? Между нами стоит не только Тиффани. Есть еще одно серьезное препятствие: мы сводные брат и сестра. То, что между нами случилось… Наверное, это неправильно, только мне наплевать. Иден для меня гораздо важнее, чем общественное мнение.

– Не знаю, – помедлив, хмурится Иден. – А как бы ты хотел?

– Не знаю, – эхом отзываюсь я. Вздохнув, сую руки в карманы. Эта ночь очень много значит для меня. Надеюсь, для Иден тоже. Было бы больно услышать, что она не чувствует того же, что и я. – Но ты не жалеешь?

– Нет, – без колебаний отвечает Иден, и меня переполняет облегчение. – А ты?

– Разумеется, нет, – улыбаюсь я и перекладываю стопку ее одежды на колени. – Мы во всем разберемся. Со временем. А сейчас одевайся, нам пора. Только что звонил Трой-Джеймс и предупредил, что он уже на подходе к дому.

Иден, покраснев, натягивает простыню еще выше.

– Ты можешь… э-э… выйти на секундочку? – бормочет она.

– Как будто я не видел тебя голой, – шучу я. Но, судя по всему, Иден и правда стесняется, поэтому киваю и поворачиваюсь к двери. – Только давай побыстрее.

В ожидании я прибираюсь в гостиной, даже подушки на диване поправляю. Потом вызываю такси, потому что не могу обратиться к кому-то из знакомых. Это было бы подозрительно: «Доброе утро, мы с моей сводной сестричкой застряли вдвоем в чужой квартире. Не мог бы ты подбросить нас до дома?» Нет, так точно не пойдет, поэтому такси – единственный вариант. Водитель обещает быть через пять минут. Как раз успеваю высыпать осколки стакана в урну, когда из ванной выходит полностью одетая Иден.

– Я вызвал такси, – сообщаю ей и сверяюсь с часами. Уже почти десять. – Машина вот-вот подъедет. Не удивляйся. Я бы попросил приятелей нас подвезти, но у них могут возникнуть нежелательные вопросы, типа, чем это мы тут занимались. А мы должны быть очень осторожны, помнишь?

– А где мои кеды? – внезапно спрашивает Иден.

Только сейчас замечаю, что она стоит босиком. Иден оглядывает комнату, попутно пальцами расчесывая спутанные пряди.

– Не знаю. – Тоже озираюсь. Кедов нигде нет. Да я и когда убирался, нигде их не видел. – И нам пора.

– А как же мои…

– Я куплю тебе новые, – перебиваю ее. Помню, это были кеды фирмы «Конверс». И я действительно готов подарить Иден другие, только чтобы она не расстраивалась. – Идем!

Направляюсь к выходу. Иден неохотно следует за мной. Я задерживаюсь, чтобы запереть дверь и спрятать ключи под коврик, как просил Ти-Джей, а Иден идет дальше. Догоняю ее уже в лифте. Наверное, пол здесь холодный, потому что она все время переминается с ноги на ногу.

Представляю, что ждет нас дома. Родители нас по головке не погладят. Они бы ни за что не отпустили нас на пляжную вечеринку и не разрешили ошиваться где-то до утра, не говоря уж о том, чтобы спать вместе.

– Не стоит рассказывать об этом родителям, – предупреждаю я, пока лифт едет вниз.

Даже представить боюсь, что будет, если мама и Дейв обо всем узнают. Может, они вообще от нас откажутся.

Иден бледнеет.

– И не только родителям. Вообще никому, – с нервным смешком уточняет она и озабоченно умолкает. Кажется, ее охватывает паника. Наверное, Иден думает о том же, о чем и я.

Ободряюще сжимаю ее ладонь и, взглянув в испуганные глаза, искренне улыбаюсь. Я здесь, с ней. Мы вместе. Мы есть друг у друга.

Двери лифта открываются. Проходим по подъезду и, выйдя на улицу, забираемся на заднее сиденье поджидающего нас такси. Женщину-водителя нисколько не интересует, где мы болтались, почему одежда у нас провоняла алкоголем, а Иден босая. Кажется, таксистка сама мучается от похмелья: она то и дело сворачивает не туда, продлевая путь к нашему дому. Всю дорогу держу Иден за руку и большим пальцем поглаживаю тыльную сторону ее ладони. Конечно, родители будут рвать и метать, но эта ночь того стоила.

И вот мы на месте. Какое-то время в нерешительности топчемся под дверью, морально готовясь к предстоящей головомойке.

– Иден, а под каким предлогом ты вчера улизнула из дома?

– Сказала, что иду в кино, – признается она.

Да ладно? Несмотря на все свое беспокойство, не могу сдержать смех.

– В кино? Не могла придумать что-нибудь поинтереснее?