– Тайлер, – резко зовет отец. Его зеленые глаза холодно сверкают. Ясно, он не в духе. – Я же велел тебе после школы идти домой и садиться за уроки.

Торопливо поднимаюсь на ноги и, заикаясь, бормочу:

– Мы просто играем… в футбол… Хью меня пригласил…

В этот момент Хью, радостно улыбаясь, выходит на крыльцо. Легок на помине. Наверное, наблюдал за нами с Дином в окно.

Хью машет отцу рукой.

– Здорово, Питер!

– Ты должен был отвезти Тайлера домой, – вместо ответного приветствия ледяным тоном произносит отец и, сжав губы, неприязненно взирает на него.

Улыбка Хью увядает. Растерянно поморгав, он чешет в затылке.

– Элла разрешила ему побыть у нас до шести.

– Нет. Мой сын должен учиться, а не бездельничать. – Отец не скрывает, что взбешен, хотя вообще-то они с Хью – приятели. Он переводит взгляд на меня и строго добавляет: – Тайлер, собирайся.

– Питер, да ладно тебе! – Хью смеется, пытаясь разрядить повисшее между ними напряжение. – Это же дети. Они всего лишь в седьмом классе, а не в колледже. Пусть Тайлер поиграет, а к шести я отвезу его домой.

Отец грозно сдвигает брови и, не удостоив его ответом, подгоняет меня.

– Тайлер, я сказал, собирайся.

– Уже уходишь? – подает голос Дин.

Он так и сидит на траве.

Пожимаю плечами.

– Извини…

Выбора нет. Отец сердится. Я уже представляю себе, что ждет меня дома. Глупо уговаривать отца разрешить мне побыть здесь подольше. Бегу по лужайке к крыльцу, где валяется мой рюкзак. Хватаю его и закидываю за спину.

– Прости, дружок. – Хью с виноватой улыбкой гладит меня по волосам.

Вероятно, он видит, что мой отец очень строгий. Жаль, что не знает, до какой степени, иначе обязательно обратился бы в полицию. Я ведь не могу сам позвонить и донести на собственного отца.

«Пожалуйста, не отдавайте меня, – мысленно умоляю я. – Оставьте тут».

Поднимаю лицо к Хью и стараюсь глазами выразить все, что чувствую. Господи, пусть он поймет, как я напуган, и не отпустит к отцу. Пусть он мне поможет!

Но, конечно же, Хью ничего не замечает.

Обреченно плетусь к машине. Ноги словно ватные. Тело каждой клеточкой бунтует и сопротивляется. Однако я продолжаю брести вперед, не в силах даже посмотреть на отца, хотя все время ощущаю, как тот за мной следит. Понурясь, сажусь на переднее сиденье и пристегиваюсь.

Боюсь остаться с отцом наедине. Не хочу, чтобы мне опять было больно.

Отец садится за руль, громко хлопнув дверцей, и заводит мотор.

10

Наши дни

Стою на лужайке у собственного дома. Фиг знает, как я сюда добрался. Сейчас середина ночи. Я пьян вдрызг. Едва держусь на ногах, перед глазами все плывет. Я что, пришел сюда пешком? В таком случае сам себе поражаюсь, как это я умудрился пройти две мили в таком состоянии. Оглядываюсь. Слава богу, моей машины нигде не видно. Значит, по крайней мере, за руль я не садился. Может, кто-то меня подвез? А кто? Вообще не помню, что произошло в последние часы. Я же собирался ночевать у Тиффани. Где она?

– Тиффани! – кричу я.

Нет ответа. Рядом – никого, улица пуста. Ни одно окно не светится.

По-прежнему сжимаю в кулаке банку. Пива в ней всего лишь на донышке. Пошатываясь, допиваю остатки и, смяв банку, кидаю ее на землю. Как мне плохо… Надо поспать.

Сую руку в карман – ключей от дома нет, только от машины. Обшариваю другие карманы. Извлекаю несколько зажигалок, жвачку, телефон… и только сейчас вспоминаю, что вообще не брал с собой ключи.

– Черт, – выдыхаю я и, помолчав, повторяю громче: – Черт!

В доме, судя по всему, все уже спят. Маме очень не понравится, если ее пьяный в стельку сын перебудит всю семью.

– Нет, – громко убеждаю сам себя и качаю головой. – Нет.

Не буду никого поднимать с постели. И лезть в окно тоже. Это глупо. Лучше вздремну на лужайке. Благо сегодня не холодно, только ветрено немного. Усаживаюсь прямо на траву и провожу ладонью по сухим стебелькам. Сойдет, удобно.

– Что за фигня? И когда это успело перевалить за полночь? – вопрошаю я и заливаюсь смехом.

Наверное, со стороны я смотрюсь жалко. Подумать только: сижу на лужайке и беседую сам с собой!

Неожиданно слышится:

– Эй!

У меня обычно не бывает галлюцинаций от выпивки, и привидений здесь не водится. Наверное, просто показалось. Но тут снова раздается шепот, на этот раз громче и явственней.

– Подними голову! – командует девичий голос.

Безуспешно щурюсь в темноту и наконец замечаю, что кто-то глядит на меня из окна гостевой спальни на втором этаже. Та самая девица с удивительным голосом. Моя сводная… нет, даже выговорить не могу. Она что, все это время за мной наблюдала?

– Какого черта тебе нужно?

– Ты в порядке?

Мне представляется, как она взволнованно кусает свои пухлые, выразительные губы.

«Конечно, нет, – проносится в голове. – Я полуживой и не могу зайти в дом».

Неожиданно осознаю, что именно этой девчонке суждено стать моим спасителем. Она меня впустит, и я все-таки смогу поспать на подушке, а не на банке из-под пива.

– Отопри дверь. – Поднимаюсь и, пошатываясь, иду к входу.

Боюсь, меня сейчас вырвет. Вот дерьмо! Я же умею пить! Или только воображаю, что умею… Скорее бы очутиться у себя. Однако девчонка что-то не торопится мне на выручку. Несколько минут жду, глубоко дыша, чтобы справиться с тошнотой. Через какое-то время замок щелкает, и дверь распахивается.

Она стоит передо мной в джинсах и футболке. Волосы взлохмачены, в глазах – усталость. Как ее зовут? Ирма? Инна? Нет, не так… Что-то вертится на языке… Вроде бы Иден. Точно, Иден.

– Где ты там застряла, черт возьми?! – О господи, меня вот-вот вывернет. Зажимаю рот и протискиваюсь мимо нее в дом.

Иден брезгливо морщится и запирает дверь.

– Ты пьян? – зачем-то уточняет она.

Неужели не видно?

– Трезв как стеклышко, – ехидничаю я. – Что, уже утро?

Она слегка приподнимает брови.

– Три часа ночи.

Н-да, рановато. Меня разбирает смех, но тут к горлу опять подкатывает тошнота. Повисая на перилах, карабкаюсь на второй этаж, рискуя грохнуться с лестницы. Как бы ноги не переломать…

– Откуда тут эти скалы? Их здесь не было. – Хлопаю по одной из ступенек.

Иден недоуменно наблюдает за мной.

– Принести тебе воды?

Вода бы мне сейчас ой как не помешала… Но признаваться в таком – полный отстой, а я должен выглядеть крутым парнем, таким, каким все меня и считают. Эта девица не знает, какой я на самом деле, и не узнает никогда.

– Лучше пива, – шучу я, обернувшись через плечо, и с усилием преодолеваю оставшиеся ступеньки.

Вот и моя комната с еще не разобранной постелью, а рядом ванная… Наконец-то! Плотно прикрыв за собой дверь, добираюсь до унитаза, и в ту же секунду меня выворачивает.


– Уму непостижимо! – гневно бормочет мама.

Она уже минут пять ходит по комнате, поднимает с пола вещи и убирает мусор. Специально занялась этим именно сейчас, чтобы меня помучить: еще нет и девяти!

– Уму непостижимо, – повторяет она и, подойдя к окну, поднимает жалюзи.

Солнечный свет бьет в глаза, и я, застонав, накрываю голову подушкой.

– Мам, пожалуйста, перестань!

Я весь вспотел. Меня мутит, голова раскалывается. Хочу спать. И пить. В горле так сухо, что даже дышать тяжело.

– Надеялся скрыть от меня, что опять пьянствовал? – Мама встает у кровати и, сложив руки на груди, окидывает меня сердитым взглядом. – Думал, я ничего не замечу? Да ты весь провонял алкоголем! Посмотри, на кого ты похож! – Она с отвращением качает головой. – Вставай! Я не дам тебе весь день лежать! Сумел вчера напиться – сумеешь и подстричь траву на лужайке.

– Мам, – умоляюще вздыхаю я. Все тело болит. Лучше умереть, чем страдать от такого похмелья. – Пожалуйста, оставь меня в покое.

Смягчившись, мама озабоченно морщит лоб.

– Проблемы надо решать, Тайлер, а не прятаться от них.

Ясно, что она имеет в виду и куда клонит. Но сейчас – не самый удачный момент, чтобы читать мне нотации.

– Попытки просто забыть обо всем только вредят. Может, тебе стоит поговорить…

В эту секунду на прикроватной тумбочке начинает вибрировать мой мобильный. Мама умолкает и, взглянув на экран, с раздражением передает мне телефон.

– Это Тиффани.

Сейчас бы маме самое время уйти, но она остается и осуждающе смотрит на меня. Тиффани ей не нравится. Мама знает меня как облупленного и понимает, что я не испытываю к своей подружке никаких чувств, хоть и встречаюсь с ней вот уже три года.

Отворачиваюсь к стене и прикладываю мобильник к уху.

– Что тебе?

Совсем с ума сошла – звонить в такую рань! Она вообще вчера добралась до дома или так и осталась ночевать в гостях?

– Просыпаемся, котик! – щебечет Тиффани так бодро, что я с трудом сдерживаю рвоту. Разве она, как и я, не страдает от похмелья? Хотя не помню, пила ли она вчера. Вообще ничего не помню. – Будь готов через полчаса. Поедем по магазинам, на Променад. Если хочешь, можем забрать свою машину.

– Ты смеешься? – Застонав, стираю пот со лба. Я весь мокрый, даже волосы. Сейчас бы под прохладный душ… – Тиффани, я тут помираю.

– Так тебе и надо, сам виноват. – Горько рассмеявшись, она настойчиво добавляет: – Через полчаса я у тебя.

И отключает трубку. Все вернулось на круги своя.

Зло швыряю телефон на пол и скриплю зубами. Если бы я вчера не стал к ней подлизываться, сегодня можно было бы преспокойно сидеть дома.

– Ну что опять? – спрашивает мама.

Хотел бы я, чтобы она перестала все время вздыхать. Такое ощущение, что я только и делаю, что осложняю ей жизнь.

– Похоже, еду в центр, – бормочу я, сбрасывая одеяло и садясь на постели.

– Никуда ты не поедешь. Ты под домашним арестом. – Мама старается говорить твердо, но очевидно, что это – пустая угроза.

У мамы уже опускаются руки. А я терпеть не могу ее огорчать, просто не представляю, как жить иначе. Я такой, какой есть.

Упрямо возражаю:

– Я отправляюсь на Променад.

Мама сдается и, в очередной раз вздохнув, уходит.

Я признателен маме за то, что она принимает мои недостатки, и очень сожалею, что не могу от них избавиться: мама заслуживает лучшего.

На подгибающихся ногах бреду в ванную и встаю напротив зеркала. Выгляжу отвратительно, словно в аду побывал. Все болит… Порывшись в шкафчике, достаю обезболивающее и прописанные мне антидепрессанты. Глотаю таблетки и, чтобы взбодриться, как можно дольше стою под холодным душем. Глаза больше не слипаются, однако чувствую себя все равно паршиво.

Сил не хватает, даже чтобы одеться. Каждые несколько секунд приходится останавливаться, чтобы передохнуть. С грехом пополам все же успеваю собраться до того, как за окном раздается гудок клаксона. Сую в карманы ключи и кошелек и тут вспоминаю вчерашний эпизод: я не мог войти в дом, и меня впустила эта Иден. Воображаю, что было бы, если бы мама утром обнаружила сына спящим на газоне. Иден спасла меня от унижения. Выхожу в коридор и останавливаюсь напротив гостевой спальни… точнее, спальни Иден. Дверь плотно закрыта. Не уверен, что та уже проснулась. Может, постучать? Надо бы поблагодарить. Хотя вчера на ее лице было такое отвращение… Отшатываюсь от двери и торопливо прохожу мимо. Во-первых, Тиффани ждет в машине. Во-вторых, Иден вряд ли будет мне рада. Наверняка она от меня не в восторге, как и все остальные. Ну и отлично. Пусть держатся подальше.

На цыпочках спускаюсь на первый этаж и оглядываюсь: мамы и Дейва поблизости нет. Подлетаю к входной двери и, выбравшись из дома, шагаю к красному автомобилю Тиффани.

– Дерьмово смотришься, – отмечает Тиффани, когда я сажусь рядом. Ей-то хорошо говорить. Черта с два она вчера пила! Иначе не смогла бы встать в такую рань, тщательно уложить волосы и накраситься. Вид у Тиффани цветущий, но на комплименты нет сил. – Хочешь, чтобы я показалась на людях с таким «красавцем», как ты?

– Мне сегодня совсем паршиво. – Пристегиваюсь и, откинувшись на спинку сиденья, закрываю глаза. – Голова трещит. Давай помолчим.

– Какой ты зануда! – восклицает Тиффани.

Машина трогается с места. Стараюсь дышать поглубже, чтобы избавиться от тошноты.