— Сейчас увидишь. — Ника быстро выпорхнула из лифта и открыла дверь. — Заходи.

Устроив Андреса в гостиной и попросив обождать пять минут, она заперлась в ванной. Страшно нервничая, Ника сорвала с головы кепку и затолкала ее почему-то в корзину с грязным бельем. Вынула из глаз надоевшие линзы. Специальным составом убрала подтяжки с висков — глаза снова стали круглыми. Губкой с косметическим молочком смыла с лица слой пудры. Слава Богу, от накладного бюста она отказалась еще в Лиелупе; собираясь в дорогу с Андресом, засунула поролоновое великолепие подальше в глубь сумки. Андрес, конечно, мог тогда заметить изменения в ее фигуре, но ничего не сказал. И вообще, он и в Сигулде, и в кафе видел ее только в куртке.

Превращение заняло минут десять. Ника вздохнула — из зеркала на нее теперь смотрело ее собственное лицо. Только понравится ли оно Андресу?

— Лиза, куда ты пропала? — услышала она голос из комнаты. — Все в порядке?

Ника лихорадочно в последний раз провела расческой по волосам.

— Сейчас иду!

Мысленно перекрестившись, она вышла в гостиную и застыла перед креслом, в котором Андрес листал журналы.

— А знаешь… — Он поднял на нее глаза и обомлел: — Что…

Ника нервно улыбнулась:

— Да, это я. Не узнаешь?

Андрес не ответил — просто смотрел на нее во все глаза.

— Понимаешь, у меня такая дурацкая игра, — заторопилась Ника, — ну, что-то вроде хобби. Я всегда хотела быть актрисой, и не получилось. И в отпуске я стараюсь переделать себя до неузнаваемости и изображаю другую женщину, совершенно на меня не похожую… То есть…

Она запуталась в объяснениях и умолкла, ожидая самого худшего. Вот сейчас, сейчас он встанет и уйдет, уйдет навсегда, и она его больше никогда не увидит… И вздрогнула от неожиданности, услышав его смех.

— Ну, знаешь, любовь моя, — сказал Андрес, отсмеявшись, — актриса ты действительно неважная. То есть внешность ты действительно меняешь мастерски, а вот поведение… Боюсь, у тебя ничего не получается.

— Просто с тобой я уже ничего не меняла, — тихо сказала Ника. — Мне так хотелось прекратить эту дурацкую игру, но я не знала, как…

Она сделала маленький шажок навстречу Андресу. Совсем маленький — но он заметил, взял Нику за руки и привлек к себе на колени:

— Дай-ка я тебя получше рассмотрю!

Ника почувствовала, как с ее души свалился тяжелый камень. Она тоже рассмеялась и обняла Андреса за шею:

— Ну и как?

— Погоди-погоди. — Андрес взял ее лицо в ладони. — Такой ты мне даже больше нравишься. Разве можно прятать такие замечательные веснушки?

Он легонько коснулся губами кончика ее носа, потом щек, а потом его губы нашли губы Ники — конечно, не такие соблазнительно пухлые, как у Лизы Владимирской. Но Андрес, кажется, и не заметил этого недостатка…

Поужинать они собрались только в третьем часу ночи.

— Ну, а теперь признавайся, — сказал Андрес, с аппетитом уплетая цыпленка-табака, — что ты о себе еще напридумывала, кроме имени, дорогая моя Лиза-Вероника.

— Да почти ничего, — улыбнулась Ника. Она сидела напротив Андреса в легком пестром халатике, подперев голову руками, и с удовольствием смотрела, как он ест. Сама она опять не могла проглотить ни кусочка.

— А все же? — настаивал Андрес. — Давай-давай, снимай маску! Устрой сеанс саморазоблачения.

— Ну-у, — протянула Ника, — я, конечно, не студентка искусствоведения, а простой инструктор по шейпингу…

Андрес чуть не подавился:

— Как? Вот уж не подумал бы… Для инструктора по шейпингу ты неплохо разбираешься в живописи!

— Конечно. — Ника пожала плечами. — Мой отец был художник, и мой крестный — художник. Может быть, ты даже знаешь его — Старцев, Павел Феликсович.

— Старцев? — Андрес задумчиво наморщил лоб. — Старцев, Старцев… Нет, не помню. Впрочем, я ведь так, любитель-дилетант.

— Если бы ты по-настоящему собирал картины, — серьезно сказала Ника, — ты бы знал его непременно. Он не просто художник, он замечательный реставратор и известный коллекционер.

— Ну, я же говорю — я дилетант, — чуть виновато сказал Андрес. — Познакомишь меня с ним?

— Обязательно, — кивнула Ника. — Знаешь, он был другом моего отца. И когда мама с папой… ну, попали в аварию, я осталась совсем одна, он взял меня к себе, и… В общем, он мне — как родной.

— А давно это случилось?

— Десять лет назад. Мне было пятнадцать. Они поехали к друзьям на дачу в Звенигород. Я должна была ехать с ними, но почему-то заупрямилась и осталась дома. А их машину на обратном пути сбил грузовик. И все…

Они немного помолчали.

— А как звали твоего отца? — чуть погодя спросил Андрес.

Ника вздохнула:

— Как крестного. Тоже Павел, только Сергеевич.

— А маму?

— Наталья. Но все называли ее Татой. Она была художником-иллюстратором. — Ника оживилась: — Хочешь, я покажу тебе ее книжки?

Андрес кивнул:

— Конечно. Давай прямо сейчас. Они у тебя далеко?

— Нет, в секретере. — Ника вскочила. — Пошли в комнату.

Усадив Андреса на диван, она вытащила с полки несколько больших детских книжек, а затем бережно достала папку с рисунками: — Вот, смотри.

— Погоди-погоди, — Андрес с недоумением смотрел на обложку, — так Наталья Стоценко — твоя мать?

— Да, — Ника слегка растерялась, — а что?

— Да она же была замечательной художницей! — воскликнул Андрес. — Просто гениальной! Я слышал, что «Детский сад» собирается выпустить серию книг с ее иллюстрациями, это правда?

— Ну да, они мне звонили. Мама сделала много иллюстраций к сказкам Бажова, они так и остались неопубликованными. Она называла это работой в стол, для удовольствия… А сейчас предложили использовать их для «Детского сада», но… — Ника с недоумением посмотрела на Андреса. — Вот уж не представляла, что ты хорошо осведомлен в издательских делах! Я думала, что ты занимаешься компьютерами.

— А я и занимаюсь компьютерами, — рассмеялся Андрес. — Просто у меня много друзей. Один из моих друзей работает в «Детском саду».

— Главным художником? — пошутила Ника.

— Всего лишь в компьютерном цехе. Но о Наталье Стоценко и он слышал.

— Бедная мамочка, — печально улыбнулась Ника. — Вот и стала знаменитой.

Две слезинки, появившиеся в уголках глаз, не удержались и скатились по щекам. Вслед за ними последовали другие, еще и еще. Ника закусила губу, чтобы не разрыдаться.

Андрес заметил перемену Никиного настроения. Он бережно сложил рисунки в папку и привлек Нику к себе.

— Ладно, любовь моя. Ничего не вернешь. Пойдем-ка лучше спать.

Наклонившись, он осторожно вытер ей слезы, а когда Ника все-таки не удержалась и громко всхлипнула, его губы мгновенно нашли ее рот. Он целовал ее вначале нерешительно, но постепенно становился все смелее и свободнее.

Этого момента Ника и ждала и боялась. Сердце ее заколотилось как сумасшедшее, дыхание перехватило, она обвила руки вокруг его шеи, прислонилась к нему, обмякла. Она уже столько раз представляла себе, как это будет, и — ошибалась.

Почувствовав, что Ника совсем ослабела, Андрес подхватил ее на руки, понес и бережно уложил на постель. Его движения были медленны и неторопливы, как их самый первый поцелуй у двери ее номера в Каунасе. Только на этот раз впереди у них действительно была вся ночь. Постепенно он освободил ее тело от одежды. Ника не сопротивлялась, но внутри ее все еще жила какая-то скованность. Она пыталась смежить веки и отвернуться, бессознательно делая вид, словно все это происходит не с ней и не на самом деле. Но его прикосновения, его поцелуи были полны такой мужской страстью, что остававшийся в Никиной душе лед скоро растаял. До сих пор, даже занимаясь любовью с Кириллом, она никогда не думала, что можно так желать, так ощущать другого человека, и поначалу просто пришла в смятение от прилива чувств. Но Андрес был очень терпелив, давая понять, какое удовольствие доставляет ему ее чувственный отклик, и постепенно стыд исчез, осталось только жгучее удовольствие от его ласк.

Руки Ники внезапно обрели свободу. Она была похожа на человека, который долго находился на строгой диете, а теперь получил доступ к запретному.

Андрес сосредоточил внимание на ее груди, и острые стрелы удовольствия устремились, чтобы поразить низ живота. Его губы, ласкающие грудь, привели Никины мысли в полную сумятицу. Потом его губы спустились ниже, ниже — и она не противилась их продвижению.

В первый раз она отдавалась чувству целиком, не опасаясь насмешки и резкого слова, не боясь показаться неопытной и наивной. Она просто была женщиной и любила… И это было прекрасно.

3

— Ой, Вероника Павловна, что будет! — Юля прижала ладони к пылающим щекам. — Ой, что будет, Вероника Павловна!

— Все будет хорошо, — железным тоном сказала Ника. — И сколько раз я тебя просила, не называй ты меня Вероникой Павловной. Просто Вероника.

— Ой, Вероника Пав… Просто Вероника! — Юля от волнения плохо соображала. Ей пора уже было идти одеваться и гримироваться — конкурсные выступления начинались через час, а Юля по жеребьевке была третьей.

— Все будет хорошо, — еще раз повторила Ника. — Ты победишь, если не будешь так дергаться. Иди.

— А вы?

— Я сейчас встречу своих друзей и приду посмотреть, все ли в порядке. — Ника ободряюще улыбнулась девочке. — Иди-иди, я быстро.

Когда Юля убежала, Ника накинула плащ, спустилась в вестибюль, а потом подумала и вообще вышла из здания. Лучше она подождет Андреса прямо у входа в комплекс. На всякий случай. Но первым приехал не Андрес.

— Привет! — раздался веселый голос над самым ее ухом. — Замерзнуть не боишься? Такой ветер!

Ника обернулась и увидела Машу, та незаметно подошла к стоянке со стороны метро.

— Привет! А где твой Савраска?

«Савраской» они называли старый Машин «жигуленок».

— Савраска заболел, — вздохнула Маша.

— Что с ним такое?

— Старость не радость. Карданный вал стучит. А ты здесь, как я понимаю, ждешь своего таинственного красавца?

— Машка, — рассмеялась Ника, — ну почему таинственного?

— Потому что прошла почти неделя, а ты меня с ним так и не познакомила. Слушай, а может быть, его вообще не существует в природе? Тебе померещилось, показалось, помстилось… Как там еще говорят?

— Машка! Прекрати!

— Ну да! Фантом, обман зрения!

— Машка! Ну и язык у тебя! — Ника отмахнулась, полусмеясь-полусердясь.

— А зачем ты его прячешь? Если бы не этот конкурс, так бы и не предъявила!

— Ну что ты… — начала было Ника и, не договорив, побежала навстречу высокому мужчине в светлом плаще, вышедшему из притормозившего рядом с ними «Фольксвагена». Андрес подхватил ее, прижал к груди и закружил.

— Здравствуй, здравствуй!

— Ты долго, — сказала Ника, когда он наконец поставил ее на землю.

— Разве? — Андрес взглянул на часы. — Полседьмого, я не опоздал ни на минуту.

— Разве? — передразнила его Ника. — Ну ладно, верю-верю. А сейчас пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Она схватила Андреса за рукав и потащила к Маше, с интересом наблюдавшей эту сцену.

— Моя лучшая подруга! Извольте друг друга любить и жаловать.

— Мария. — Маша первая протянула руку, которую Андрес осторожно пожал.

— Очень рад. Андрес Инфлянскас.

— Ну вот вы и познакомились. А то она, — Ника лукаво взглянула на Машу, — вздумала утверждать, что тебя вовсе не существует.

Андрес тоже посмотрел на Машу и рассмеялся:

— Неужели? Я так реален, что сам даже удивляюсь своей реальности.

— Понятно? — сказала Ника. — Он существует, можешь до него дотронуться!

Маша вежливо улыбнулась и сказала:

— Пойдемте в зал. По-моему, Нике холодно стоять на этом ветру.

Усадив Машу и Андреса на места для зрителей, Ника поспешно прошла в комнату, где готовили конкурсанток.

— Ой, Вероника Павловна… Вероника. Ну как я вам? — Юля, уже накрашенная и причесанная, в эффектном черно-белом костюме, подбежала к Нике. Та придирчиво оглядела ее с головы до ног и осталась довольна:

— Все хорошо. Знаешь, правильно мы решили насчет черного трико и белого купальника. Тебе же половину программы придется выполнять лежа на ковре. — Ника поправила чуть сдвинувшуюся бретельку и спросила: — Ну что, более-менее собралась? Первый номер уже выступает.

Юлино личико стало серьезным:

— Кажется, да.

— Тогда пошли ближе к выходу.


Спустя полтора часа веселая компания вывалилась из дверей спорткомплекса ЦСКА: Ника и Юля с охапками цветов в руках, Андрес, Маша, Юлин мальчик — Ни-ка никак не могла вспомнить, как его зовут, кажется, Антон. Все смеялись, одновременно что-то говорили, Юля висла у Ники на шее, а Антон целовал Юлю, — в общем, полная неразбериха. В этом туре конкурса Юля заняла первое место.