В его глазах появился странный блеск. Он внимательно посмотрел на нее и повелительно сказал:

— Встань!

И она действительно опустилась на колени и подняла на него глаза, любящие и вопрошающие. То, что она увидела, начисто лишило ее всех иллюзий.

В его взгляде светилось торжество. Он явно наслаждался ситуацией: прелестная юная девушка у его ног в грязи; хочет — поднимет, хочет — оттолкнет… Именно в этот момент Маша поняла, ради чего Иван затеял с ней эту игру в любовь — ради такой вот сцены. Он просто упивался своей властью. Это было так явственно, что Маша не стала дожидаться продолжения, поднялась и пошла прочь. И Оленев, видно, понял, что разоблачил себя: он не стал ее догонять, даже не окликнул…

И вот сейчас Маша увидела такой же блеск и торжество в глазах Никиного Андреса.

Конечно, хорошо, что Андрес в Москве бывает только наездами, а не живет здесь. Первый дурман у Ники в конце концов пройдет, он бы уехал, может быть, все потихоньку и сошло бы на нет… Если бы не эта их предстоящая совместная поездка по Словакии! Кто его знает, что он может еще выкинуть! Впрочем, Нике он вряд ли причинит вред… А может быть, оно и к лучшему, что они недельку побудут вдвоем. В таких поездках люди и открываются. Может быть, Ника сама во всем разберется… Маша сама не заметила, как добрела до метро, так ничего и не решив.


…А Ника, лежа рядом со спящим Андресом, слушая его ровное дыхание и слишком счастливая, чтобы спать, перебирала в памяти события прошедшего вечера. Выступления девочек, счастливые глаза Юли, когда объявили результаты, чудесный ужин в ресторане… Подумать только — эта таинственная паэлья оказалась чем-то вроде нашего плова, только не с мясом, а с морепродуктами… Можно будет попробовать дома соорудить для Андреса нечто похожее.

Нет, сегодня совершенно необыкновенный вечер. Хотя бы потому, что Андрес все время рядом с ней! Все было так замечательно, лучше не бывает. Вот только Машка весь вечер была какая-то странная. И еще… Нике показалось, что среди зрителей она заметила своего знакомого из Лиелупе. Глубоко посаженные пронзительно-синие глаза на загорелом лице, упрямый подбородок… Ника вздохнула и крепче прижалась к спящему Андресу. Нет, ей, вероятно, показалось. Это был не Виктор, а просто похожий на него человек.

4

Маша и Ника шли по длинному перрону Киевского вокзала. Никин поезд на Прагу отходил через пятнадцать минут.

— Все взяла? Паспорт, билет не забыла?

— Да не волнуйся ты так, все в порядке! Триста раз уже спрашивала!

— Все-таки проверь в триста первый.

Ника остановилась, поставила сумку и вытащила из внутреннего кармана куртки портмоне.

— Вот, смотри: вот паспорт, вот билет, вот деньги на дорогу.

— Молодец, — спокойно сказала Маша. — А теперь спрячь все это обратно.

— Ох, — вздохнула Ника. — С недавних пор ты со мной обращаешься как бабушка с внучкой. Причем очень строгая бабушка.

— Что же делать, внученька, если ты такая непутевая. — Маша пожала плечами. — Собиралась в такой спешке, что не только паспорт с билетом — голову могла дома забыть.

Благополучно найдя нужный вагон и погрузив вещи в купе, девушки вышли на платформу.

— Ну ладно, — сказала Маша. — Я, пожалуй, пойду. Последние минуты и для провожающих, и для уезжающих всегда самые тягостные.

Ника нерешительно посмотрела на нее:

— Знаешь… Мне все-таки неудобно…

Маша мгновенно поняла, о чем Ника снова пытается завести речь, и решительно покачала головой:

— Нет. Ты возьмешь эти деньги с собой.

— Маш, ну все-таки пятьсот долларов! Ты же не миллионерша. А вдруг с машиной опять что-то случится?

Маша была непреклонна:

— Поезжу на метро до твоего возвращения. Что же делать, если все, что у тебя было, ты потратила, а нового еще не заработала. Нельзя ехать за границу со стодолларовой бумажкой в кармане. Пусть даже и в Словакию. В случае чего тебе ни на гостиницу, ни на обратный билет не хватит.

— Глупая, я же не одна еду! Андрес завтра встретит меня в Братиславе, и он не позволит мне платить ни за дорогу, ни за жилье. А на карманные расходы мне сто долларов за глаза хватит!

— Прекрасно, — сказала Маша, — тогда привезешь мне деньги назад.

Поцеловав подругу на прощанье, Маша повернулась и, не дожидаясь отхода поезда, пошла обратно к зданию вокзала. Не нравилась ей эта Никина поездка, ох как не нравилась. Может быть, зря она Нике так ничего и не рассказала?


Андрес встречал Нику на вокзале в Братиславе — улыбающийся и неправдоподобно красивый. Они не виделись почти неделю — Андрес уехал из Москвы в Каунас, чтобы забрать свой «Мерседес» и уже на нем приехать в Словакию, — и Ника страшно соскучилась. Издалека высмотрев среди встречающих его высокую фигуру, она первая выпрыгнула из вагона и побежала ему навстречу. Он подхватил ее, поднял, прижал к груди… Поцелуй длился бесконечно.

— Ох, — сказала Ника, когда он наконец поставил ее на землю. — Я никогда к этому не привыкну.

— И не надо, — улыбнулся Андрес. Он чуть отстранил Нику от себя и осмотрел так, словно хотел проверить — не изменилась ли она за прошедшие дни.

— Все в порядке? — шутливо спросила Ника.

— Более чем, — заверил ее Андрес. — Только… Это что, все твои вещи? — Он указал на дамскую сумочку, висевшую на Никином плече.

— Вещи там, — Ника махнула рукой в сторону вагона, — но их действительно немного.

— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника немного спустя, когда они уже отъехали от вокзала.

— Я думаю, что сейчас мы поедем в мотель, распакуем вещи, а потом осмотрим город. Сегодняшний день посвятим Братиславе. А завтра отправимся через Малые Карпаты до Тренчина.

— Что такое Тренчин?

— О-очень древний город. Когда-то, тысячу лет назад, там был королевский сторожевой замок. А сейчас Тренчин — городишко на реке Ваг, между Белыми Карпатами и Поважецкими горами. Но там очень красиво.

— Нет, — изумилась Ника, — правда ему тысяча лет?

— Абсолютная правда, — заверил ее Андрес. — А может быть, и больше. На всякие древности ты еще успеешь насмотреться, я тебе обещаю. Ты только скажи, сколько дней для отпуска тебе дали на работе? В зависимости от этого будут складываться наши планы.

Ника уже привыкла и к его акценту, и к несколько церемонным оборотам речи — все-таки иногда становится заметно, что русский язык для Андреса неродной. Но ее это нисколько не раздражало, а почему-то даже умиляло.

— Ровно неделю, — вздохнула Ника, — и ни днем больше.

— Хорошо, — кивнул Андрес, — я продумаю маршрут.

За разговором Ника и не заметила, как «Мерседес» подъехал к серому пятиэтажному зданию, чем-то напоминавшему московские архитектурные шедевры сталинского времени.

— Гостиница «Девин», — сказал Андрес, высматривая место для парковки. — Не слишком роскошно, но на одну ночь — вполне прилично.

Он словно извиняется, усмехнулась про себя Ника. Можно подумать, что она привыкла останавливаться только в «Хилтоне». Кстати, интересно, а в Братиславе есть «Хилтон»? Вряд ли. Уж больно этот город не похож на европейский — на такой, какими, по Никиным представлениям, должны быть города в Европе. То, что Ника увидела из окна машины, скорее напоминало знакомые города Западной Украины. Красиво, конечно, но на столицу не похоже: на всем лежит отпечаток милой и уютной провинциальности.

Однако тот номер в «Девине», куда Андрес привел Нику, оказался — опять же по Никиным представлениям — вполне на «хилтоновском» уровне. Гостиная, отделанная в желто-коричневой гамме — светлые стены, украшенные абстрактными картинами, уютный диван, по которому разбросаны яркие подушки, мебель «под орех» — все это создавало ощущение тепла и даже уюта. Широкие раздвижные двери вели из гостиной в спальню. Ника нерешительно взглянула на Андреса.

— Ну что же ты остановилась на полдороге? — поддразнил он ее. — Иди, осматривай наши владения дальше.

Ника шагнула вперед и остановилась на пороге. В этой комнате все вокруг было персиковым и кремовым. Ковер и занавески белели на фоне персиковых стен, а посреди комнаты вместо обычной кровати возвышался покрытый шелком шедевр. Из огромного зеркала, стоявшего прямо напротив двери, на Нику глянуло ее отражение — стройная девушка с короткими каштановыми волосами, которые в этом персиковом освещении явственно отсвечивали золотом, и зелеными глазами, ставшими от радостного изумления совсем круглыми.

Андрес внимательно наблюдал за Никой и, судя по блеску его глаз, остался доволен произведенным впечатлением. Но все-таки спросил:

— Как ты находишь наше временное обиталище?

Ника осторожно подошла к кровати, дотронулась рукой до шелка и присела на краешек:

— И на этом можно спать?

— Еще как можно! — Андрес подошел к ней. В глубине его глаз зажглась уже знакомая Нике искорка: — Хочешь, я тебе сейчас докажу?

Ника притворно-скромно потупилась:

— Как это?

— Убедительно.

Андрес присел на кровать рядом с ней и осторожно обнял ее за плечи, привлекая к себе все ближе и ближе. Ника прильнула к нему всем телом, и в ту же секунду ей показалось, что его сердце контролирует и ее кровоток. В голове все поплыло, она лишь ощутила, как его рука, перестав сжимать талию, скользнула выше, по плечу, по изгибу шеи, отбросила от уха завиток волос… Его пальцы в который раз словно пробовали нежность ее кожи, вызывая всплеск знакомых эмоций. Сознание Ники лишь регистрировало происходящее, но уже утратило власть над телом, над мускульным напряжением, над жестами.

Голова сразу отяжелела, склонилась вперед в поисках опоры — и нашла ее на твердом мужском плече. Кожа стала остро восприимчивой, груди отяжелели, разбухли от знакомой сладостной боли.

Не в силах противиться неизбежному, Ника прильнула к этому твердому плечу еще теснее, отдалась сильным рукам, ощущая невесомость своего тела, блаженную ласку, разливающуюся от прикосновений Андреса.

Он целовал ее, и Ника испытывала трепет, чувствуя под ладонями тепло его кожи, твердые бугорки мускулов на груди… Она сама не понимала, как ее руки проникли под его свитер, ощутила пугающий, зовущий соблазн и подивилась силе своих чувств.

— О, Андрес…

Словно в такт произносимому имени, учащенно билось ее сердце, и он вновь принялся целовать ее, не давая опомниться. Он целовал ее приоткрытые губы, заставляя всю трепетать от удовольствия и ощущать проникновение языка между губ. На секунду оторвавшись от нее, он одним резким движением стянул с нее свитер, потом быстро освободился от своего. Одной рукой он поддерживал ее спину, другая его рука скользнула вниз и скоро достигла мягкой округлости груди. Розовый шелк белья не мог служить достаточной преградой и быстро разделил участь свитера, оказавшись на полу.

Ника чувствовала, что он получает удовольствие, касаясь ее, — рука слегка подрагивала, когда его большой палец очертил окружность ее соска. Она опустила глаза вниз, и контраст между бледностью ее груди и его загорелой рукой приковал ее взгляд, еще сильнее возбуждая. Словно повинуясь невысказанной просьбе, она приподняла бедра и позволила освободить себя от джинсов.

Теперь она лежала нагая поверх розового шелка, и Андрес пристально разглядывал ее тело. Взгляд его в какой-то момент показался Нике сосредоточенным и даже свирепым, но потом он произнес ее имя — так нежно, что в груди разлилась истома.

Он целовал ее грудь требовательно и неистово, его щекочущий язык быстро взял верх над ее слабым телом. Ртом он захватил упругий сосок и заставил ее вскрикнуть от наслаждения.

Восторг плоти захлестнул ее волной. Потеряв власть над собой, Ника начала постанывать, уже ничего не стесняясь. Боже, разве с Кириллом она могла себе представить, что можно так чувствовать, так желать, испытывать такое смятение чувств!

А губы Андреса перемещались все ниже, ниже… Он целовал ее живот, талию, низ живота, его ладони сжимали ее бедра. Ника вся обмякла в его руках и трепетала от желания. Потом он настойчиво и нежно стал ласкать самую укромную часть ее тела. В первый момент этой ласки Ника вся напряглась — к ней вернулось ощущение неуверенности и боязни, но воспоминание об однажды испытанном наслаждении погасило все возможные попытки к сопротивлению. А неистовость его языка окончательно пресекла всякий контроль…

Позже, в его объятиях, она чувствовала себя совсем хрупкой, остро осознавая невидимые цепи сексуальной интимности, приковавшие ее к этому мужчине… А он нежно целовал впадину ее шеи, поглаживал плечи, влажные от пережитого напряжения.

— Это было прекрасно, — тихо прошептал Андрес, и его дыхание теплым ветерком овеяло ее кожу. Потом он обнял ее и слегка отстранился. Ника почему-то сразу почувствовала себя покинутой и одинокой.