Света пожала плечами:

— Да ради Бога. Ленкина комната свободна, мы там ее отлично устроим.

Ника с удивлением посмотрела на эту необыкновенную женщину. Врываются к ней в дом посреди ночи без предупреждения, приводят какую-то девицу и говорят, что эта девица поживет неопределенное время. А она — «ради Бога»! Света заметила Никино замешательство:

— Вероника, да вы не стесняйтесь! Я понимаю, вы чувствуете себя неловко, но в жизни все бывает! А я отправила дочку на сборы — она у меня спортсменка, юное дарование — и ее комната на ближайшие две недели в вашем распоряжении. Если понадобится и дольше — что-нибудь придумаем.

— Надеюсь, не понадобится, — заметил Виктор.

— Да нет, — Ника смутилась еще больше. — Просто как-то неловко причинять вам неудобства…

— Пустяки! Какие неудобства. — Света пододвинула к ней тарелочку с нарезанным сыром, — да вы ешьте, ешьте!

Ника робко взяла кусочек, хотя есть ей совсем не хотелось.

— А ты, — повернулась Света к Виктору, — может быть, все-таки введешь меня в курс дела? Чтобы я знала, что Веронике угрожает и от кого ее надо прятать.

Виктор покачал головой:

— На этот раз — никакой опасности для жизни. Просто, операция по возвращению картин Пожарскому вступила в завершающий этап. Дядя Вероники — известный коллекционер, и наши друзья после Пожарского нацелились на него. А поскольку для Вероники дело осложняется неприятными личными обстоятельствами, ей надо на время исчезнуть. — Виктор запихнул в рот остатки бутерброда, одним глотком допил чай и поднялся. — Девушки, я вас покидаю, мне надо заскочить еще в одно место. Остальное Вероника сама тебе расскажет, если захочет.

Он быстро вышел из кухни.

— Да подожди секунду! — Света выскочила вслед за ним.

— Некогда! — донеслось из коридора. — Вероника, спокойной ночи! Маше от вас передам привет.

Хлопнула входная дверь, и почти сразу же на кухню вернулась Света.

— Вот всегда он так, — пожаловалась она. — Ничего толком не объяснит, не расскажет — и все, привет! А я умираю от любопытства.

Она виновато улыбнулась и посмотрела на Нику:

— На вас вся надежда. Вы ведь сможете мне рассказать, правда?

Света уселась напротив нее и подперла рукой острый, как у лисички, подбородок. Ника вдруг заметила, что Света вообще похожа на любопытную лисичку из детской сказки: удлиненный разрез голубых глаз, изящный чуть вздернутый маленький носик, высокие скулы, но овал лица сужается книзу — как сердечко. Если бы не седина в темных волосах и морщинки в уголках глаз, Ника решила бы, что Света — ее ровесница.

— Ну так как? — просительно сказала Света. — Нет, Вероника, если вам неприятно, то, конечно, не рассказывайте.

Но Ника почувствовала доверие к этой маленькой женщине-лисичке и не хотела упрямиться.

Не особенно вдаваясь в свои личные переживания, она поведала историю отношений с Андресом. Света слушала очень внимательно, и в глазах ее засветилось искреннее сочувствие.

— Бедная девочка! — вздохнула она, когда Ника закончила. — Представляю, что вам пришлось пережить! Ну и что же вы собираетесь делать?

— Понимаете, — вздохнула Ника, — больше всего на свете мне хотелось бы забыть об этой истории. Не хочу больше ни видеть его, ни слышать о нем. Но Виктор правильно говорит: сейчас я ничего не могу сделать. Если я с ним расстанусь, он так и останется безнаказанным, а я этого не хочу. Да что там — «не хочу»! Я его убить готова, честное слово! — Ника задохнулась от внезапно накатившей ненависти. Действительно, если бы Андрес каким-то чудом сейчас оказался на этой кухне и у нее был бы пистолет, то рука не дрогнула бы. Света протянула руку и сочувственно погладила ее по плечу:

— Ну будет, будет…

Через минуту Ника справилась с собой и продолжила почти спокойно:

— Понимаете, ведь в предыдущем ограблении он непосредственного участия не принимал, и попробуй докажи, что он и есть главный организатор!

— Понимаю, понимаю, — согласилась Света. — Не пойман — не вор.

— Ну вот, мы и решили, что пусть все вроде бы остается по-прежнему. Я ни о чем не догадываюсь и верю, что он… Что он меня любит. — На последних словах Ника опять споткнулась. И Света снова понимающе кивнула, но ничего не сказала. Впрочем, смотрела она на Нику так ласково, что девушка приободрилась. Ника даже подумала, что так на нее могла бы смотреть мама, если бы была жива и узнала о печальных обстоятельствах дочери.

— Но жить по-прежнему вы с ним, понятно, не можете, — подытожила Света. — Поэтому нужен убедительный предлог, чтобы не ночевать дома. И что Витька придумал?

— У крестного якобы плохо с сердцем, и его отвезли в больницу. Я за ним ухаживаю.

— Что ж, неплохо. Но ведь это предлог на одну ночь, на две, ну, в крайнем случае, на три. А потом?

— За это время все должно кончиться! Завтра утром я встречаюсь с Андресом и говорю ему, что врачи запретили дяде Павлу жить одному. Неделю дядя Павел будет в больнице, а потом я перееду к нему. Разумеется, когда мы поженимся, нам придется с ним съехаться.

— Понимаю, — сказала Света, — вы заставите их действовать быстрее. У них есть неделя, даже меньше, чтобы залезть к Старцеву в квартиру. Потом дома постоянно кто-то будет. А если ваш… «друг» переедет к нему вместе с вами, он не сможет обеспечить себе подходящее алиби. А ваш дядя Павел в курсе всех этих событий?

— Конечно. Виктор с ним договорился.

— Узнаю коней ретивых, — улыбнулась Света. — Ручаюсь, что он и в больницу вашего дядю уложил. Для правдоподобия…

— Действительно, — согласилась Ника, — уложил. В отдельную палату. Кстати, дяде Павлу на самом деле не помешает обследование. Мы с Андресом должны его завтра навестить, и дядя Павел попросит нас за чем-нибудь съездить к нему домой. Виктор хочет дать Андресу возможность снять слепки с ключей.

— Подожди… — Света от волнения не заметила, как перешла на «ты», — но ведь это еще надо доказать, что именно он снял слепки!

— Ну да, — опять кивнула Ника. — Ключи будут обработаны специальным составом. Сразу после того, как мы их вернем дяде Павлу, их осмотрит специалист. Если с них сделали отпечатки — на поверхности останутся следы. Ключи держали в руках только я и Андрес. Я ничего не делала, — значит, сделал он.

— И, конечно, за ним пустят наблюдение, — добавила Света. — Да, пожалуй, так его можно поймать. План Витька придумал?

— Да. Вы действительно не сердитесь, что он меня к вам привез? В больнице ночевать неудобно, да мне и не позволят. Я должна была пожить эти дни у подруги, но неожиданно выяснилось, что…

— Слушай, а давай на «ты», — перебила ее Света. — Какие глупости ты говоришь! Да живи сколько потребуется! Между прочим, я тоже влипала во всякие ситуации, и меня выручали.

Ника недоверчиво покачала головой:

— Не в такие же…

— В похожие.

— Но вас… то есть тебя никто так беззастенчиво не использовал! — Ника прикусила губу. — Я до сих пор не понимаю, как он мог!

Света печально улыбнулась:

— Знаешь, много лет назад я тоже задавала этот вопрос — как он мог? А теперь знаю — мог! Есть люди, способные на любую подлость, и их, к сожалению, немало.

— Но как мне теперь жить, зная, что я никому не нужна?

— Милая ты моя! — Света прижала к груди Никину голову и погладила ее по волосам. — С чего ты взяла, что никому не нужна? Ошиблась раз, ошиблась другой, а на третий все будет как надо.

Ника не удержалась и всхлипнула:

— Не надо мне никакого третьего! Я не выдержу, если опять ничего не получится!

Слезы сами собой побежали по щекам, и через минуту Ника уже плакала навзрыд, уткнувшись лицом в Светино плечо: пережитое наряжение давало о себе знать. Света гладила ее по голове и ласково приговаривала:

— Знаешь поговорку — Бог любит троицу? В третий раз обязательно все будет хорошо, три вообще число счастливое. И тогда ты и думать забудешь обо всем, из-за чего тебе сейчас жить не хочется. Поверь мне, я знаю, знаю.

Ника замотала головой и громко всхлипнула:

— Как я могу теперь кому-то верить?

— Можешь, — твердо сказала Света. — Людям обязательно надо верить. Если не верить, то и жить невозможно.

— Это все только слова! Сначала Кирилл, потом Андрес — оба притворялись, оба меня бросили! Что, что во мне не так? Почему я не могу никому понравиться?

— Вероника, милая моя, все в жизни бывает периодами. Слышала, наверное, как жизнь сравнивают с зеброй? Полоска белая — полоска черная… Период невезения — период удачи. У тебя просто период невезения затянулся дольше. А это значит, что и период удач будет длинным-длинным…

Слезы принесли облегчение. Спустя какое-то время Ника стала всхлипывать реже, потом отстранилась от Светиного плеча и виновато улыбнулась сквозь слезы:

— Я тебе всю футболку проплакала…

— Ничего, — Света улыбнулась в ответ, — высохнет. Главное, что тебе легче стало. Ведь стало?

— Да.

— Ну вот и отлично. А сейчас пошли спать — уже второй час ночи. Нет, — Света бросила взгляд на часы, — даже не второй, третий.

Спустя полчаса Ника лежала в маленькой комнатке, оклеенной светло-зелеными обоями, на разложенном диване. Чистое хрустящее белье пахло лавандой и приятно холодило тело. Над диваном висел большой плакат с рекламой фильма «Плохие девчонки» и теннисная ракетка. В углу на письменном столе Ника заметила компьютер и валяющиеся вокруг него дискеты, на книжных полках вперемешку с книгами и учебниками стояли видеокассеты. Обитательнице этой комнаты явно было не больше семнадцати.

— Ну как, все в порядке? — Света остановилась на пороге. — Я зашла пожелать спокойной ночи.

— Все в порядке, спасибо большое, — с благодарностью сказала Ника.

— Ну вот и отлично. Спи.

Света уже прикрыла за собой дверь, но Ника остановила ее:

— Послушай…

— Что?

— Я хотела тебя спросить… Ты Виктора давно знаешь?

— Давно… — Света наморщила лоб. — Погоди, сколько же я его знаю… Двадцать два года, а что?

— И его жену ты тоже знаешь?

— Жену? — удивилась Света. — Какую? Насколько я знаю, он уже пятнадцать лет как разведен.

Ника была обескуражена. Для чего же он тогда соврал? Может быть, Света что-то путает? А может быть… Может быть, он до сих пор любит свою бывшую жену, хотя и развелся с ней?

— А ты знала ее? — осторожно спросила Ника. — Ну, ту, на ком он был женат?

Света пожала плечами:

— Как тебе сказать… Вообще-то, он был женат на мне. Но это было очень давно, я с тех пор сильно изменилась. Ту кретинку, какой я была пятнадцать лет назад, я, теперешняя, не знаю и знать не хочу. А теперь спи.

5

Один поворот, другой, третий… Ника вытащила маленький плоский ключ из замочной скважины и вставила следующий, с широкой и плоской бородкой.

— Давай я помогу, — предложил Андрес, гляда на ее возню с замками.

— Да нет, у тебя же не получится. — Ника провернула ключ дважды. — У меня все-таки есть опыт. Я жила за этими запорами почти семь лет.

— Именно за этими? То-то ты с ними никак справиться не можешь, — поддразнил ее Андрес. — За семь лет могла бы и научиться.

— Дядя Павел регулярно меняет замки, — назидательно сказала Ника. — С этими я еще незнакома.

— Да уж, — посочувствовал Андрес. — У замков натура тонкая, они чужих рук не любят.

Наконец раздался долгожданный щелчок.

— Все? — поинтересовался Андрес.

— Остался последний этап. — Ника вытащила из двери гвоздь с круглой шляпкой. Под шляпкой оказалась потайная замочная скважина.

— Ого! Ну и крепость! — Андрес даже присвистнул. — Впрочем, понятно, когда за дверью такие ценности.

Последний этап был успешно преодолен. Андрес и Ника наконец оказались в квартире. На Нику повеяло знакомым запахом старинных вещей, «запахом истории», как называл это Старцев. Он всерьез считал, что картины, мебель, даже древние геммы и монеты сохранили в себе тепло и дыхание тех, кто их когда-то создал, и тех, через чьи руки они прошли за свою долгую жизнь. И это тепло и дыхание потихоньку отдают тому, кто сейчас ими владеет. Поэтому Павел Феликсович особенно любил античные камеи — самые древние миниатюры, созданные людьми. Некоторые из его камей датировались первым веком до новой эры, а одна — портрет царицы из династии Птолемеев — относилась к третьему веку. Тоже до новой эры, разумеется.

Ника провела Андреса в гостиную.

— Подожди меня тут, я соберу в спальне необходимые вещи.

И она удалилась, небрежно бросив связку с ключами на круглый стол орехового дерева.

В спальне Ника выдвинула нижний ящик старинного комода и опустилась перед ним на колени, словно что-то искала. Интересно, долго это — снимать с ключей слепки? Пара минут, наверное, не больше.