Ха, я знала, что он не выдержит.

— У них непонятно что. — Терпеть не могу слова «интрижка». Это искусственное понятие для обозначения измены, приукрашивания грязи, маскировки пошлятины под нечто романтическое, страстное и понятное — словом, губная помада на свинье. — Вряд ли даже Дженни знает.

— Не знает, что происходит, но спит с почти женатым человеком. — Алекс издал очень отчетливое горловое квохтанье, означавшее смех. В точности как моя мать. — Классно.

Иногда — иногда! — парни могут быть уникальными придурками.

— Можно подумать, твой Джефф кричал и сопротивлялся! — Я физически чувствовала, как во мне поднимается бешенство.

— Ну, он, конечно, может сказать «нет», но и она тоже. Дженни сама за ним в Вегас притащилась.

— Никто за ним в Вегас не тащился! — Хотя в каком-то смысле Алекс прав. — Она изо всех сил борется с ситуацией, чтоб ты знал.

— Тогда почему ей просто не остановиться? — спросил он. — Вместо того чтобы пользоваться сексуальным голодом молодого мужчины?

Я ушам своим не поверила.

— Так это Дженни виновата? Парень, помолвленный с другой женщиной, буквально преследует свою бывшую, уверяет, что любит ее, обещает отменить помолвку, если она порвет со своим бойфрендом, и он тут ни при чем? — Я понимала, что почти кричу, а в голосе слышатся истерические нотки, но мне было все равно. Я не желала слушать подобную чушь.

— Это она тебе рассказала? — рассмеялся он. — И ты ей поверила?

— Конечно, я ей верю. — Я остановилась и притопнула ножкой, чуть не потеряв одну из золотистых «Чу».

— Я только хочу сказать, что у Джеффа скоро свадьба, я приехал сюда на его мальчишник. — Алекс попытался положить руки мне на плечи, но я его оттолкнула. Я хотела извинений за то, что он такой дурак. — А Дженни вообще всегда трудно устоять. Особенно если это Джефф.

— А ты у нас, значит, живой пример порядочности в делах сердца и перца? — Я больно ударила его по руке.

— Ого. — Алекс отступил на шаг. Прическа в стиле Дона Дрейпера развалилась, челка свесилась на рассерженное лицо. — Вот мы до чего договорились?

Времени слушать голоса в голове не оставалось. Я совершенно не хотела затевать ссору из-за Дженни, Джеффа, в высшей степени распутного бывшего любимого человека, а также по любой другой причине, но я не могла не защищать подругу. Алекс молол что-то несусветное.

— Нет. — Я потерла лоб, отчаянно пытаясь выйти из тупика, куда завел спор. — Но не можешь же ты искренне считать, что все вот так — черное и белое, и валить вину на Дженни?

— Она жить не может без накала страстей, и ты это прекрасно знаешь. — В его голосе не слышалось иронии. — А что может быть театральнее, чем мучительная интрижка с женатым человеком?

— А тот факт, что он эмоционально ее шантажирует, требуя порвать с Сиггом?

Мы уже оба стояли, уперевшись руками в бока.

— Да говори что хочешь, — отмахнулся Алекс от моего аргумента с самым несносным видом. — Человек женится, только о своей невесте и говорил все выходные!

— А между делом хвастался, как обманом трахается с моей лучшей подругой! — не удержалась я.

Алекс громко выдохнул, закрыл глаза, постоял и снова посмотрел на меня.

— Слушай, у меня идея. — Он взял мои руки в свои. — Давай согласимся, что они идиоты, а мы умные, и начнем вечер сначала?

Это еще не было извинением. Он не желал признавать, что несет возмутительную чушь, однако я тоже была двумя руками за примирение, учитывая мои коварные планы. Нельзя же назвать кого-нибудь …даком и тут же предложить зарегистрировать отношения!

— Ладно. — Я неловко шлепнула его по ладоням. — Пошли?

Алекс одарил меня своей знаменитой асимметричной полуулыбкой и кивнул — Пошли.

Войдя в торговый комплекс «Большой канал», я потеряла чувство реальности. Не покидая Невады, мы волшебным образом перенеслись в Италию. Каменный пол, ярко-голубые небеса, колонны, арки и, черт возьми, канал с водой! Возможно, виной тому мое а) очень сильное недоверие и б) что я никогда не была в Италии, но увиденное потрясало. Не удержавшись, я оглянулась через плечо — сзади было казино. Поразительно!

Бродя по торговому центру, Алекс, казалось, не находил слов, как и я. Невероятно, словно кто-то дал группе студентов неограниченный бюджет и путеводитель по Венеции и сказал: «Хочу вот так же, но с “Банана репаблик”». Впрочем, копию выдавали не только магазины. Я была убеждена, что местная Венеция воссоздана не совсем точно. Во-первых, тухлой водой не пахло, а я много раз слышала — Большой канал малость грязноват. Во-вторых, в итальянской Венеции наверняка нет «Панды экспресс» и «Знаменитых хот-догов Нейтана». Туристов в бейсболках было примерно столько же, а вот статуй меньше (надеюсь). В целом торговый центр приводил человека в сильнейшее замешательство, а так как я уже была на взводе, обстановка просто испытывала мое душевное здоровье. До сих пор мы посещали отели скорее роскошные, чем тематические. Я просто боялась заходить в «Нью-Йорк, Нью-Йорк»: не представляю, чего они туда понапихали — может, «Пиццу-экспресс» посреди Центрального парка? Единственное, что успокаивало мой смятенный дух, — обилие рождественских елок. Не имея возможности проверить, принято ли в Италии на каждом углу ставить двадцатифутовые дугласии, украшенные лентами, шарами и гирляндами, сиявшими ярче Блэкпула (в «Венецианце» к этому явно были неравнодушны), я про себя решила, что это хорошо.

— С ума сойти, — сказал Алекс.

— О да, — согласилась я.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Нравится, — подтвердила я.

«Венецианец» был фальшивым, показным — и чудесным. Откровенный кич меня всегда возбуждал, а атрибуты Рождества вызывали желание прыгать, как Снупи. Словом, я нашла свой духовный дом.

— Пропала, да? — Алекс потянул меня от группы оперных певцов и повел вдоль канала. — Не надо было пускать тебя в Вегас. Ты кончишь старухой официанткой в «Тропикане» с сигаретой в зубах и будешь всем рассказывать, как Вегас похитил твою душу.

— Я ходила бы с пышным начесом и густо нарумяненная, — подхватила я, заглядевшись на большой салон мадам Тюссо, доверчиво плетясь за Алексом и надеясь, что он не столкнет меня в канал.

— И рассказывала бы всем, кто стал бы слушать, как ты приехала в Вегас на уик-энд и осталась на всю жизнь. — Он обнял меня за плечи и вздохнул. — Потому что Вегаса мне не хватало все эти годы.

— С Вегасом мне больше ничего не надо.

— Я оскорблен.

— Правда?

— Да нет… Это же Вегас, детка. — Он поцеловал меня в макушку — почти забытый им аргумент. — Ты говорила, у тебя ко мне важный разговор?

— Да.

Упс. Совершенно не готовая к разговору, я испугалась сильнее, чем во время признания Дженни, что я пролила красное вино на ее новый кашемировый свитер. И что я вообще тайком брала ее новый кашемировый свитер.

— Ну давай, говори.

В панике я осмотрелась, пытаясь отвлечь его внимание, пусть даже на мужчину с предложением доставить девушку в номер меньше чем через двадцать минут. Ну, знаете, если уж сутенеры в Вегасе подводят, на что тогда можно положиться в этом мире? За неимением шлюх я выбрала гондолы.

— Если я поклянусь не выпасть за борт, покатаемся на гондоле? — Я уставилась на Алекса просительно-щенячьими глазами. — В Риме делай, как римляне.

— Мы не в Риме, — поправил он. — И не в Венеции. Мы вообще не в Италии.

Выражение моих глаз изменилось со щенячьего в безапелляционное («делай, что сказано, и не рассуждай»), с которым я обычно отправляла Алекса покупать мне тампоны. Я прибегла к самому мощному оружию в своем арсенале, но мы и так оказались в состоянии повышенной боевой готовности. Что может быть романтичнее катания на гондоле в Венеции?

После намеренно затянутого размышления он поцеловал меня в лоб и сделал приглашающий жест в сторону лодок.

— Чего я только для тебя не делаю, — вздохнул он.

Это не сулило ничего хорошего, учитывая услугу, о которой я собиралась попросить. Но хоть получу поездку на гондоле и, надеюсь, не намочу подол.

Забираясь в лодку посреди фальшивой площади Святого Марка, я хотела договориться не петь «О, мой пломбир» [23], но аллюзии все равно не дошли бы до моего американ-боя, и я молча пообещала это себе. Забираться в гондолу на шпильках — дело непростое, а не показать при этом нижнего белья — и вовсе невозможное. Алекс бдил мою честь, и я, к своему изумлению, забралась в лодку, практически не нарушив оба требования. Окружающие были поражены не меньше меня.

— Добро пожаловать на Большой канал в Венеции. Меня зовут, это, Гвидо. — У гондольера оказался худший фальшивый акцент, какой можно себе представить. Так могли говорить актеры «Берега Джерси», проводи они каждое лето в Тоскане после того, как Ситуация превратился в Легкую Озабоченность. — Я устрою вам экскурсию по нашим прекрасным водным путям.

— А за десять баксов можно без экскурсии? — Алекс протянул ему купюру. Я задержала дыхание. Бумажка исчезла в кармане Гвидо в долю секунды.

— Грациа, синьор, — сказал он с явным облегчением.

— Ну так чем вы занимались, когда ты не танцевала у шеста, а Дженни не трахалась со своим бывшим? — спросил Алекс, усаживаясь рядом со мной на носу гондолы. Сидеть, кстати, совершенно неудобно.

Я подумала над вопросом и решила пока оставить без внимания едкий комментарий по поводу Дженни.

— В основном все-таки танцами у шеста и грязным сексом, — снизошла я, — а еще я и полетала над Большим каньоном на вертолете, упала в фонтан в «Белладжио», пробежалась по магазинам и наелась до отвала за завтраком в буфете. — Когда я перечисляла свои подвиги вслух, получалось довольно занимательно.

— У, да вы хорошо проводите время. — Он обеими руками обхватил мое запястье. — Прикую тебя к себе наручниками, чтобы не пришлось бегать по буфетам стриптиз-клубов.

— Скажи, что ты пошутил. — Я накрыла его руку своей. — Но идея неплохая. Давай, приковывай, тогда нас вместе депортируют.

— Оригинально. — Он приник губами к моей шее, моментально сбив с мыслей. Черт побери Алекса и его возмутительную неотразимость — как приятно он пахнет!

— Кстати, о депортации, — начала я самым непринужденным тоном. — У меня плохие новости.

— Как? — Он посмотрел на меня. Близость равняется неопределенности, неопределенность равняется ослаблению страха. Меньше страха означает более легкое течение беседы. Блин.

— Да. — Я глубоко вздохнула, подняла плечи и закатила глаза. Полный релакс. — Мои коммерческие предложения успеха практически не возымели, поэтому медиавизы мне не дадут.

— Практически — это насколько?

— А нинасколько! — по-прежнему непринужденно ответила я (как мне показалось).

— И что это значит? — На мою непринужденность Алекс не купился. Он был сама противоположность непринужденности. Его тон был чем-то средним между рассерженным учителем математики и молодым полицейским.

— Ну, у меня вроде как исчерпаны возможности по получению визы, — пошла в лобовую атаку я, с тревогой глядя на подростка, плевавшего в воду с моста, под который направлялась гондола. Если, Боже упаси, он попадет на это платье, у службы иммиграции появится реальная причина меня депортировать. — В общем, визу мне не дадут.

— Черт. — Алекс подался вперед, поставив обтянутые прекрасными рукавами локти на прикрытые превосходными брючинами колени. Я в первый раз заметила, какие блестящие у него туфли. Странно было видеть Алекса не в кроссовках. Мне это не понравилось. — Но что-то мы же можем сделать? Мой район кишит британцами!

Я посмотрела на подростка на мосту самым зловещим взглядом. Он поспешно выпрямился и сунул руки в карманы. Великолепно, я расходую силу своей мысли, чтобы контролировать какого-то паршивца.

— Ну, либо они знают что-то, чего не знаю я, либо они «выдающиеся», — ответила я, стараясь не забывать размеренно дышать. — Юрист Лоуренс считает меня заурядной.

— Что там понимает этот Лоуренс? — Алекс накрыл мою руку своей. Жест в принципе ободряющий, но я вдруг остро почувствовала, какие потные у меня ладони. Эротично, сил нет. — Мы с этим разберемся, обещаю, как только Рождество перестанет путаться под ногами, о’кей?

Мне столько всего не понравилось в этом предложении… Во-первых, Рождество никогда не «путается под ногами», его нужно праздновать бесконечно и растягивать, пока не отравишься остатками рождественской индейки где-нибудь в середине января. Во-вторых, в голосе Алекса вновь появилась слишком искренняя непринужденность. Он недостаточно испугался. Ему бы взвыть, рухнуть на дно гондолы и вопить «За что, Господи, за что?» в прекрасные голубые нарисованные небеса. Хоть бы галстук сорвал от огорчения. Или врезал Гвидо, чтобы не подслушивал.