Я никогда не видела ее в таком состоянии. В ее глазах стояли слезы, а голос дрожал и срывался на визг. Вадик молча стоял в углу, видимо, тоже ошарашенный.

Я решила взять огонь на себя.

— Екатерина Ивановна, — начала я спокойно и твердо. — Вадик не виноват, это была моя идея поехать на юг, с ним или без него, я бы все равно уехала, так сложились обстоятельства. А он, как хороший друг, пришел мне на помощь, и не позволил уехать одной. Вы можете им гордиться! — выпалив свою тираду, я твердо посмотрела ей в глаза.

Она смахнула слезы и ушла в ванную, буркнув:

— Идите на кухню.

Она долго отсутствовала, лишь было слышно, как в ванной текла вода.

Мы сидели за столом, Вадик разглядывал свои руки, а я спросила:

— Ты же говорил, что все ей рассказал?

— Я обманул, — честно признался он. — Я боялся, что ты тогда не пойдешь к нам.

Я хотела ему сказать все, что о нем думаю, но в этот момент Екатерина Ивановна вернулась и села за стол.

— Вика, тебя надо было бы выпороть… — начала она.

— Давайте я вам все расскажу, — перебила я, — Тогда, может быть, вы не будете считать меня сумасбродкой.

И я начала рассказывать, о маме, о том, как она полюбила другого, про папин уход из жизни, о том, как я не могла оставаться дома, и, наконец, о том, что мама собирается снова замуж. Но это ее, мамино, личное дело, просто я не хочу в этом участвовать, я не буду жить с ними, я собираюсь начать собственную самостоятельную жизнь и жить отдельно, а также зарабатывать себе на жизнь.

Во время моего рассказа меня никто не прерывал, две пары внимательных глаз не отрывались от моего лица, в заключении я сказала:

— Екатерина Ивановна, вы можете сейчас позвонить моей маме и сообщить ей, что я здесь, вы можете просто выгнать меня, и вы будете правы. В любом случае я не вернусь домой — это мое решение.

Я смахнула некстати выступившие слезы и ушла в ванную, предоставив им возможность все обсудить. Холодная вода остудила горящие щеки, но, к сожалению, не смыла моих слез. Я сидела на краю ванной и проклинала свой бестолковый, почему-то называемый прекрасным, возраст, из-за которого я не могла распоряжаться своей жизнью, так как хочу, и по-прежнему оставалась зависимым от воли взрослых существом.

Тихий стук в дверь прервал мои размышления. Ополоснув лицо, я открыла дверь — Екатерина Ивановна протянула мне халат и полотенце.

— Думаю, тебе захочется принять душ перед ужином, — ее взгляд был теплым, таким как раньше, когда я приходила к Вадику просто в гости.

А потом мы ужинали жареной картошкой с котлетами, и все было, так как будто я давно здесь жила. Екатерина Ивановна поставила только два условия: первое, чтобы я сообщила маме, что со мной все в порядке, а второе, чтобы мы закончили с продажей цветов до 1 сентября и пошли в школу. Я согласилась и написала маме коротенькое письмо, что жива, здорова и работаю. А в школу я не собиралась возвращаться, пора детства закончилась для меня давно, и тяга к деньгам у меня была куда больше, чем к знаниям. Но об этом я никому не сказала, лишь пообещала, что постараюсь решить свои проблемы за оставшиеся два месяца. После ужина мы занялись посудой, а Вадик ушел курить на лестницу. Екатерина Ивановна прошептала:

— Ты хоть любишь его немножко?

Я вздохнула и решила быть честной перед ней:

— Мне кажется, что я не умею любить. Мы понимаем друг друга, нам хорошо вместе, мне кажется мы все-таки скорее друзья чем… — я замялась, не зная этого определения.

— Но вы же спите вместе, извини за вопрос, конечно?

— Да, — я выдержала ее взгляд.

— Ты, надеюсь, не беременна?

— Нет, мы очень аккуратны. Дети нам ни к чему. И знаете, не волнуйтесь, пожалуйста, я не претендую на Вадика, и уж никак не буду ему обузой. Мы будем готовить, покупать продукты и убираться, и я обещаю не мешаться под ногами, а при первой же возможности сниму комнату.

— Ты неправильно поняла меня, Вика, — она ласково дотронулась до моего плеча. — Я просто хочу знать насколько это у тебя серьезно, потому что я знаю своего сына, он влюблен в тебя с детства, просто все молчал и друга разыгрывал, а сам знаешь как переживал, когда ты с парнями гуляла. Он у меня такой, все в себе держит, ничего не расскажет. Ну, а сейчас мне сказал: «Мать, прогонишь Вику, уйду вместе с ней, у нас все серьезно». Вот я и решила тебя спросить.

— Насколько я серьезно настроена? — я задумалась. — Не знаю, что и сказать вам. У меня столько всего случилось, столько планов, что я просто запуталась. Я хорошо отношусь к Вадику, но я не готова пока к серьезным отношениям. Мне кажется важнее сейчас встать на ноги, заработать денег, а уж потом решать остальные вопросы.

Екатерина Ивановна повесила полотенце и обняла меня.

— Ты умная девочка, Вика. Мне очень жаль, что у тебя так получилось в семье. Ты можешь жить у нас сколько хочешь. Только прошу тебя не делать больно моему сыну.

— Спасибо, я постараюсь, — я тоже обняла ее, испытав огромное облегчение, что все-таки не разочаровала ее.

Вадик застыл на пороге:

— О! Я думаю, вы поладили.

— А мы всегда ладили, — усмехнулась мама, глядя на сына с любовью. — Ну что, время позднее, давайте спать ложиться. Вы у нас теперь работаете. Я постелю Вике в твоей комнате, а тебе придется спать на полу в гостиной. Как бы там ни было, но нужно соблюдать приличия.

Я кивнула в ответ, от усталости я просто валилась с ног и заснула бы на коврике у двери.

— Наш план получил официальное одобрение, — пропел Вадик, заключив меня в объятия. — Как тебе это удалось?

— Не знаю. Мы просто поговорили по душам, но я до сих пор чувствую себя иноземным захватчиком.

— Я счастлив, что ты будешь жить в моей комнате, — он прижал меня к себе так, что у меня захрустели кости.

— Перестань, мама может войти, — мне было совсем не до нежности. Я, к сожалению, испытывала совершенно другие чувства: неловкость, жуткую усталость и острую тоску по дому, который у меня был когда-то. К тому же я была совсем не уверена, что поступила правильно, приехав сюда. Екатерина Ивановна лишь подтвердила мои опасения, что Вадик слишком серьезно воспринимает наши отношения.