Глава 42

— Что ты наденешь на выпускной? — спросила меня Ольга, вертясь перед зеркалом в моем новеньком джинсовом костюмчике.

— Черное платье с глубоким вырезом, — ответила я, наблюдая за Ольгиным отражением в зеркале. «Все-таки она очень красивая», — решила я в который раз.

— Ты с ума сошла? — Ольга оторвалась от зеркала и обернулась ко мне.

— Вовсе нет.

— Девчонки будут в розовых, голубых, ну белых в конце концов, а ты вырядишься в черное? Это так не празднично.

— Это будет траур по уходящему детству.

— По-моему, твое детство уже давно ушло, поэтому можешь одеть что-нибудь повеселее.

— Я подумаю, — ответила я ей, а про себя подумала, что обязательно куплю себе черное платье. — А ты в чем будешь?

— В розовом. Знаешь, такая широкая юбка с кринолином, множество воланов, очень воздушное. Что скажешь?

— В другом я тебя не представляю.

«Наверно, все так вырядятся, цирк, да и только», — подумала я. «Конечно, на выпускной вечер есть повод нарядиться, как в девятнадцатом веке, да только смешно выглядят в этих платьях девчонки, которые не умеют их носить. Тем оригинальнее я буду выглядеть — не такая как все, да и роль у меня будет другая».

— И как я тебе? — Ольга повернулась ко мне. Джинсовый костюмчик ладно подчеркивал ее длинные ноги и был ей удивительно к лицу.

— Тебе идет, можешь взять поносить. Твои парни на курсах умрут от восторга.

— Ой, правда? Вот спасибо, — Ольга подпрыгнула от радости, — А то мне носить совсем нечего, у мамы опять зарплату задерживают, денег нет. Везет тебе — у тебя столько нарядов.

— Ну, Олечка, поработала бы на цветочках, тоже бы себе что-нибудь купила, да и маме бы помогла.

— Ну вот, ты меня упрекаешь, что я у мамы на шее сижу, — она села на диван и надулась.

— Я не упрекаю, а предлагаю тебе работу. Кстати, завтра воскресенье, у меня сменщица заболела — можешь выйти вместо нее.

Ольга посмотрела на меня:

— Завтра? Выйти на рынок?

— А что здесь такого?

— Пойми, я просто не могу себя заставить, и я не представляю, как буду стоять у всех на виду и торговать цветами. А вдруг кто увидит? Стыд какой!

— А как же я этим занималась?

Меня неприятно поразил снобизм моей лучшей подруги. Не может быть, что она так думала на самом деле?!

— Так ты только деньги собираешь, а другие на тебя работают.

— Это сейчас, а начинала я с того, что стояла за прилавком. Помнишь, я тебе рассказывала? Руки были исколоты шипами до такой степени, что я не могла держать горячую чашку с чаем, а ноги болели и распухали так, что я не могла носить ничего кроме тапочек. Но мне никогда не приходило в голову мысль, что это стыдно. Стыдно, это сидеть без копейки денег, а работать не стыдно.

— Ты обиделась на меня? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Нет, я не обиделась, я давно отучила себя обижаться. Я хочу тебе сказать, что в нашем возрасте надо начинать работать как можно раньше. И чем раньше ты начнешь — тем больше успехов ждет тебя впереди. Я очень довольна тем, чего я достигла — я начала с самого низа, я работала продавцом цветов на рынке, но я прошла через это и смогла организовать все так, что теперь уже другие работают под моим началом. Пройдет еще немного, и я начну другое дело, более интересное и выгодное. Посмотри, в этом году я только заканчиваю школу, а у меня уже есть свое дело, в отличие от тебя и всех остальных ребят.

— Так ты посмотри, с кем ты общаешься? — воскликнула уязвленная Оля.

— Я общаюсь с нормальными людьми.

— Это рабочий класс, и ты опустилась до их уровня. Да и дружок твой — уголовник.

Вот этого я уже не могла вынести.

— Да что ты понимаешь, сидя с учебниками под родительским колпаком, — закричала я на нее. — Этот дружок-уголовник помог мне вернуть квартиру, а сейчас вкладывает деньги, чтобы я могла начать новое дело.

Я посмотрела на ее испуганное лицо и, сбавив тон, добавила:

— Ты просто еще глупая.

С этими словами я пошла к двери — наша встреча явно не получилась, самое правильное было уйти.

Я хлопнула дверью и понеслась вниз пешком. «Лучшая подруга, называется, видеть ее больше не хочу», — бормотала я, перепрыгивая через ступеньки.

Чарующие звуки ноктюрна Шопена встретили меня на пороге дома. «Какое счастье, что мама снова играет», — подумала я и тихо закрыла дверь. Мама продолжала играть — она не слышала моего прихода, а я села на стул в прихожей и вслушивалась в музыку. Постепенно я почувствовала, что обида и гнев ушли, оставив место прощению и пониманию. Неизвестно сколько времени я могла так просидеть в темноте, как вдруг раздался телефонный звонок, и мама вышла в прихожую.

— Вика, что с тобой? — спросила она. — Я не слышала, как ты пришла. Почему ты сидишь здесь одна в темноте?

— Я слушала, как ты играешь.

— Ты плакала? — спросила она, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Нет, не знаю, — я подошла к зеркалу и вытерла следы от осыпавшейся косметики. — Я просто расстроилась из-за того, что поссорилась с Ольгой.

Я вкратце передала маме наш разговор.

— Ты просто стала взрослой, конечно, у тебя будут проблемы с одноклассниками. Они же еще, в сущности, дети. Ты должна это понимать.

— Я понимаю, — вздохнула я. — Но Оля — моя лучшая подруга, и она осуждает меня за мою работу, а Сергея называет уголовником.

— Но, милая, он же действительно находится под следствием и если ты уверена, что поступаешь правильно, то тебя не должны ранить ее слова.

— Мам, а ты тоже осуждаешь меня? — спросила я хмуро.

— Нет, успокойся, — мама положила руку мне на плечо. — Но я бы тоже осуждала тебя раньше. Сейчас я считаю, что родилась заново второй раз, и этой своей новой жизнью я обязана тебе. Я пересмотрела многие свои взгляды на жизнь — у меня было время подумать, и сейчас я отношусь к тебе и ко всем другим людям с большим пониманием и терпением. Нам всем свойственно ошибаться, и мы должны научиться не осуждать других людей, а протягивать им руку помощи там, где необходимо. Я понимаю твое отношение к Сергею, и знаю как это важно для тебя. Судя по твоим рассказам, он не самый плохой человек на свете, и, конечно, я очень благодарна ему, что мы снова здесь.

— Спасибо, мам. Я не знала, что ты на моей стороне. Я думала, что ты просто не хочешь расстраивать меня, поэтому и не высказываешь своего мнения.

— Кстати, а когда будет суд?

— Все время откладывают, Сергей уже весь извелся. Никак не могут найти тех других, кто смылся с деньгами.

— Надеюсь, что найдут. А как он держится?

— Знаешь, очень хорошо. Многие на его месте опустились бы, а он читает книги, делает гимнастику в камере, пытается следить за своим внешним видом, — с удовольствием сказала я.

— Значит, у него сильный характер. Возможно, это испытание ему нужно, чтобы что-то понять в жизни, произвести переоценку ценностей. Потом выйдет, будет жить по-другому.

— Вот и он говорит то же самое.

— А ты постарайся не расстраиваться из-за необдуманных слов твоей подружки. Вот увидишь — завтра же она прибежит к тебе с извинениями.

— Я уже не сержусь на нее. А что ты сегодня делала? — спросила я, наблюдая за тем, как мама хлопочет у плиты, разогревая мне ужин.

— Я нашла двух учеников — мальчика восьми лет и девочку шести. Они такие милые, и у девочки очень хороший слух.

— Учеников? — я переспросила я удивленно. — Ты будешь заниматься с учениками? Ты же всегда считала это бесперспективным занятием.

— Я изменила свое мнение. Во-первых, я не могу больше выступать, а во-вторых, я хочу приносить пользу, и в-третьих, я просто не могу больше сидеть без дела, когда ты столько работаешь.

Не скрою, меня очень порадовало, что мама возвращается к работе. Я с удовольствием посмотрела на нее и в который раз восхитилась ее красотой. Сейчас, после пережитой болезни, в ее лице появилась одухотворенность и мудрость.

— Ты очень красивая, мамочка, — я подошла к ней и поцеловала ее.

— Я тебе о работе, а ты… — сказала мама, но я видела, что ей были приятны мои слова.

— Я очень рада, что ты будешь заниматься с детишками, надеюсь, что они тебя полюбят.

— Я тоже надеюсь, я даже купила книжку, как учить детей. Ведь я ничего не знаю об этом.

Некоторое время мы молчали, а потом мама неожиданно сказала:

— Вика, я бы хотела съездить завтра на кладбище, к папе. Я же не была там с самых похорон. Я столько раз просила у него прощения, а теперь хочу это сделать там, на могилке. И еще — надо посадить там цветы.

— Хорошо, завтра поедем. Я скучаю без него.

— Я тоже, — сказала мама и закрыла лицо руками.

Я молча подошла к ней и обняла.