– А кто ее Шошей назвал? Что за имечко такое странное? – снова удивился отец.

– А-а, это тебе звонил какой-то Шошин, насчет машин, и мне фамилия его жутко понравилась! А что, прикольно же, правда, пап?

Понемногу страсти улеглись, и семья Тополян в полном составе уселась ужинать. Шоша скромно устроилась возле своей миски и терпеливо ждала, когда покормят и ее.

– Надо же, какая деликатная собака, – покачала головой мама. – Не лезет, не просит, сразу видно, воспитанная. А вот кто гулять с ней станет, доченька?

– Мам, ну неужели ты подумала, что я взвалю на тебя или на папу прогулки с Шошей? Я сама буду ее выгуливать, я и так на воздухе практически не бываю…

Светлана хотела еще что-то добавить, но внезапно осеклась и покраснела. Она вспомнила, что вот уже четыре дня она только тем и занимается, что «бывает на воздухе». Вместо того чтобы бывать в школе на уроках.

Родители переглянулись, от них, естественно, не укрылось Светино замешательство. Ашот Суренович отставил пустую тарелку и посмотрел Светлане в глаза. Спокойно посмотрел, даже не сурово ни капельки, но у Тополян все перевернулось внутри. Она почувствовала, как похолодела спина и сердце почти замерло на месте.

– Светлана, не хочешь поговорить? Мне кажется, тебе есть, что нам сказать. И более того – тебе очень хочется это сделать. Так как, я прав? – Отец вызывал ее на откровенный разговор, но Света совершенно не была к нему готова.

«Как бы не так! Он меня на понт берет, стопудово! Не может он знать, что я в школе не появляюсь. Откуда? Да даже если б хоть заподозрил такое, уж по-другому бы со мной разговаривал! Думает, я сопли распущу и исповедоваться начну? Нет уж, фигушки!» – метались мысли в голове у Светланы.

А вслух она произнесла, пожав плечами:

– Даже не знаю, па, что ты хочешь услышать. Не, ну правда, все как обычно. Сегодня вот четверку по химии получила и по сочинению тоже. А так… серые школьные будни.

Ашот Суренович помолчал, потом спросил:

– А вот как ты думаешь, Светлана, почему мы с мамой тебя не наказываем за твой отвратительный проступок? Ни в чем не ущемляем, не ограничиваем, не притесняем, а? Как будто ты ничего плохого не совершала? Тебе не кажется это, по меньшей мере, странным?

– Я… я не знаю, па. Я просто… знаю, что вы с мамой добрые и, наверно, меня простили. Ведь вы же простили, да? – растерялась Света.

Она не понимала, куда клонит отец, и это выводило ее из равновесия. А ведь он куда-то клонил, это и ежу понятно.

Ашот Суренович печально вздохнул:

– Мы все знаем, Светлана. И я, и мама. – Он взглянул на жену, как бы ища у нее подтверждения своим словам. – Мы в курсе, что ты ушла с уроков в понедельник и больше в школе не появлялась. Я понимаю, ты хочешь знать, откуда мне это известно? Изволь. На другой же день мне позвонила ваша… эта… Лампа, кажется?

– Люстра, – мрачно поправила напрочь сраженная Тополян. – И вы, что, знали и ничего мне не говорили? И выслушивали мои небылицы про школу? Но почему, пап?

– Возвращаемся к началу нашей задушевной беседы, Света. Мы с мамой решили не наказывать тебя, потому что ты уже наказана. Без нашего участия. Ты сама себя загнала в угол, но вместо того чтобы разобраться в себе, в своих поступках, в их причинах, ты, гордо хлопнув дверью, ушла в никуда. Ну, погуляешь неделю, две, а дальше? Ты же понимаешь, что рано или поздно все равно твой обман откроется, и что?

– Пап, я запуталась. Мне правда очень скверно. Нет, ты только представь на секундочку: никто ведь даже не усомнился, а вдруг все это неправда, вдруг ошибка, да мало ли что! Перепутали в милиции, например! А они… Мало того что никто не крикнул «этого не может быть!», так они еще все свои пропажи на меня списали… Вот что ужасно обидно, па! И я убеждена, приди мне в голову оправдываться перед ними, ни один бы не поверил! Почему, пап, ну, почему они мне не верят? – Светлана не заметила, как повысила голос, и теперь кричала, словно ее родители были глухими.

Слезы отчаяния вот-вот были готовы брызнуть из глаз. Слишком долго она копила в себе негатив, и настал момент, когда обида и злость потребовали выхода.

– Да потому что ты врешь! – Ашот Суренович в сердцах хлопнул ладонью по столу, отчего маленькие чайные чашечки издали мелодичный звон. – Ты же постоянно врешь! Я просто уверен, что если ты способна цинично обманывать нас с мамой и сочинять небылицы про несуществующие оценки, якобы полученные тобой в школе, то уж своим друзьям и подругам соврать – это для тебя как воды напиться!

Светлана с ужасом поняла, что она все же умудрилась разозлить отца по-взрослому. Теперь к нему подступаться с просьбами вообще не имеет смысла. А она все еще лелеяла малюсенькую, совсем призрачную, надежду еще раз попробовать уломать его забрать из школы ее документы. Да она бы нашла, куда пристроиться! Вот уж легко! Да вот хотя бы пошла в вечернюю школу, стала бы работать, ну, хоть мороженым торговать или ученицей в парикмахерскую. Пусть так, пусть как угодно, только не к ним, не к этим Фишкам и Ермолаевым, не к противным Снегиревой и Наумлинской. Вычеркнуть их всех из памяти, и Черепашку тоже, и заносчивую красотку Лу…

– Значит, так, Светлана, – сурово произнес Ашот Суренович и поднялся из-за стола. – Со следующей недели ты вернешься в школу. Ты решишь свои проблемы сама, не прибегая к вранью и уловкам. Как – это твоя головная боль. Хочешь, чтобы тебя уважали? Сумей этого добиться. И давай больше к этому неприятному разговору не возвращаться, хорошо?

– Хорошо, – одними губами прошептала Светлана, покорно кивнув.

Как же она устала от всего этого! Силы совсем покинули Тополян, она не испытывала ничего, кроме полного опустошения. Легко сказать «давай не возвращаться»! Она и рада бы, но… Боже, как же ей быть-то, как? Что теперь делать?

Анна Антоновна, перестав мыть посуду, подошла к дочери, обняла ее теплыми руками и поцеловала в макушку:

– Все образуется, доченька, вот увидишь.

Светлана досадливо передернула плечами. Каким же это волшебным образом все может «образоваться», она не представляла.

Уже засыпая, Света услышала, как Шоша осторожно обнюхала ее лицо и лизнула в нос. «Вот кому клево, ни школы тебе, ни проблем, не жизнь, а сплошной кайф», – позавидовала Светлана, напрочь позабыв о том, что всего лишь несколько часов назад несчастная собака чуть не стала жертвой малолетних садистов.

Ночью девушке приснилась та гадкая тетка из бутика. На ней красовался малиновый топик, тот самый, с ужасными блестками. Она мерзко ухмылялась и показывала на Светлану пальцем.

«Это воровка, держите ее!» – кричала тетка странным голосом, очень похожим на собачий лай. Света хотела убежать, но ноги не слушались, двигать ими было невыносимо тяжело, а тетка подносила свой скрюченный палец все ближе и ближе…

5

Ну надо же было так проколоться! Тополян была просто вне себя от обиды и злости. И за каким, спрашивается, фигом ее понесло в игровой клуб? Ну и что, что он только что открылся и название имеет симпатичное – «Золотой апельсин»? Будто бы она никогда игральных автоматов не видела, или, может, она действительно надеялась обнаружить там гору апельсинов из чистого золота? Так нет же!

Тополян заглянула в этот клуб совершенно случайно, уже по дороге домой.

Утро было самое обычное, ничем не примечательное утро выходного дня. И когда мама попросила ее сходить в поликлинику, ничто не предвещало тех событий, которые вскоре последовали.

Несмотря на субботу, данное медицинское учреждение принимало страждущих, но только до двух часов дня, по укороченному графику. Нет, нет, Светлана была абсолютно здорова, просто родители все же позаботились о том, чтобы ее отсутствие на уроках выглядело не банальными прогулами, а имело уважительную причину. Уважительной причиной считалась справка из поликлиники. Вообще-то Тополян пока еще посещала подросткового доктора, но ради дочери Анна Антоновна подсуетилась: имея участкового терапевта в приятельницах – та в свое время вытащила Анну Антоновну из гипертонического криза, – она упросила ее выдать необходимый документ для Светланы.

И вот теперь девушка несла в сумочке неразборчиво заполненный бланк справки, текст которой гласил, что Светлана Тополян была освобождена от занятий в школе в течение пяти дней в связи с острым респираторным заболеванием. На бланке красовалась такая же неразборчивая подпись врача и печать поликлиники.

Особого облегчения от перехода на легальное положение Света не испытывала. Эта справка просто официальная отмазка для Люстры, в случае если все же придется вернуться в класс. А возвращаться туда Светлане ох как не хотелось!

После вчерашнего тягостного разговора с родителями ее не оставляла шальная мысль устроиться на работу и продолжить образование в так называемой вечерней школе. А что, чем плохо? Во-первых, меньше зависеть от папы с мамой, иметь пусть небольшие, но зато свои собственные, заработанные честным трудом деньги. А во-вторых, и это главное, никогда больше не переступать порога своего класса, в котором, как выяснилось, у нее нет ни подруг, ни даже просто приятелей.

Да, именно так, найти работу и поставить предков перед фактом. Не исключено, что хоть тогда они поймут, что их дочь не так безнадежно испорчена, как они, вероятно, полагают и что она умеет не только тырить шмотки по бутикам, но и зарабатывать деньги.

Сказано – сделано. Светлана неспешно шагала по хорошо знакомой ей улице мимо ресторана «Макдоналдс», мимо огромного двухэтажного магазина бытовой техники под названием «Фортуна», мимо гастрономов, кафетериев, салонов красоты. Но зайти хоть куда-нибудь и спросить о вакансиях почему-то никак не решалась. Ей самой показалось это странным.

«Да что со мной, на самом деле? Вроде никогда не страдала всякой фигней типа застенчивости или комплексами, вроде Зойки Колесниченко, которая у доски выглядит, будто из парилки вылезла, а тут… И чего боюсь, сама не знаю. Ну, не убьют же меня, в конце концов, всего и делов-то, что зайти да спросить», – пыталась настроить себя на решительный лад Светлана.

Поколебавшись минуту, она вернулась к современному одноэтажному зданию «Макдоналдса». Его близкое соседство с районной поликлиникой навеяло на Тополян забавные размышления. То ли его прилепили почти вплотную к «храму здоровья» для того, чтобы люди, томящиеся в долгих очередях к докторам, могли утолить голод, как говорится, не «отходя от кассы», то бишь от кабинета, то ли наоборот, чтобы посетители закусочной после съеденных чизбургеров и хот-догов могли сразу же обратиться к врачу за помощью в случае чего…

Войдя внутрь, Светлана двинулась к широкой стойке, за которой сновали молоденькие девушки, одетые в униформу. На всех работниках были одинаковые черные джинсы и рубашки в мелкую коричневую клетку с короткими рукавами. На головах у девушек красовались черные козырьки.

– Добрый день, спасибо, что пришли. Я вас слушаю? – тут же с заученной приветливостью обратилась к Светлане невысокая брюнетка в очках. – Вы тут будете есть или с собой?

– Нет, я… не хочу есть, спасибо… Я хотела бы узнать насчет работы… – неуверенно пробормотала Тополян, окидывая взглядом просторный зал.

Здесь было уютно и светло. За круглыми столиками, покрытыми ярким желтым пластиком, расположились в основном мамы с ребятишками. У огромного во всю стену окна поглощали мороженое с фруктами трое подростков.

– А-а, по поводу работы? Вообще, насколько я знаю, штат у нас уже набран. Но, если хотите, я позову старшего смены. У него и спросите. Ми-и-ша! – завопила девица куда-то в глубину огромной кухни, часть которой просматривалась из-за задней стенки прилавка.

Тополян потопталась на месте. Слова девушки тут же охладили ее пыл. Чего зря время терять? Сказали же русским языком – мест нет. Ну, а вдруг? Светлане здесь нравилось, она на миг представила себя за этой вот стойкой, ловко управляющейся с гамбургерами и картофелем фри. А что? Она, с ее яркой внешностью, клево бы здесь смотрелась! Уж сто пудов, привлекательнее бы, чем эта очкастая мышка. И черный козырек ей очень даже к лицу!

Миша оказался высоким симпатичным блондином лет двадцати с хвостиком с аккуратной короткой стрижкой. Он также был одет в форму, но другого цвета – серо-голубые брюки, рубашка в такую же клетку и галстук в тон. На его бейджике было написано: «Менеджер Михаил».

– Добрый день, вы ко мне? Я вас слушаю.

– Я насчет работы хотела узнать. Может, вам нужен кто-нибудь? – с надеждой в голосе пояснила Тополян.

– Давайте пройдем в детскую комнату, – пригласил Михаил, – и там спокойно поговорим.

– В какую? В детскую? Это как в милиции, что ли? – не удержалась от язвительного смешка Тополян, но парень не обиделся.

– А вот и нет, – добродушно улыбнулся он Светлане, – в этой комнате у нас проводятся детские праздники – ну, дни рождения, например, новогодние утренники для малышей. Там и столики пониже, и стулья не такие, как в общем зале.