— Я с ней хотя бы не сплю, — сказала Алиса. — А ты…

Спит — не спит… Ольге, по большому счету, было все равно. Тело — это просто тело, а вот то, что они вместе ужинают, вместе ездят к родителям, вместе ходят в театр — это обижало гораздо сильнее.

— Хорошо, — сказала Ольга. — Ты с ней не спишь. Тогда какого черта ты до сих пор живешь с ней? Какого черта вы так и не расстались?

Это вырвалось неожиданно, и Ольга немного опешила от собственных слов. Так она раньше никогда не говорила. Никогда не задавала настолько прямых вопросов. И никогда в этих вопросах не было столько боли.

— Ты давишь, — грустно сказала Алиса. — Ты все-таки начала на меня давить.

Ольга почувствовала вдруг, что ее словно посадили в клетку. Она не должна давить, не должна спрашивать, она должна принимать то, что ей дают с радостью, и наслаждаться этим. Чего еще она должна?

— Мне пора, — проговорила она холодно. — Светка уже пришла.

И повесила трубку.

Пришла, конечно, вовсе не Светка. Но Ольге очень хотелось ударить напоследок. Или даже не ударить, а так… Легонько расцарапать щеку. Не до крови, но чтобы царапина поныла немного и поболела, будто назойливое насекомое.

С того дня, как Алиса первый раз трахнула ее в темноте своей студии, Ольга то и дело ощущала себя слабой. Слабой, ведомой, подчиненной… И ей совсем не нравилось это ощущение. Это как будто была не она, совсем не она, а какой-то другой человек.

— Что случилось? — Рявкнула Юлька, падая на стул рядом с Ольгой. — Ты вечно как на пожар. А меня, между прочим, в кроватке милый ждет с шампанским, тортиком и цветами.

— Подождет, никуда не денется, — улыбнулась Ольга, кивая подруге. — Мне нужно, чтобы ты дала оценку происходящему со стороны. Похоже, что у меня немного едет голова, и я теряюсь.

Юлька удивленно на нее посмотрела.

— У тебя едет голова? — Протянула она. — Ого… Никогда бы не подумала.

Ольга со злостью стукнула о стол пачкой сигарет и, вынув одну, закурила.

— Ты будешь слушать или издеваться? — Спросила она. Дождалась, пока Юлька извиняюще качнет головой, и начала рассказывать. — Алиса так и не уходит от своей девушки. Придумывает разные объяснения, но за ними ясно видно: уходить она просто не хочет, только и всего. При этом она старательно склоняет меня к соблюдению верности. По ее мнению, это нормально.

— Шутишь? — Перебила ее Юлька. — Ольга, ты сейчас шутишь, правда?

Ольга на мгновение как будто увидела себя со стороны. Сидит в ресторане, на лице — мировая скорбь, курит одну за другой и жалуется подруге, что женатый мужик (ладно-ладно, не мужик — какая разница?) не хочет уходить к ней от жены.

— Поверить не могу, — ошарашенно сказала она. — Просто поверить не могу.

— Я тоже, — согласилась Юлька. — Ты что, Будина? Охренела? Ты правда позволила себя НАСТОЛЬКО унизить?

Это был болезненный удар, но Ольга как будто встряхнулась. Ощутила, как заостряются черты лица, как вытягиваются в полоску губы.

— Какого черта эта ведьма сделала со мной? — Спросила она. — Как вообще так вышло?

Юлька пожала плечами. Она смотрела на Ольгу, и в ее глазах была жалость.

Телефон просигналил пришедшей смс. Ольга дернулась и посмотрела на экран.

«Прости. Я не хотела тебе говорить, потому что Катя просила этого не делать. Она… Болеет. Сильно. Это единственная причина, почему я не могу сейчас от нее уйти. Поверь, я люблю тебя, очень люблю. Мне просто нужно время».

Она вздохнула и показала смс Юльке. Та прочитала и перевела взгляд на Ольгу.

— А вдруг это правда? — С вызовом спросила та, ненавидя себя в душе.

Юлька молча смотрела.

— Но это же может быть правдой! И тогда она просто хороший человек, вот и все. Который не хочет… не хочет…

Юлька продолжала смотреть, и у Ольги вдруг куда-то пропали все слова. Все аргументы. Все мысли. Осталась только одна: «Боже, во что я превратилась?».

Телефон снова просигналил.

«Мне нужен месяц. Хорошо? Через месяц мы будем вместе. Столько ты сможешь подождать?».

— Да, — сказала Ольга вслух и, опомнившись, написала то же самое в смс. — Конечно, да.

Юлька только пальцем у виска покрутила. А Ольга, улыбаясь, принялась звонить в аэропорт и бронировать билет. На следующий день она улетела в Питер.

Сидя в самолете и кутаясь в теплый плед, Ольга потягивала вино из пластикового бокала и мысленно подгоняла время.

— Влюбилась как кошка, — сказала она себе, и рассмеялась тихонько.

Это определение и правда подходило. Как кошка — безоглядно, без остатка, вся полностью. И стало плевать на Игоря с его предупреждениями, на разные миры — вообще на все. Весь мир теперь сосредоточился в этой девочке с горящими глазами, с нежными руками и хриплым голосом. Что бы ни было — теперь во всем и всех была только она.

— Почему нет, — думала Ольга, глядя как проплывают за иллюминатором густые ноябрьские облака. — Мы справимся со сложностями, боже мой — их уже столько было в моей жизни! Мама просто пойдет к черту, разрыв с семьей я переживу, а работа… Что же, ради того, что я сейчас чувствую, я смогу чем-то и поступиться. Почему нет? Разве это счастье, эта наполненность, не стоит того?

Она думала о месяце, от которого осталось всего двадцать девять дней. Думала о том, что сегодня первый раз за все время Алиса будет встречать ее в аэропорту. О том, что впереди у них — два дня, в которые они и правда будут вместе. Без призрака Кати, без напоминания, что нужно возвращаться, только они вдвоем и больше ничего.

Ольга выскочила из автобуса первой. Влетела в здание аэропорта, пробежалась до выхода и оглянулась по сторонам. И через секунду оказалась в Алисиных объятиях.

— Привет, — шептала она, не в силах разомкнуть руки и сжимая все крепче и крепче. — Привет.

Алиса поцеловала ее прямо здесь — на глазах изумленной публики. Поцеловала, кусая губы и забираясь между ними языком.

— Я люблю тебя, — сказала она, оторвавшись. — Идем.

Ольга не помнила, как они добрались до такси. В ее груди метался ураган чувств и эмоций, застилающий зрение. Очнулась она только упав на заднее сиденье и засунув руку под Алисину куртку.

— Ты мне снилась, — сказала та, улыбаясь и глядя на Ольгу исподлобья. — На самом деле, ты снишься мне почти каждую ночь.

— В развратных эротических снах? — Ольгина рука уже расстегнула рубашку и нащупывала спрятанную в гладкую ткань грудь.

— В разных, — выдохнула Алиса в ее приоткрытые губы, — иногда в эротических, иногда нет. Я так люблю эти сны. Они про тебя. А я люблю все, что про тебя.

Из машины они вылезли уже полураздетые — на Ольгиных пальто и блузке не осталось ни одной застегнутой пуговицы, а Алисин лифчик болтался где-то на талии. Забежали в студию, закрыли дверь и наконец упали на матрас.

— Однажды ты затрахаешь меня до смерти, — сказала Алиса, когда все было закончено и они лежали, обнаженные, сплетясь в тесных объятиях.

— Кажется, однажды я уже слышала нечто подобное, — улыбнулась Ольга.

— Очень сомневаюсь, что только однажды, — Алиса перевернулась, улеглась на нее сверху и поцеловала кончик носа. — Думаю, ты слышишь это довольно часто.

— Мы снова будем это обсуждать? — Ольгины руки прошлись по Алисиной спине и остановились на ягодицах. — Вот прямо сейчас мы будем это обсуждать, да?

Наверное, Алиса что-то прочитала в ее глазах, потому что настаивать она не стала. Улыбнулась примиряюще, и поцеловала еще раз.

— Давай поговорим? — Предложила она, снова скатываясь с Ольги и пристраиваясь рядом с ней. — Хочу послушать твой голос. Расскажешь мне про себя?

Это «про себя» прозвучало очень трогательно, у Ольги даже сердце защемило на секунду.

— Что ты хочешь знать?

Алиса задумалась на секунду.

— Расскажи о своей семье. Я очень удивилась тогда, поняв, что снобы-заказчики — это твои родители. Ты не производила на меня впечатления…

— Аристократки? — Улыбнулась Ольга. — Очень жаль. Мама была бы недовольна.

— Нет, как раз что-то аристократическое в тебе всегда было, конечно. Правильная речь, осанка, манеры. Но я не думала, что ты из такой семьи.

Ольга зевнула, прикрыв ладонью рот.

— Моя семья — это толпа идиотов и придурков, — сказала она равнодушно. — Началось все с пра-прадеда, который был хирургом от бога и создал собственную хирургическую школу. Во время революции он героически остался на родине и погиб, а его сын решил продолжить дело отца. Так что прадед тоже был хирургом, и дед пошел по его стопам. Именем деда назвали больницу, и современные студенты постигают азы хирургии по его учебникам.

— Странно, что ты выбрала другую профессию, — заметила Алиса.

— Ничего странного, — засмеялась Ольга. — Ты не представляешь, что это такое — расти в семье, где на стенах гостиной висят портреты знаменитых предков. Я с рождения должна была соответствовать, но у меня никак не получалось. Более того — мамин старший брат вопреки воле отца не стал врачом, а сбежал из дома и поступил в летное училище. Теперь он летчик-испытатель, а его имя в нашей семье придано анафеме.

— А сама мама?

Она засмеялась снова.

— С мамой вообще вышло смешно. Пока дед пытался образумить старшего сына, на маму внимания не обращали и профессия искусствоведа казалась вполне подходящей для нее. Как только дядя Лева сбежал, дед принялся за маму, но было уже поздно — она хорошо разбиралась в литературе, живописи, но была абсолютным нулем в химии. А тут еще бабушка выступила с первым инфарктом, и от мамы отстали окончательно.

— А твой отец?

— Отец… — Ольга покачала головой. Ей было очень смешно. — Отец был рабочим на заводе, милым московским евреем, которого однажды понесло на выставку изобразительного искусства, где он и встретил маму. Она, скорее всего, собиралась просто с ним переспать, но получилась я и им пришлось пожениться. Отцу не позавидуешь, конечно — его все ненавидят, и маменька, и бабушка, и все прочие придурки. Он побарахтался несколько лет, даже высшее образование получил, чтобы хоть как-то соответствовать, а потом бросил это бессмысленное занятие и прочно осел у телевизора.

— У вас с ним… хорошие отношения?

— Отношения? — Ольга даже села на матрасе, и посмотрела на Алису. — Какие отношения, о чем ты? Я с первого класса ходила в англоязычную школу, музыкальную, художественную, кружок юных химиков и на танцы. У меня идеально прямая спина из-за многолетнего сидения за фортепьяно. Бабушка вместо сказок читала мне истории про всемирно известных врачей, а дед — пока был жив — водил в институт на вскрытия, чтобы я приучалась к профессии. Я же говорю: отцу никогда не было места в нашей семье. До седьмого класса я даже думала, что он не очень-то знает, как меня зовут.

Она потянулась за сигаретами и закурила, глядя на потолок.

— Я долго думала, почему они не развелись. Потом поняла — для бабки и деда развод в семье был бы еще более неприемлемым вариантом, чем жизнь с таким валенком, как мой папа. Поэтому я была очень удивлена, что мама не стала орать из-за моего развода. Видимо, все-таки времена меняются, и мама способна хоть немного меняться вместе с ними.

— Ого, — пробормотала Алиса и отобрала у Ольги сигарету. — Как ты вообще умудрилась от них сбежать?

— Примерно как дядя Лева, — ответила Ольга, провожая взглядом фильтр, обхваченный Алисиными пальцами. — Просто уехала, и все. Мне повезло, что я единственный ребенок — у них не было шансов отказаться от меня совсем, потому что тогда чертов род Будиных прервался бы. Так что мне многое простили и еще многое простят. Пока не поймут, что никакого продолжения рода не будет.

— Ты настолько сильно не хочешь детей?

— Ни за что, — это получилось быстро и сильно, и Ольга даже опешила от ненависти, прозвучавшей в ее собственном голосе. — Никаких детей. Эти придурки почти сломали мою собственную жизнь, а плодить уродов я не хочу.

Алиса смяла сигарету в пепельнице и обняла Ольгу. От ее рук, ласково погладивших плечи и спину, стало теплее и ненависть немного притупилась.

— Почему? — Услышала она ласковое. — Ведь ты же можешь совсем по-другому построить жизнь в своей семье. Ты можешь дать своему ребенку главное — то, чего у тебя не было.

Ольга вопросительно подняла брови.

— Любовь. Ты можешь дать ему любовь.

Ну, конечно. Она с трудом удержалась чтобы не рассмеяться. Для Алисы, наверное, это и впрямь просто — люби своего ребенка, и все у него будет хорошо. Вот только Ольга знала: она так не сможет. Никогда не сможет. Даже если скрутит себя в тугой узел, все равно ничего не выйдет. Рано или поздно в ней проснется впитанное с молоком матери «ты должен быть лучшим», и она просто размажет по страницам учебника жизнь еще одного человека.

— На мне род Будиных закончится, — сказала Ольга, отстраняясь от Алисы и глядя в ее глаза. — Так что если ты собираешься иметь потомство — с этим точно не ко мне.