Не Лару, но Инну? Может быть, и правда выход в этом? Не погружаться с головой, а немного — по колено — зайти в воду? Попробовать, что это. С человеком, который любит другого человека. Ладно, что там — с женщиной, которая любит другую женщину.

Попробовать немного вовлечься. Вовлечься не телом, но… душой? О, Господи!

Ольга нажала на газ. Идиотская затея. Глупая, глупая, идиотская затея.

Она выдержала ровно сутки прежде чем позвонила Инне и пригласила ее на свидание.

Как назло, именно в эти сутки решила активизироваться Лиза. В потоке эротической бессмыслицы, которую она то и дело присылала Ольге в смс и через социальные сети, стали звучать нотки «Когда же?». Ольгу очень тянуло ответить «никогда», но она отшучивалась, отмалчивалась, понимая, что рано или поздно придется что-то делать. Но делать не хотелось.

Она думала о Ларе. Думала, и заставляла себя переключаться мыслями на Инну. С ней проще. С ней безопаснее. С ней спокойнее. Довела себя до крайности и — позвонила.

— Слушаю. — Иннин голос звучал устало и обреченно.

— Что слушаешь? — Весело спросила Ольга. — Оперу?

В трубке послышался смешок.

— Нет, Оль, опера на сегодня уже закончилась. А ты звонишь по делу или просто так?

Ольга засмеялась.

— Госпожа Рубина, даже я не звоню своим подчиненным по делу в столь поздний час. Звоню, чтобы пригласить тебя на свидание.

Вот. Она это сказала. Произнесла вслух, и мир не рухнул, все было по-старому — темная комната таганрогской квартиры, красное вино в бокале, тлеющая в пепельнице сигарета. Значит, это не так страшно?

Инна молчала, и Ольга вдруг поняла, почему.

— И чего мы молчим? — Спросила она. — Я имею ввиду исключительно дружеское свидание, конечно. Твоя невинность останется неприкосновенной, а брак — целым.

Она физически ощутила, как расслабилась Инна на том конце провода.

— Давай не сегодня? — Попросила она. — У меня совершенно нет сил.

Они поболтали еще немного. Инна рассказывала о дочке, о родителях, а Ольга слушала и задумчиво рисовала сигаретой замысловатые узоры в пепельнице.

Опомнилась только услышав: «А твоя семья? Расскажи».

Лгать не хотелось. Вообще ничего не хотелось — только преодолев барьер с приглашением, Ольга поняла, как сильно устала.

Она рассказала о маме, о дурацком отце, о том, как фамилия Будина преследовала ее с детства и накладывала ограничения. Рассказала и о муже — с грустью, с печалью.

— Ты вышла замуж по любви? — Спросила Инна.

— Тогда казалось что по любви. Потом оказалось, что нет.

И — предупреждая дальнейшие расспросы — спросила вдруг:

— Госпожа Рубина. Скажи мне. Ты скучала по мне?

Одно биение сердца коснулось этой стороны трубки и отозвалось с другой. Иннино дыхание взбудоражило Ольгин слух.

— Да, — различила она еле слышное.

Помолчали. Ольга подумала, что Инна сейчас, наверное, в своей домашней одежде — сидит на темной кухне, зажав трубку в пальцах. Дышит тяжело. Сдерживает дыхание.

— Я могу приехать к тебе прямо сейчас. — Вырвалось у Ольги вдруг. Она точно знала, чувствовала: это именно то, чего хотят сейчас они обе. Но Инна сказала «нет».

— Я подожду, — пообещала Ольга, закрывая глаза. — Я терпеливая, знаешь?

— Извини, — услышала ответ. — Но я тебе не верю.


Глава 8. О том, как нелюбимо.


Совещание было скучным и унылым. Ольга чуть не засыпала, слушая доклады и рассеянно рисуя в блокноте бездумные линии. Когда, наконец, очередной доклад закончился, она подняла голову и наткнулась взглядом на Лизу.

Та сидела напротив — румяная, задумчивая, и Ольге вдруг захотелось немного пошалить. Она протянула ногу под столом и коснулась Лизиной лодыжки.

Получилось. Встрепенулась, посмотрела испуганно. Ольга улыбнулась и подмигнула.

— Закончим на этом, — сказала вдруг, прерывая на полуслове докладчика. — В следующий раз соберемся, когда вам действительно будет что сказать, а не когда захочется впустую потратить свое и мое время.

Естественно, после такого пассажа все расходились понурые. Ольга не обращала внимания — пересела за свой стол, открыла ноутбук, приготовилась работать.

Бабах — и крышка захлопнулась, а поверх нее обнаружилось Лизино лицо. И это лицо не предвещало ничего хорошего.

Ольга встала, закрыла дверь. Повернулась к Лизе, глядя вопросительно.

— Прекрати это делать! — Лиза обеими руками толкнула ее к столу.

— Что делать? — Улыбаясь, спросила Ольга и тут же поняла, что совершила ошибку: улыбаться не стоило. Это распалило Лизу еще сильнее.

— То, что ты делала только что! — Крикнула она, окончательно розовея.

Ольга пожала плечами. Она стояла, прислонившись бедрами к столу, а прямо перед ней, на расстоянии нескольких сантиметров, бушевала Лиза.

— Прекрати это делать! — Снова крикнула она.

Ольга снова пожала плечами. Лиза всплеснула руками и выбежала из кабинета.

Черт. Трижды черт. Переиграла. Девочка разозлилась, а Ольга хорошо знала цену доведенным до предела девочкам. Нужно было что-то решать, и быстро. Ольга схватилась за телефон.

«Вернись. Пожалуйста».

Пока Лиза читала смс, пока думала, вернуться ли, пока возвращалась обратно — Ольга лихорадочно размышляла. Все зашло слишком далеко. Теперь, только теперь она поняла, какую ошибку совершила, ввязавшись во флирт с подчиненной. Не получив желаемого она может сделать что угодно. Даже — Ольга зажмурилась, представив — рассказать обо всем коллегам. Рассказать Инне.

Когда Лиза вошла в кабинет, Ольга была готова. Схватила за руку, швырнула к столу.

— Что ты себе позволяешь? — Прошипела в сантиметре от Лизиного лица. — Что за фокусы с хлопаньем дверьми?

И — поцеловала. Холодно поцеловала, отстраненно, не испытывая никакого удовольствия, одно только понимание: это нужно сделать. Не для того, чтобы спасти ситуацию, но для того, чтобы отсрочить решение.

Лиза таяла в ее руках. Сжимала плечи. Расстегивая ее блузку, Ольга размышляла о том, как далеко она готова зайти. Не Лиза, нет, она — Ольга. Трахнуть? Ни в коем случае. Раздеть и оставить так? Еще хуже. Хоть бы кто-нибудь пришел, постучал в дверь. Тогда можно было бы просто это отложить — прервали, что поделаешь.

Стука не было. Дверь скрипнула еле слышно и Ольга с запозданием поняла, что вернувшись Лиза ее не заперла. Посмотрела. И — обмерла.

— Привет!

На пороге стояла Инна Рубина, с лица которой медленно стекала улыбка. Раньше, встречая это выражение в книгах, Ольга хмурилась недоверчиво — ну как улыбка может стекать? Как? Сейчас, в эту секунду, она поняла: может. Стекать медленно, постепенно, искажая рот в гримасу, делая его искривленным и страшным.

Первой мыслью было: «она не простит». Не простит измены, не простит того, что, приглашая ее на свидание, Ольга решила вот так скоротать время.

А потом пришла вторая мысль, от которой Ольге стало по-настоящему страшно.

Человек не может смотреть ТАК на женщину, с которой у него ничего не было. Так смотрят только на близкого, на очень близкого, в которого уже давно врос кожей, которого считал и продолжаешь считать своим до самого конца, до самого-самого последнего конца. Так смотрят, когда мир вокруг рушится к чертовой матери, не оставляя от себя даже камня, рассыпаясь в крошку. Так смотрят, когда заканчивается жизнь.

— Прошу прощения, — сказала Инна. — Я не хотела мешать.

Ольга перевела взгляд с нее на Лизу. Увидела ужас в ее глазах. И все поняла.

Она отпрянула назад, будто Лиза вдруг стала прокаженной. Принялась застегивать на себе блузку. Пыталась дышать ровно, но получалось плохо — воздух входил и выходил неравномерными толчками.

— Твою мать… Твою ж мать…

А в висках билось ужасное: «Господи, что я наделала».

Это было хуже. Хуже всего, что она делала в своей жизни. Хуже всего этого вместе взятого, и именно потому — как иронично, господи! — именно потому, что она этого не планировала. И не была готова.

Она оставила Лизу в кабинете без сожалений, без единой мысли о ней. Все ее существо рванулось за Инной. Бежала по коридору — растрепанная, жалкая, и впервые в жизни ей было на это наплевать.

Знала, что не нужно сейчас ее догонять, не нужно разговаривать — и все равно догоняла.

— Инна!

Ольга настигла ее в конце коридора, в нескольких шагах от выхода. Схватила за плечи — с силой, до боли — рванула на себя, заставляя обернуться. Заглянула в лицо.

— Я не знала, — крикнула на выдохе, яростно. — Слышишь? Клянусь тебе, я не знала!

Инна секунду смотрела на нее, и Ольга содрогнулась от того, какая боль, какое горе плескалось в этих синих сейчас глазах. Она надеялась, что Инна ударит ее, но она просто смотрела.

Как объяснить? Как доказать? Как дать понять человеку, что ты не хотела, что ты не думала, что ты правда не знала?

— Я тебе не верю.

Она ушла, а Ольга осталась стоять. Еще несколько минут назад в ее сердце билось что-то теплое, что-то зарождающееся, что-то прекрасное. И она сама уничтожила это. А вместе с этим уничтожила Инну.

Под изумленными взглядами сотрудников она вернулась обратно в кабинет. Шла, отмеряя шаги, и представляла, как входит, как хватает Лизу за волосы, как швыряет ее к стене — сильно, яростно. Как Лиза сползает по этой стене вниз, оставляя на ней кровавые потеки.

Зашла внутрь — и остановилась.

Ищешь виноватых? Хочешь разделить вину пополам? А в чем виновата эта глупая девочка?

Получалось, что ни в чем. Она не знала об Ольгиных отношениях с Инной. Она не знала, что между ними происходит. Она просто влюбилась и добивалась объекта своей влюбленности — так, как могла. Так, как умела.

— Оль…

Стоит в углу, напуганная, белая как мел. Смотрит исподлобья. Ждет удара? Или объяснений?

Ольга прошла мимо и упала в кресло. Закрыла глаза.

— Уходи, — попросила тихо. — Пожалуйста.

Она услышала звуки осторожных шагов, потом — звук закрывающейся двери. Молодец, девочка. Поняла, что объяснений не будет и что сейчас лучше всего — послушаться.

— Что я сделала? — Спросила себя Ольга, не открывая глаз. — Что я, черт побери, опять сделала?

И ответила. Сама.

— Отомстила. Видела боль в ее глазах? Тебе ведь не было ее жалко, ни капли. Ты испугалась от неожиданности, но в ту секунду, когда она увидела вас — вот таких, ты ощутила нечто, очень похожее на счастье.

Картинки в ее воспаленных глазах мелькали, словно кто-то включил ускоренную перемотку. Питер. Алиса. «Я уйду от нее, правда уйду, мне просто нужно немного времени». «Я сказала ей о том, что люблю тебя». «Она знает, что я скоро уйду». «Мне нужно провести с ней еще немного времени».

Это не Инна смотрела на них сегодня полными боли глазами. И это не Лизу обнимала Ольга, прижав к столу. Это было другое, другое — прошлое? Прошлое?

Но почему тогда так больно? Почему больно стало именно сейчас, когда Лиза-Алиса ушла, когда все ушли и она снова — опять! — осталась одна? Почему именно сейчас так больно?

— Потому что даже ты не можешь сейчас притвориться, что все вышло так, как ты хотела.

Ольга закрыла лицо руками. Из ее глаз потекли слезы — слезы горечи, слезы огромного, бесконечного горя.

Нет. Она этого не хотела. Она совсем этого не хотела. И Инна — не призрак из прошлого, она настоящая, она живая, она добрая. И именно Ольга, Ольга сделала ей больно. Сделала больно человеку, который давал ей только хорошее, который никогда не смотрел на нее холодными глазами и не приказывал ей — вербально или не вербально — быть лучшей.

Она старалась быть Ольге другом, и у нее получалось даже! Она была рядом, она поддерживала, она одобряла, она никогда не лгала. И она не заслужила всего этого!

Ольга рыдала, больше не сдерживаясь. Царапала лицо ногтями, вжималась пальцами. Что-то в ее жизненной системе рухнуло сегодня с оглушительным треском и разрушилось — возможно, ненадолго, но — Ольга подозревала, что будет именно так — возможно, что и навсегда.


Глава 9. Еще один звонок.


Ольга специально приехала на работу пораньше, чтобы успеть проскользнуть в свой кабинет. Но ей не повезло — стоило ей припарковать машину, как совсем рядом, в метре, остановился темно-синий «Форд» Рубиной.

Смотреть на нее было тяжело, разговаривать с ней было трудно, а стоять рядом — практически невыносимо.

— Привет, — поздоровалась Ольга. Инна кивнула и, щелкнув брелоком сигнализации, пошла к офису.

Ольга стояла и смотрела, как она двигается, как помахивает руками, как рассыпаются светлые волосы по идеальной формы плечам. И только когда Инна скрылась внутри здания, она смогла наконец выдохнуть.

Да, все это было плохой идеей. Очень плохой. Но кто мог знать, что Инна окажется из тех, почти вымерших, которые не ненавидят жену за измену. Вернее — которые ненавидят не жену.