— Так, — Инга продолжила допрос. Даже про чай забыла. — А как же ее девушка? Она от нее уйдет?

Пожимать плечами еще раз было бы глупо, и Ольга решила заговорить.

— Понятия не имею, — хмыкнула она. — Мы это не обсуждали, и обсуждать не будем. Мне совершенно все равно, есть у нее какая-то там девушка или нет.

— И тебя не смущает, что ты сделаешь больно хорошему человеку?

— А почему меня это должно смущать? — Удивилась Ольга. — Пусть это Алису смущает — это она делает девочке больно, не я.

Пока Инга переваривала сказанное, Ольга сделала глоток из старой кружки, которую покупала еще, наверное, Ингина бабушка, и с отвращением посмотрела на торт. Сладкого она не ела с девятнадцати лет, но каждый раз приезжая в гости исправно покупала торт или пирожные, следуя правилам этикета, привитым мамой с детства.

— Ну-ка объясни, — потребовала Инга, наконец, переварив.

— А что тут объяснять? Я свободный человек и трахаю кого хочу. Это Алисина ответственность — думать, сделает ли она больно своей девушке, при чем тут я-то? Я эту девушку не выбирала, ничего ей не обещала и отношений с ней не строила. Так что — мимо кассы, милая. Все эти интеллигентские интерлюдии меня ни капли не интересуют.

Инга покачала ногой и помешала ложкой в чашке.

— У меня есть подружка в Питере, которая имела все, что шевелится и считала, что она ни за что ответственность не несет.

— А потом встретила любовь всей своей жизни и изменилась? — Рассмеялась Ольга.

— Да нет, как раз не изменилась. Продолжила гулять направо и налево, только от девушки своей скрывала. Потом правда выплыла наружу и они расстались.

— И?

— И наступила полная жопа. Теперь она почти каждый день ко мне приезжает, рыдает как умалишотка, и рассказывает, что у ее девушки теперь новая девушка — хорошая, а она кроме нее никого не хочет и как жить дальше не знает.

Ольга улыбнулась и достала из сумки пачку сигарет. Сначала долго закуривала, потом по чуть-чуть отпивала чай, и только потом сказала.

— Ну и дура эта твоя подружка.

— Почему дура? — Удивилась Инга.

— А потому что если ты дрянь, и точно знаешь, что ты — дрянь, не нужно заводить отношения с хорошими людьми. Ищи таких же, как ты сама, и будешь в выигрыше. Хорошие девочки не бывают счастливы с плохими мальчиками. То есть, в данном конкретном случае — с девочками, конечно. Не бывают. Это так не работает.

— Твой муж был хорошим, — возразила Инга.

— И что? — Засмеялась Ольга. — Это только подтверждает то, что я сказала. Он был хорошим, я была плохой, и чем все кончилось? Нет уж, милая, это действительно должно работать по-другому. Либо вы оба хорошие, и тогда — белое платье, кольцо на палец, шанс дожить вместе до старости. Либо вы оба плохие — в этом случае развлечения, радость, полет, и никому не больно. Во всех прочих случаях — это бездарно потраченное время в попытке совместить несовместимое.

— Но люди могут меняться, — сказала Инга. На ее лице было написано такое изумление, что Ольга засмеялась снова.

— Люди, которые могут меняться — это такой же миф, как снежный человек. Никто его не видел, но всякий считает, что он существует. Да и что значит «меняться»? Если ты дожила до двадцати пяти — у тебя уже сформировался четкий взгляд на мир, а если не сформировался — тогда сначала сформируй, осознай, хорошая ты или плохая, а потом уже отношения заводи. А после того, как взгляд сформирован — он уже глобально не изменится.

Она отодвинула от себя пустую чашку и наклонилась к Инге, почти касаясь грудью стола.

— Пойми, для меня например вполне нормально соблазнить тебя прямо сейчас и трахнуть, а наутро пойти на встречу с Алисой и признаваться ей в вечной любви. Если мне нужны будут деньги, и будет возможность украсть их и остаться непойманной — я это сделаю. Если я собью пешехода и смогу скрыться незамеченной — это я тоже смогу, с легкостью. Понимаешь? Я не лгу себе, я все о себе знаю, и знаю, как далеко готова зайти.

Она говорила и видела, как Инга испуганно отодвигается дальше и дальше.

— Или вот ты. Ты хороший друг, ты очень добрый и честный человек, который говорит людям правду в глаза. Ведь ты часто понимаешь, что твоя правда может причинить боль, верно? Но все равно говоришь. Потому что это — твое мировоззрение, это опора, на которой ты держишься. И ты это про себя знаешь.

— И какая я по-твоему? — Перебила Инга. — Плохая или хорошая?

— Ты бы стала переживать, если бы изменила своему Паше? — Спросила Ольга. — Стала бы нервничать, если бы пришлось солгать близкому другу?

— Да.

— Значит, условно хорошая.

— Почему условно? — Инга удивилась, но придвинулась назад.

— Да потому что в чем-то хорошая, в чем-то, наверное, плохая. Это же не черное и белое, это скорее разные оттенки.

— А какая твоя Алиса?

Ольга запнулась, будто споткнувшись и задумалась. Какая Алиса? Да черт бы ее знал, какая. В ней было столько всего намешано — и хорошего, и плохого, что Ольга никак не могла понять, что именно берет верх.

— Когда разберусь — я тебе скажу, — пообещала она Инге.

Тогда она не знала, как не скоро и с каким трудом сможет выполнить обещанное. Не знала о том, что в будущем ей придется не раз менять свое мнение, и не знала, как сильно, как удивительно сильно изменится за ближайшие годы она сама.


Глава 12. Успокой?


В сентябре Ольга приезжала в Питер трижды. Останавливалась у Инги, дни проводила в Алисиной студии, а на ночь возвращалась обратно. Они почти не разговаривали — прямо с порога бросались друг к другу, скидывали одежду и падали на надувной матрас за ширмой.

Один раз за все это время вышли из дома — прогулялись по Невскому, посетили какой-то музей (Ольга даже не запомнила названия), и, сгорая от нетерпения, вернулись обратно.

— Однажды ты затрахаешь меня до смерти, — призналась Алиса после очередного акта безумства, лежа головой на Ольгиных бедрах.

— Не самая плохая смерть, верно? — лениво ответила Ольга.

Она заставила себя слезть с матраса, завернуться в лиловую простынь и поискала взглядом сигареты.

— Что с тобой? — Спросила Алиса у ее спины.

— Ничего.

Сигареты нашлись в кармане рубашки — Ольга в последнее время стала иногда одеваться в сельско-колхозном стиле. Носила джинсы, футболки, рубашки. Юлька смеялась над ней и говорила, что она окончательно превращается в лесбиянку.

Ольга присела на подоконник и закурила.

— Позавчера ко мне приезжала Светка, — сказала она. — Хочет познакомить меня с мужем и узаконить мое присутствие в их доме.

— Зачем? — Удивилась Алиса.

— Не знаю. Наверное, чтобы можно было спать со мной без зазрения совести.

Она впервые открыто сказала Алисе, что та — не единственная в ее жизни, и очень ждала ответной реакции.

— О… — Выдавила из себя Алиса и отвернулась.

Ольга сделала еще несколько затяжек.

— Я, наверное, соглашусь, — сказала она. — Ее муж обладает большими связями, они бы мне пригодились в дальнейшем.

Алиса хранила молчание, и Ольга, затушив сигарету, принялась одеваться. Нашла на полу белье, натянула джинсы, накинула на плечи рубашку.

Подошла к большому — в пол — зеркалу и осмотрела себя с ног до головы.

— До встречи с тобой я никогда подобным образом не одевалась, — сказала она. — Наверное, не стоило и начинать.

— Ну почему, — услышала она сзади, — тебе очень идет.

Ольга усмехнулась и оглянулась в поисках сумки. Алиса сидела на матрасе совершенно обнаженная, прижимала ладони к животу и пристально смотрела на Ольгу.

— Может быть, вместо того, чтобы убегать, ты поговоришь со мной? — Предложила она.

— О чем? — Удивилась Ольга.

Алиса слезла с матраса и подошла к ней. Обняла за шею, поцеловала в кончик носа.

— О нас.

Ольга рассмеялась.

— Никаких «нас» нет, — сказала она. — Через час ты в любом случае поедешь домой к своей Кате, я поеду к Инге, и выходные закончатся. Каждая отправится в свою жизнь.

Алиса смотрела на нее, не отрывая глаз.

— Вроде бы раньше тебя это не беспокоило.

— Меня это и сейчас не беспокоит.

Она видела, что в Алисиных глазах заблестели слезы, но ей было все равно. Она ощущала себя уставшей и опустошенной, и больше всего ей хотелось зайти в какой-нибудь бар и как следует выпить.

— У тебя есть алкоголь здесь? — Спросила она у Алисы.

Та молча подошла к маленькому холодильнику, спрятанному за занавеской в углу студии, и достала бутылку.

— Коньяк? — Удивилась Ольга. — Ого.

Пить пришлось из реквизита — огромных серебряных бокалов, которые обычно использовались для фотосъемки. Ольга снова присела на подоконник, Алиса осталась стоять.

— Если тебя это не беспокоит, тогда почему ты убегаешь? — Спросила она.

Ольга молча пригубила коньяк. По правде говоря, она сама не очень понимала, почему. Ведь все шло ровно так, как она хотела — много секса, мало разговоров, прекрасные совместные выходные, между которыми — потоки писем туда-обратно, разговоры по скайпу, окрашенные эротическим оттенком. Все было так хорошо и одновременно с этим так плохо.

— Ты собираешься сказать Кате правду? — Спросила она, не особенно надеясь на ответ — скорее чтобы просто спросить.

— А что, уже пора?

Что значит «пора»? Ольга подумала, что Алиса, наверное, ждет от нее каких-то слов, каких-то обещаний, но она не готова была дать ни то, ни другое.

— Извини, — сказала она, допивая коньяк и ощущая, как острые края бокала царапают ей нос. — Глупый вопрос.

— Вовсе нет, — Алиса смотрела на нее исподлобья, заинтересованным взглядом исследователя. — Неужели тебя это начало волновать?

Ольга не знала. В последнее время мысли о том, что Алиса возвращается домой к другой женщине стали из нейтральных весьма неприятными, но чтобы волновать…

— Ты ни разу не провела со мной ночь, — сказала Ольга вслух. — Из этого я делаю вывод, что Катя по-прежнему ничего не знает. Отсюда и вопрос.

В этом «ты ни разу не провела со мной ночь» не было ничего особенного, просто констатация факта, но отчего-то сердце при этих словах защемило и принялось ныть.

— Перестань, — приказала себе Ольга. — Тебе это не нужно.

— А ты бы хотела, чтобы я провела с тобой ночь? — Спросила Алиса.

Ничего кроме простого «да» в голову никак не лезло, и Ольга решила не выдумывать и ответить как есть.

— Я подумаю, как это можно устроить, — пообещала Алиса. — Навру, что ухожу к подруге, например.

А вот это было уже унизительно. Обсуждать с любовницей возможность совместной ночи — еще куда ни шло, но чтобы любовница говорила о том, что она собирается лгать своему партнеру… Это было чересчур.

Ольга почувствовала, как вытягивается ее лицо, как заостряются черты лица, принимая надменное выражение.

— Что? — Испугалась Алиса. — Что такое? Тебе это не нравится? Но что поделать, если пока что вот так складываются наши отношения?

Лицо вытянулось еще сильнее, губы сжались в узкую полоску.

— Девочка, — ласково и холодно сказала Ольга. — Мой дед всегда говорил, что Будины могут голодать, могут работать на износ за кусок хлеба, но никогда не станут подбирать объедки. Не строй иллюзий — у нас нет никаких отношений. Я тебя просто трахаю.

Она ударила, и ударила сильно — это было видно по изменившемуся Алисиному лицу, по ставшей вдруг закрытой позе.

— Что ты хочешь этим сказать?

Ольга пожала плечами и спрыгнула с подоконника. Расправила плечи, сделала глубокий вдох.

— Только то, что уже сказала.

Они стояли друг напротив друга — одетая, надменная Ольга и растерянная голая Алиса, почему-то прикрывающая грудь руками. На ее животе были видны капельки пота, а ниже — светлый пушок волос.

— Зачем ты это делаешь? — Глухо спросила она. — Зачем ломаешь?

— Ломать нечего, — сказала Ольга холодно. — За все это время ты ни разу не приехала ко мне в Москву, мы ни разу не поужинали в ресторане и не сходили в театр. Я приезжаю, мы трахаемся, и я уезжаю. В каком, интересно, месте ты разглядела здесь отношения?

— Для тебя я и Света — это одно и то же? — Спросила вдруг Алиса. — Ответь, только честно.

— Нет, не одно.

— Так в этом же и разница! — Она вдруг сорвалась на крик. — Ты можешь трахать кого угодно и сколько угодно раз, но ко мне ты испытываешь чувства, а к ним — нет.

Ольга засмеялась над логикой Алисиных рассуждений. Какая глупость. Какая несусветная глупость.

— Ты не поняла самого главного, — сказала она, опуская ладони на Алисины руки и убирая их от груди. — У Ольги Будиной нет и не может быть отношений с тем, кто не свободен. Ольга Будина может желать, может брать то, что желает, но ничего большего за этим стоять не может. И не будет.

Алиса закрыла руками лицо и вздохнула — длинно, тяжело.

— Ты хочешь, чтобы я ушла от Кати? — Спросила она, и голос ее из-за ладоней звучал глухо и потеряно.