– Возьми на пропитание убогого! – заявила она.

Женщина поспешно выпустила из рук деньги, и смятый комок упал на старинную брусчатку.

– Как вам не стыдно! – болезненно вскрикнула она. – Как вы могли подумать, что мы попрошайки? Не нужны мне ваши деньги!

Оскорбленная в лучших чувствах, старуха обиделась:

– Денежками бросаешься, а ты заработала их? Ты вот на паперти стоишь, а я всю жизнь ишачила и теперь по заслугам пенсию получаю. Легко ты, барышня, жить хочешь. Видать, за грехи твои тебя Бог уродом покарал.

Наташа, обернувшийся на голоса Вадим, Анечка, Коля, испуганно прижавшийся к папе Сережа, еще какие-то люди, прогуливавшиеся по церковному двору, – все, кто слышал старуху, окаменели. Даже Сашуня, казалось поняв что-то, испуганно оборвала свой веселый лепет. Неизвестно, чем закончилась бы ситуация, но тут из храма бодрой походкой вышел отец Александр. С подобными недоразумениями он, к сожалению, в последнее время сталкивался достаточно часто и прекрасно понял, что произошло. В одно мгновение он оказался возле продолжавшей кипятиться старухи и, подобрав с земли деньги, осторожно, но настойчиво заставил ее взять их обратно.

– Я, батюшка, как лучше хотела, – плаксиво завела та.

– Знаю, знаю.

– Убогим помогать положено.

– Верно, матушка. Но Глаша и Кирилл не просят милостыню, и убогими их не назовешь. Помогите лучше тем, кто стоит возле ворот.

– Как же, батюшка, не убогие? – заспорила старуха. – Малец-то уродец, да еще, поди, и дурачок: вон как нога-то скручена!

– Господи, просвети неразумную, – отец Александр не позволил втянуть себя в бессмысленный спор; произнеся вполголоса краткую молитву, он вежливо проводил старушку до ворот и вернулся обратно.

Наташа, желая утешить Глашу, подошла к ней, но та, неверно истолковав ее поведение, проворно шарахнулась прочь. Бедняжка так торопилась отодвинуть подальше от чужого, недоброго любопытства коляску, что едва не перевернула ее.

– Осторожнее! – испуганно вырвалось у Наташи.

– Можно подумать, вам не все равно! – выпалила Глаша.

– Конечно же нет!

– Мама, а кто там сидит? – недоуменно спросил Коля. – Мальчик, да? Пусть он вылезет, поиграет с нами! Я дам ему свои ролики.

Эти наивные слова ребенка окончательно добили Глашу. И она тихонько, будто стыдясь своего горя, заплакала.

Плед, видный в проем между верхом и пологом коляски, зашевелился, и оттуда выглянуло бледное от вечного затворничества умное лицо. Наташа не ожидала, что в крохотной коляске может оказаться мальчик – по виду ровесник Коли.

– Мам, не плачь, – жалобно попросил Кирилл.

– Сколько ему лет?

– Был бы здоров – пошел бы в третий класс, – смахнула слезы Глаша.

– Травма?

– ДЦП. Люди жестокие, зовут его уродом, считают почему-то дураком... А Кирюша у меня умненький, все книжки перечитал, на дому учится... Скучно ему без товарищей, а здоровенькие ребята не хотят с ним дружить, дразнят. Да и родители, что греха таить, не останавливают их. Сами же запрещают с Кирюшей водиться: дескать, он заразный. Только и есть у него друзей, что Богдан и Владлена. Он, бедняжка, слепой, а Владочка глухонемая. Но ведь и такие люди жить хотят, поймите! – Голос Глаши оборвался, она заплакала.

Наташа была глубоко потрясена этим страшным в своей безыскусности рассказом. И тем радостнее было ей услышать решительный голосок Анечки:

– Как подло отталкивать человека только потому, что он болен! Папа Сережа ни за что бы так не сделал! Тетя Глаша, если Кирюша захочет, я буду с ним дружить!

– И я, – подхватил Коля, а Сереженька молча кивнул.

– Приводите его к нам, – продолжала Анечка. – У нас весело. Можно на компьютере играть, а еще у нас есть Атоска, он умеет ходить на задних лапах.

– Спаси тебя Господь, девочка... Да родители твои разве позволят нам таскаться к вам, мешать...

– Что же мы были бы за родители, если бы преподали сейчас детям урок бездушия, – вмешался Вадим. – Непременно приходите к нам в гости! Вот адрес и телефон...

– А если вместе с Кирюшей к нам придут его друзья, мы будем только рады, – добавила Наташа. В ее уме уже обрисовывался сценарий детского праздника – такого, на котором могли бы найти себе развлечение по душе и гости со слабым здоровьем.

Глаша как завороженная вертела в руках глянцевитую визитную карточку, которую дал ей Вадим.

– О, вы боксер, – протянула она. – Кирюша, ты ведь давно мечтал пообщаться с настоящим боксером!

Вадим, испросив взглядом разрешения у Глаши, извлек мальчика из его убежища. Наташа была потрясена: и без того болезненный, с мучительно перекошенным из-за натяжения мышц тельцем, несчастный ребенок, оказывается, был буквально сложен пополам для того, чтобы поместиться в детской коляске.

– Ему же там тесно! – невольно воскликнула она.

– Тесно, а что делать? – вздохнув, пожала плечами Глаша. – Это для Кирилла единственная возможность выбраться из дома.

– Но ведь существуют специальные коляски...

– А знаете, сколько стоит эта роскошь? – горько усмехнулась Глаша.

– Вот что, – прервала ее Наташа. – Я частенько бываю по делам в мэрии. Ничего пока не обещаю, но постараюсь выбить для вашего мальчика бесплатную коляску. А если не выйдет... Что ж, мы с друзьями скинемся и попросту купим ее!

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – Глаша давно усвоила печальный закон: людям, имевшим материальную возможность помочь ей, как правило, не приходило в голову это сделать. А те, кто, сам испытав в жизни трудности, искренне сочувствовал несчастной матери и ее ребенку, сами еле сводили концы с концами. – Что мы должны будем сделать взамен? Имейте в виду, квартиру я на вас переписывать не стану! Это все, что у нас осталось.

Наташа не обиделась: она прекрасно поняла, что устами Глаши говорила сейчас горькая обида, порожденная черствостью и эгоизмом людей, точно вороны слетающихся порой на чужое горе. Почему Глаша должна вот так сразу, без оглядки, поверить ей? Кроме обещаний, она от Наташи и ее семьи пока ничего не видела...

– Глаша, я перед Богом клянусь вам: никто ничего не потребует с вас, и даже долг отдавать не придется, – в подтверждение своих слов Наташа перекрестилась на церковные купола. – Наоборот, это я выплачу часть своего долга, помогая вам.

– Ничего не понимаю, – окончательно растерялась Глаша. – Вы что, знали моего мужа, вели с ним дела? Но после рождения Кирюши он бросил нас, не пожелал считаться отцом инвалида и не признает уплатой долга деньги, отданные бывшей жене!

– Я никогда даже не видела вашего мужа, – удивила ее ответом Наташа. – Просто в жизни мне довелось встретить много хороших людей, которые в трудную минуту помогли мне. Они не ждали возмещения за сделанное добро, а просто пустили его по кругу: теперь вот настала моя очередь по мере сил помогать тем, кто в беде... Не будем больше об этом, лучше расскажите, почему Кирюше так нужно было пообщаться с боксером?

– Да у него любимый писатель – Джек Лондон... Кирюша боксом просто бредит, и в альбоме у него все ринг да ринг... А на Рождество, не поверите, выпросил перчатки, толстые эти. Бедняжка, и ведь понимает умом, что не видать ему этого ринга никогда... А вот все надеется на чудо.

Подошел отец Александр. Извинившись, он отвел Глашу в сторонку и принялся горячо убеждать ее в чем-то. До Наташи долетал его спокойный басок:

– Грех гордыни... Не гнушайся... Ребенку... Эти продукты мы с Еленой Николаевной купили от чистого сердца...

– ...Вот что порой бывает в жизни, – задумчиво заметил он, когда Глаша и Кирилл отправились домой.

– Больно при мысли, что вся моя помощь этим незаслуженно несчастным людям будет заключаться лишь в решении мелких бытовых проблем, – откликнулась Наташа.

– Вы считаете, что неспособны на большее?

– Батюшка, да если бы я могла... Но чем тут помочь?

– А ведь я специально попросил вас и вашего супруга задержаться, чтобы предложить вам...

– Что же? – Вадим был тем более заинтересован, что, оборвав фразу на полуслове, священник загадочно умолк.

– Известно ли вам, что во всем мире набирает силу спортивное движение для... инвалидов? – заговорил наконец отец Александр. – А что, если... в вашем детском клубе бокса появится секция и для таких, как Кирилл и его друзья?

– Господи, да конечно! – обрадовалась Наташа, как, оказывается, близко было решение, и все же без умудренного опытом священника она сама не увидела его сразу.

– Да я лично буду тренировать Кирилла! – подхватил Вадим. – Н-да, вот только почитать бы специальную литературу по этому вопросу. Тут ведь должна быть масса тонкостей...

– Я предвидел это, – отец Александр показал небольшой томик на иностранном языке. – Вот, добрые люди поделились с нами книгой... Я, правда, больше по новогреческому языку специалист, но вы, конечно, с Божьей помощью сумеете разобрать, что тут рассказано.

– Ой, это по-французски! – по-девчоночьи воскликнула Наташа. – Я-то «англичанка»... Вадим, может, ты?

– Я немецкий учил, – расстроился тот.

– Мамочка, а ведь тетя Алена знает французский, – вмешалась Анечка. – Попросим ее!

– Дерзайте, друзья мои, дерзайте! – напутствовал отец Александр. – А я буду молиться об успехе нового дела.


Вскоре уникальная секция, едва ли не первая в нашей стране, открыла свои двери для тех, кто раньше и думать не смел о том, чтобы испить из животворного источника спорта, а теперь, перешагнув болезни, омрачавшие жизнь, радостно спешил вступить в спортивное братство. У тех, кого обыватели презрительно именовали «уродами», появились уверенность в собственных силах, надежда на то, что и они смогут вырваться из цепких лап жестокой судьбы.

...«Скоро все мои четыре мышонка подрастут, – мечтала Наташа порой. – Дети двух тренеров, Сереженька и Сашуня, разумеется, тоже не смогут отвернуться от веселого и благородного спорта – бокса. И вся наша семья будет дружно выезжать на соревнования. Что сможет сплотить нас крепче?»

Даже четырежды став матерью, Наташа осталась юной и прекрасной. Время, как и судьба, было не властно над ней. Это она командовала временем, позволяя себе проплыть в его потоке назад, а потом вернуться в настоящее. Это случалось, когда Наташа, Вадим и все их четыре мышонка посещали могилу Сергея. Когда муж и дети, возложив на серый мрамор венок из живых роз, уходили к машине, Наташа задерживалась, чтобы, оставшись с Сереженькой наедине, рассказать ему о кроссах, пеших маршах, спортивных соревнованиях, посвященных памяти героев-чернобыльцев. Их организация была делом упорных стараний Наташи и ее многочисленных друзей и болельщиков.

Время шло, и вот пришла пора вспомнить о книге. Наташа сомневалась, что у нее получится, но когда Вадим, любящий мужчина и строгий тренер, предложил ей представить, сколько общественной пользы принесет такая книга, Наташа заставила себя попробовать.

И попытка удалась! Тираж этой написанной простым, доступным языком, полной интересных эпизодов книги был невелик, но сразу оценившие ее читатели передавали томики с прекрасным девичьим лицом на обложке из рук в руки, а многие сканировали содержание и после распечатывали его, чтобы иметь книгу в доме.

Книга была и веселой, и грустной: Наташа не скрыла от своих друзей-читателей сложной истории своей жизни. В этом не было ни самолюбования, ни эгоцентризма: когда люди узнавали, из каких пропастей поднял на вершину личного и общественного успеха Наташу спорт, их желание подражать ее стойкости и жизнелюбию многократно возрастало. Ведь главным в книге было то, что она выполняла свое назначение. Многим она помогла выбраться из жизненного тупика, – и Наташа смела надеяться, что многим еще поможет.

Ведь спорт – это мир. Бескрайний мир дружбы, взаимовыручки, а главное – любви. И горизонты его озарены солнцем.