Глава 1.

1. Июнь.

Она стояла на подоконнике. В распахнутом окне бесновался ветер, трепал ее длинные темные волосы. Белое платье липло к ее телу, рвалось с треском. Створки окна стучали о стены, звенели стекла. А она смотрела в вывернутое наизнанку небо. То прорывалось дождем и безумными всполохами молний.

Игорь замер в пороге, боясь сделать лишнее движение. Он знал, что ее нельзя пугать, иначе сорвется.

— Маша, — тихо позвал он, но раскат грома украл его голос, эхом прокатился по темной комнате, будто смеясь. Игорь поежился и все-таки сделал шаг. К ней. Еще два и он снимет ее оттуда, а уже тогда вытрясет всю дурь. А хотелось сразу сдернуть ее с окна, но он останавливал себя, сжимая кулаки до хруста в пальцах. И злость взяла под ручку страх, холодным потом скатывающийся по спине. И кривые молнии вспороли ночь. — Маша, — уже громче.

Она запрокинула голову, подставляя лицо дождю.

— Зачем ты вернулся? — а голос хрустел, что осколки под ногами. — Уходи, ты уже все сказал. Ты мне не нужен.

— Хорошо, — согласился Игорь. — Я уйду, но сперва ты спустишься оттуда, ладно? Давай, — и шагнул снова, протягивая руку.

Она обернулась и в ее взметнувшихся волосах запуталась ночь, а на губах застыла шальная улыбка. Игорь сразу все понял. Они шагнули одновременно: он к ней, а она в ночь…

Телефонный звонок вплетается в вязь ночного кошмара. Игорь отвечает машинально и не сразу соображает, кто звонит. Он еще там, на мокром подоконнике кошмара, тяжело дышит, вдыхая холодный ветер.

— Грозовский, проснись! — окрик приводит в чувства, и Игорь резко садится на кровати. Боль прошивает грудь, спину под лопаткой, сдавливает дыхание. Она же окончательно вытряхивает Игоря из кошмара. Он выдыхает. Но голос в трубке теребит боль, мешает сосредоточиться на словах собеседника.

— Стоп, — перебивает хрипло, — повиси немного.

В голове воет ветер: то ли от боли, вывернувшей каждую клеточку, то ли эхом откатившегося кошмара. И Игорю это совершенно не нравится. Он кладет на подушку телефон и на ощупь добирается до ванной. Не включая свет, безошибочно находит кран и открывает до упора. Вода обнимает холодом, дает передышку от ветра в голове. С полочки над раковиной берет пузырек с таблетками, проглатывает сразу три, запивая горстью воды. И еще одну под язык. Дышит глубоко, уравновешивая сердцебиение. И когда то утихомиривается, в кромешной темноте Игорь возвращается в спальню и к разговору. Он уверен – собеседник ждет – и не ошибается: тикают часики соединения.

— Слушаю, — садится, откинув голову на подушку, прикрывает глаза.

Теперь он слышит и понимает суть просьбы собеседника. И бесконечно рад, что тот позвонил. Сегодняшняя ночь – самое то для задачек. А собеседник подкидывает непростую головоломку: спрятать девчонку да еще такую строптивую будет сложно. Особенно учитывая их непростые отношения.

— А может ты сам?

— Да она бегает от меня, как заяц от лисицы, — фыркает в трубку собеседник. — Прилетела неожиданно, квартиру сняла, а где – понятия не имею. И найти не могу, представляешь? — а в голосе восхищение пополам со злостью.

Игорь усмехается: оно и не удивительно. Девочка своенравная, вот и не покоряется никому, даже родителям. У них это наследственное, видать.

— И ребят моих за версту чует, — вздыхает.

— Так я тоже вроде твой, — не унимается Игорь. — К тому же не телохранитель, а финансист вроде.

Неохота ему в это ввязываться, чует – боком все вылезет. И фестиваль еще на носу. Да и не факт, что у него вообще все получится. Заартачится красотулечка и сбежит снова.  А ему очень нужно кое-что с ней прояснить.

— Грозовский, что ты ломаешься, как девственница. Кто, если не ты? К тому же тебя она не знает, — Игорь лишь усмехается. И хорошо, что собеседник не видит его, давно бы все просек. — Короче, считай это моей личной просьбой. И твоим отпуском. У тебя там фестиваль вроде и отцовский юбилей, — на этих словах Игорь морщится. Вот уж куда, а к отцу его не приглашали. Да он давно там нежеланный гость. — Вот и проветришься и за девочкой моей присмотришь.

— Окей, — вздохнув, соглашается Игорь, хотя прекрасно понимает, что выбора у него нет. Да и не отказался бы он. Самому девочка эта позарез нужна. — Только инфу мне скинь на электронку.

— Уже.

— Кто бы сомневался, — хмыкает Игорь. — А если я сейчас послал бы тебя нахрен?

— Это вряд ли. И да, — и голос каменеет, из дружеского превращаясь в начальничий, — держи свое хозяйство в штанах. А то не приведи Господь…

— Не поминай в суе, — отмахивается Игорь, потому что пообещать другу ничего подобного не может. Нужна она ему. Она одна. Он уже вообще на баб реагировать перестал. Брат вон даже по доброте душевной шлюх ему присылал – не прокатило. Только головную боль заработал от их дешевых духов.

Игорь морщится: впрочем, с такими ночками он не только шлюх, всех существ женского пола нахрен посылать будет. Видать, прав Димыч: надо психиатру показаться, а то так и до психушки недалеко. Да и до второго инсульта допрыгаться можно. А ему и одного хватит: вся жизнь коту под хвост. Выдыхает, отгоняя непрошеные мысли. Поганая ночка.

А у Димыча надо обязательно координаты взять: он хорошего специалиста рекомендовал. Но не сейчас. Сейчас Игорю на свежий воздух хорошо бы, а потом уже с ясной головой к решению задачки. И никакой личной заинтересованности. Как минимум, пока не окажется с ней в безопасном месте. Так легче. А там видно будет. А пока – пробежка, как лекарство.

Спортивный костюм, бейсболка, пуговицы наушников в ушах и привычный маршрут: через парк, по мостовой вдоль реки, снова парк и полупустой двор. Ночь медленно уступает место предрассветным сумеркам. Город дышит утренней прохладой, чтобы через пару часов снова подыхать от жары. И мысли о кошмаре отпускают, прячутся, чтобы вернуться следующей ночью и вновь завладеть настоящим Игоря. Он выдыхает, остановившись. Несколько движений, чтобы выровнять дыхание после пробежки. И чья-то тень в проулке между домами. Он не видит, скорее, чувствует, что там опасность. Выдергивает наушники, прислушивается и улавливает приглушенный женский плач, какую-то возню, а потом удар. Не думая, Игорь двигает на звуки и возникает в проулке как раз в тот момент, когда нависший над девушкой мужик рвет на ней блузку. Она пытается оттолкнуть его, но как-то вяло. Заторможено прикрывает оголившуюся грудь и тихо просит отпустить ее.

Игорь в три шага настигает парочку, хватает за шкирку мужика, отшвыривает от девушки.

— Вы как? — заглядывает в зареванное лицо и сразу же ее узнает: Маруся.  — Твою мать, — рычит сквозь зубы, ощупывая девушку. Та совсем не реагирует, а в серых глазах — наркотическая муть. — Не было печали, — вздохнув, Игорь накидывает ей на плечи свою ветровку.

— С-спасибо, — заикаясь, шепчет Маруся.

Игорь оборачивается к мужику: тоже молодой еще, не больше двадцати, тощий, хоть и одет с иголочки. Маруся бы с ним влегкую справилась, ежели б не наркота. Вот же ж… А тощий пытается сесть, держась за затылок. Видать, хорошо его Игорь приложил. И славно. Игорь приседает рядом.

— Ну? — и злость сбивает дыхание.

— Да она сама! — стонет тощий. — Весь вечер глазки строила, а как до дела дошло – продинамить решила.

— И ты, значит, вздумал проучить девчонку, да?

— А чо она?

— «Чо» - по-китайски жопа.

— Чего?

— Говорю, в полной жопе ты.

— Слышь, мужик, сама она. Да она же шалава – пробу негде…

Осекся, зажав рукой сломанный нос. Игорь сжимает и разжимает кулак. И ярость покалывает пальцы, ей мало одного удара.

— Значит так, герой, — почти шепчет, чтобы не сорваться. Послал же ему черт эту девчонку! — Жить хочешь?

Тот кивает, что-то гундося.

— А коль жить хочешь, дам тебе совет: убирайся из города.

— Да ты чо? Из-за какой-то шал… — перехватывает взгляд Игоря, сглатывает, — девки. Да ты знаешь…

— Я знаю, что если я тебя еще хоть раз увижу – инвалидом сделаю, усек? — и пятерней в лоб толкает. Тот отшатывается, запрокинув голову. Кивает.

— Вот и замечательно. А теперь вали отсюда, герой.

Дважды тощего просить не приходится: уматывает, только пятки и сверкают. Только тогда Игорь возвращается к Марусе. Она сидит на корточках почти в отключке и отправлять ее домой в таком состоянии – сродни убийству, ибо сама она точно загнется к утру. К отцу тоже не вариант – прикопает где-нибудь в лесочке, и разбираться не станет, виноват Игорь или мимо проходил. Скорую бы вызвать, но та пока доедет – рак на горе свиснет. Зато завтра вся пресса раструбит, что дочка миллионера чуть кони не двинула от передоза.  И хоть это по большей части – вранье. Кому это интересно? Никому. Все поверят. А он друга подставит, которому сейчас головняка и без него хватает.

— Откуда же ты свалилась на мою голову, а? — вздыхает Игорь, поставив Марусю на ноги.

Хлопает по щекам, та открывает глаза, но смотрит куда-то мимо него. — Тааак, — протягивает Игорь, слегка встряхнув девушку. — Что принимала: экстази, кокаин, травку или еще какую синтетическую дрянь?

Она встряхивает волосами и смотрит внимательно, слегка прищурившись. А взгляд-то осмысленный и зрачки вроде в норме, хотя в полутьмах хрен разберешь.

— Иди в жопу, — слегка заикаясь, выдыхает Маруся.

— Ну и фантазии у тебя, красотулечка. Не ожидал, — хмыкает Игорь.

Одним движением перехватывает Марусю под колени и перекидывает через плечо. Она взвизгивает, требует, чтобы Игорь ее отпустил. Он не реагирует. Но Маруся не сдается. Игорь останавливается у дороги.

— Запоздалая у тебя реакция, красотулечка, — ставит ее на тротуар. Та слегка покачивается, но вцепляется в руку Игоря. Злится, растирая другой ладонью переносицу. А потом вдруг сгибается пополам и, отвернувшись, содрогается в спазмах. Успокоившись, долго стоит, упершись ладонями в колени, и часто дышит.

— Домой хочу, — вдруг выдыхает она. Всхлипывает. Час от часу не легче. — Отвези меня домой.

Желание, конечно, хорошее. И надо бы так и поступить, все-таки дома ей будет спокойнее, а помочь он везде может, но вот где она живет – непонятно. И как скоро приедет такси, и как она поведет себя в машине. А он свою, как назло, у Сани оставил. Да и вообще в последнее время редко садится за руль. Значит, выход только один.

— Домой так домой, — соглашается Игорь, подхватив Марусю на руки. И замирает ненадолго, внутренне приготовившись успокаивать ее. Но она обхватывает его за шею и утыкается носом куда-то в плечо. Ну вот и хорошо. — Рассказывай, давай.

— Что? — надреснутым голосом.

— А все: с кем была, где, что пила, ела и какой дрянью все это зажевывала.

— Перетопчешься, — выдыхает зло.

— Ладно, сам выясню.

— Удачи.

И до самой квартиры больше не говорит ни слова, только тихо сопит ему в плечо. А он тормошит потихоньку, чтобы не спала. Нельзя. Она что-то мычит в ответ, хоть глаз и не открывает. Ну хоть как-то реагирует, уже хорошо.

Когда он добирается до квартиры – она уже белее мела, а губы синие.

— Твою мать! — рявкает Игорь, усаживая ее на полу прямо в коридоре. Хлопает по щекам. — Не спать! Кому сказал! Давай, Маша! Что пила?! Ну же!

— Отвали, а, — морщится она и на бок заваливается. Игорь подхватывает ее. Встряхивает. — Не помню я…

— Коньяк? Водку? Коктейли какие?

Она только кивает. Твою ж бабушку! Да с таким набором алкоголя, даже аспирин убьет. Игорь спиной прислоняет ее к стене, а сам двигает на кухню. Лезет в ящик с лекарствами. В чайник высыпает хренову тучу белого порошка, делает раствор. Возвращается к Марусе. Она дышит рвано. Игорь садится на корточки рядом, хлопает ее по щекам. Она вздрагивает, открывает мутные глаза.

— Ты кто? — одними губами.

— Конь в пальто, — огрызается Игорь. Обхватывает ее затылок, притягивает к себе, а к ее губам подносит «носик» чайника.

— Давай, красотулечка, пей. Ну же.

Она мотает головой, отпихивает его руку.

— Не хочу. Домой хочу.

— Дома, дома ты уже, девочка моя. Все хорошо. Выпей, ну же. Давай, будь хорошей девочкой, Марусечка.

— Мне плохо, Игорь, — выдыхает. Узнала, совсем прекрасно.

— Вот и пей. Это лекарство. Сразу полегчает. Пей, пожалуйста. Давай.

Придерживает ее голову. Маруся пьет. Захлебываясь, выпивает пару стаканов. А в нее бы литра два влить. Но и то хорошо.

Подхватывает ее на руки и несет в ванную. Ее снова тошнит. Игорь придерживает ее. А волосы-то короткие совсем, только челка постоянно на глаза падает. Ее-то Игорь и заправляет на макушку. Еще и выбелила зачем-то. А в переулке и не увидел, что блондинка. В переулке вообще ничего не видел, кроме нее: перепуганной и едва живой.