— Мари! — зовет Фил в трубке.

Тяжело выдыхаю, отвернувшись от Игоря. Нет, врать Филу бесполезно. Да и зачем? Мы не влюбленная парочка – у нас просто договор. И предстоящий брак фиктивный, так что я ни в чем не провинилась перед ним. Ни в чем.

— Фил, привет.

— Хвала Богам, у тебя прорезался голос, — наигранно восклицает он. — У тебя все в порядке? — с неподдельным волнением.

— Не знаю, Фил. Все сложно.

— Ну… - протягивает он задумчиво. — У тебя есть две недели, чтобы все разрулить.

— В каком смысле?

— Свадьбу придется перенести, — теперь он разочарован.

— Что-то случилось? — страх расплавленным шаром катается в затылке, муча нестерпимой болью.

— Ничего серьезного, Мари, не волнуйся. Я уже со всеми договорился. И твоих предупредил. Твой отец все понимает.

— Кто бы сомневался, — фыркаю я. — Ладно, Фил. Две недели так две недели.

— Не передумаешь? — с затаенной надеждой.

— Я всегда держу свое обещание. Не волнуйся, я тебя не подведу.

— Хорошо, — кажется, теперь в его тоне облегчение. — И еще. Мари, я вынужден улететь дней на десять. Ты не обидишься?

— Что ты! Нет, конечно. Решай свои проблемы, Фил, и не переживай обо мне. Я в надежных руках, — усмехаюсь, косясь на хмурого Игоря, буравящего меня недобрым взглядом.

— Очень на это надеюсь, — весело отвечает Фил и быстренько прощается.

Я задумчиво верчу в руках широкую трубку, размышляя, кому еще перезвонить и стоит ли. И не замечаю, как рядом оказывается Игорь.

— Мы можем вернуться, — предлагает он.

Вскидываю на него глаза и тону в янтарных омутах, согревающих нежностью и пониманием.

— Ну уж нет, — фыркаю, не сдерживая озорной улыбки. — Мне просто не терпится поглядеть на твои рукоделия.

Теперь не сдерживается Игорь, смеется, прижимая меня к себе.

В дом генерала (Игорь по дороге обмолвился, что отец его военный, правда уже много лет как в отставке) Грозовского мы приезжаем с вечерними сумерками. Большой двухэтажный дом, сложенный из бревен, окружают разлапистые яблони. От ворот к дверям дома тянется тенистая аллея, чуть в сторону уходит широкая дорога. Видимо, к гаражу. Вдоль яблоневой аллеи стоят кованые лавочки, а в самой гуще сада – качели. Я останавливаюсь возле них, борясь со странным желанием – улечься на них и тихо раскачиваться, ощущая теплые сильные руки на своем теле. Игорь не загоняет машину во двор, хотя ворота приветственно распахнуты. Он ведет меня меж яблоней, показывает качели и спрятанный в укромном месте гамак. И улыбается, наблюдая, с каким трепетом я провожу ладошкой по плетеной цепи, удерживающей широкую скамью качелей.

— Садись, покатаю, — не выдерживает он.

Я вздрагиваю, отпрянув от качелей. Румянец вспыхивает на щеках и я мысленно радуюсь, что сумерки скрадывают мое смущение. Странно, я ведь не сделала ничего постыдного, но жутко неудобно, как будто я выложила нечто сокровенное.

— Давай-давай, - он плюхается на скамью и хлопает ладонью рядом с собой.

— Неудобно как-то, — продолжаю упрямиться. — Нас, наверное, ждут.

— Ну подождут еще, — пожимает плечами и протягивает мне руку. И я принимаю ту, тут же оказавшись на коленях Игоря, зарывшегося носом в мою макушку. Он прижимает меня к себе, тяжело дыша, и раскачивает качели, отталкиваясь ногами. Легкий ветерок обнимает мое лицо, и я забираюсь на Игоря с ногами. Удобно устроившись, кладу голову ему на плечо и затихаю, наслаждаясь. Слушаю ровное биение сильного сердца и тихий шорох раскачивающихся качелей. Так бы и сидела здесь целую вечность.

— Я последний раз катался здесь с сестрой лет эдак… — он задумывается, видимо, припоминая количество лет, — много, в общем. Она тогда совсем кроха была. Забиралась на меня и требовала покатать. Мы с дедом эти качели и поставили ради нее, собственно. На этих качелях она мне рассказала о своем первом мальчике… — Игорь вздыхает.

— А где сейчас твоя сестра? — спрашиваю осторожно, помня, что он ни разу не упоминал о сестре. О брате рассказывал, а о сестре – ни слова.

— Тая живет с дедом в деревне. Когда родители развелись, дед забрал ее себе, потому что отец не позволил маме воспитывать его дочь. Тогда мы узнали, что Таю родила другая женщина. Знаешь, а ведь мама никогда не обижала ее и любила, даже больше нас, своих сыновей. Тайка всегда для нее принцессой была, — я слышу, как он улыбается. А в груди щемит тоска. Что-то слишком часто за последние дни его тянет на откровения.

— У тебя потрясающая мама, — улыбаюсь я, опуская «была», чтобы не тревожить боль.

— Восемь лет назад у мамы диагностировали порок сердца, — заговаривает он снова после долгого молчания. — А два года спустя отец ушел от нее. Он женился почти сразу после развода. Его жена неплохая женщина, искренне заботится о нас, хотя мы уже давно взрослые все. И  Тайку балует…Правда сейчас у нее своих забот хватает…

— Гарри! — радостный вопль оглушает. Я резко поднимаюсь, в один момент оказавшись стоящей рядом с Игорем. А вокруг – никого.  — Гарри! Ты приехал! — снова детский крик, а следом из-за яблони появляется рыжий мальчуган лет восьми. Со всех ног он несется на нас и в считанные секунды виснет на Игоре, закрывшего меня своей спиной. — Ура! Я знал! Знал, что ты приедешь! — радуется мальчуган, обнимая Игоря за шею и не забывая трясти ногами, видимо, от радости. И тут мальчишка замирает, заметив меня. Он тут же скатывается с рук Игоря и подходит ко мне. А взгляд-то какой серьезный. Я невольно сдерживаю смех, но улыбка все равно растягивает губы.

— Привет, — протягиваю мальчугану руку. Он продолжает меня рассматривать, и я спешу представиться: — Я  Маша.

Но мальчуган словно не слышит меня, он смотрит на Игоря и вдруг выдает:

— Зачетная девчонка, Гарри! Это твоя Гермиона?

Я округляю глаза, совершенно растерявшись от происходящего. А Игорь с серьезным видом качает головой и, подхватив мальчишку на руки, усаживает его на свои плечи и убежденно заявляет:

— Нет, мой друг, это моя Джинни, — и подмигивает мне.

И я взрываюсь хохотом.

Мальчишка с изумлением оборачивается ко мне, согнувшейся пополам от смеха.

— Ой, не могу… — сквозь смех и слезы. Вдох-выдох. Но стоит взглянуть на изумленного рыжего мальчугана, как смех накатывает снова. Надо же! Поклонник Гарри Поттера!

Игорь спускает мальчишку на землю, что-то шепчет ему на ухо. Тот кивает радостно и улепетывает, оставляя нас одних. Игорь приседает передо мной на корточки, заглядывает в раскрасневшееся лицо.

— Поклонник юного волшебника? — успокаиваясь, киваю в сторону умотавшего мальчишки.

— Любимая книга, — улыбается широко. — У него вся коллекция собрана и каждая зачитана до дыр.

— Книги – это прекрасно, — отсмеявшись, приседаю напротив Игоря. И сразу возникает ощущение некоей интимности, как будто у нас есть большой-большой секрет, о котором мы тут тайком перешептываемся. Качаю головой. Нет, это все мальчишка, так ловко втянувший в сказку, ничего при этом не сделав.

— Это еще что, — хмыкает Игорь. — Погоди, он еще притащит очередной сценарий и непременно втянет нас в игру. Вот увидишь!

Он поднимается и подает мне руку. Я вкладываю свою ладошку в его, сжимаю, переплетая пальцы. И замираю в опасной близости, сейчас стрекочущей напряжением.

— А он…

— Мой сводный брат, — предугадывает мой вопрос. — Захар.

— Какая у тебя большая семья, — выдыхаю с улыбкой, пока мы медленно движемся в сторону светящегося окнами дома, держась за руки как влюбленные подростки.

— Только не то все это, — в тихом голосе Игоря слышится горечь. Мимо проносится Захар, чуть не сшибив меня. Невольно отпрянув оказываюсь в объятиях Игоря. Замираю, затаившись. — Своего хочется. Чтоб вот такой носился по двору. Свой, понимаешь?

Сглатываю, сбитая с толку. Своего. Как тут не понять. Детей он хочет, семью. То, чего я не могу ему дать. Со мной у него никогда не будет полноценной семьи.

— Марусь, — зовет, за подбородок приподнимая мое лицо. — Что случилось? Что опять не так?

Но меня опережают.

— Игореша, милый!

Я резко отступаю, оборачиваясь. Навстречу нам идет молодая блондинка в кричащем платье, выставившем напоказ все прелести. Высокие каблуки, красный шелк короткого платья, откровенный вырез, яркий макияж и распущенные волосы, волнами струящиеся по плечам и груди четвертого, не меньше, размера. Короткий смешок срывается с губ. Но когда девица, покачивая бедрами, бесцеремонно отодвигает меня в сторону, чтобы прижаться к моему — моему! — мужчине, становится не смешно. Бешенство вскипает в крови, сбивает дыхание. А девица времени зря не теряет, обвивает руками шею Игорю, теснее притискиваясь своей кормой к груди соседушки, который, кстати, и не сопротивляется.

— Эй, красавица, — окликаю я, с трудом сдерживая злость. Девица нехотя переводит взгляд на меня. — Ты часом причал не попутала?

Она стекает с Игоря, с презрением глядит на меня. Хорошо хоть пальчиком не тыкает.

— Игореша, это что за недоразумение?

Это я-то недоразумение?! Я не леди, я могу и в глаз дать. Игореша ответить не успевает. Шагнув к девице, скривившей свою напомаженную мордашку, выбрасываю вперед кулак. Секунда и под моими пальцами хрустит красивенький нос. Девица визжит, зажав нос, из которого хлещет кровь. И матерится, похоже. Да, точно! Аж слюной брызжет, вмиг сбросив с себя шелуху самой невинности.

Игорь перехватывает меня. И я ощущаю, как он сотрясается от смеха. Вскидываю на него глаза. Точно – смеется! Вон как глазищи сверкают весельем. Я уже раскрываю рот, чтобы ответить на его самодовольство, как он выдыхает мне в губы:

— Ты такая красивая, когда злишься. Так бы и съел, — и прихватывает губами кончик носа. — Ревнуешь меня.

— Кто? Я? — задыхаюсь возмущением. — Да ни в жизнь!

— Ревнуешь, ревнуешь, — и радуется, как ребенок. Ну вот как меня так угораздило?

— Ты! — кто-то толкает меня в бок. Ах да, давешняя девица!

— Брысь, — отрезает Игорь, увлекая меня к веранде, где собрался целый зрительный зал.

Девица что-то кричит нам вслед, но ее голос стирается другим, властным, от которого хочется спрятаться.

— Здравствуй, сын…

Но я выдерживаю прямой взгляд ореховых глаз, молодых и сияющих весельем. У Игоря глаза отца. И высоковольтное напряжение, искрящееся между мужчинами. Не подходи – убьет. Никто и не решается. Даже изящная рыжеволосая женщина с мягкой улыбкой восьмилетнего любителя сказок и волшебства. Супруга Грозовского-старшего, вне сомнений.

— Извините, — вклиниваюсь в молчаливое противостояние двух вожаков. Грозовский-старший снова обращает на меня внимание. — Неудобно вышло, — и я праведно краснею, хотя мне ни капельки не стыдно.

— Да бросьте, — его голос смягчается, переливается нежностью и властью. Пугающее сочетание. — Я рад, что у моего сына такая женщина. Владимир Демьянович, отец.

— Мария, — и протягиваю руку для пожатия, но Владимир Демьянович прикладывается к ней в джентльменском поцелуе. Я смущена и тороплюсь забрать свою ладонь, чувствуя, как весь сжался Игорь рядом. Но Владимир Демьянович не отпускает, а приглашает меня на веранду, вынуждая следовать за ним. Но Игорь перехватывает меня за талию, прижимает к себе, хмуро, почти зло смотрит на отца. Дает понять, что я – его. И Грозовский-старший уступает, выпустив мою ладонь.

Вот и познакомились.


Глава 10.

10.

Июнь.

Разношерстная у генерала компания подобралась. Стоит вспомнить давешнюю девицу, липнувшую к Игорю. Сбежала нос спасать, но грозилась вернуться и отомстить. От этой мысли становится весело. Я потягиваю сок, не сводя глаз с мотающегося по лужайке Захара. К нему присоединилась еще парочка детишек, видимо, друзья. И теперь они отлавливают и уничтожают монстров, коими выступают садовые фигуры. За круглым деревянным столом шумят гости. Я их не запоминаю, да и зачем мне? Если уж Игорь тут гость нечастый, так я вообще здесь первый и последний раз. Правда Грозовский-старший ведет себя так, будто я самая большая ценность на этом празднике, обхаживать пытается.  Неужто никогда прежде не встречал сына с барышней? Или тот никогда не приводил их в дом? Даже жену? Странно это. Все странно. Весь этот треклятый вечер: и люди, и мачеха Игоря, никак не вписывающаяся в компанию офицеров и их жен, холеных и надменных, и сам Игорь, не выпускающий меня ни на секунду. Да и мне все время хочется сбежать. Усталость сказывается: глаза слипаются, и голова уже ничерта не соображает. А в такой компании надо держать ухо востро, иначе сожрут. А с виду такие добродушные люди. Но жизнь приучила не доверять первому впечатлению, а под удачные маски заглядывать не с руки. Отец бы их всех раскусил в один миг. Мысли о папе согревают и я понимаю, как мне повезло с ним. С мамой. И я ни за что в жизни не променяла бы их на других. Даже когда мама оставила меня в приюте, я помнила – она у меня самая лучшая. Невзирая на обиду, озлобившую меня, сделавшую изгоем – я никогда не переставала любить маму. А отца ненавидела. Долго и упорно. Вернее того, кого много лет считала таковым. А потом появился Крис Корф – моя мечта из маминых историй. Мой герой. Сейчас я понимаю, что окажись папа бандитом – я бы пошла с ним куда угодно, потому что я всегда верила ему безоговорочно.