Телефон обнаруживается в ворохе одеяла на полу. Я злюсь, а Игорь весел и игрив. Не сводит с меня голодного взгляда, перевернувшись на бок и подперев рукой щеку.  Словно я не девушка, а миска сметаны. И улыбается ехидно так, по-кошачьи. Скотина! И Розетта! Когда только спеться успели? Неужели она за одну короткую встречу выложила этому наглому котяре все обо мне? Как?!

Задыхаясь от злости, выдыхаю в трубку резкое и короткое: «Да!»

— Мари? — испугавшись, и оттого тихо звучит голос подруги в трубке. Ее сестрица Пашка сразу же выдала бы едкую фразу по поводу моего ора, а эта даже дышит едва.

— Я, Розетта, я. И я в гневе. Ты даже не представляешь, в каком.

А Игорь, откинувшись на подушки, приглушенно смеется. И я понимаю, что попала по-крупному. Что вот сейчас сдала себя…нас с потрохами, хотя не планировала совершенно кому-то рассказывать о бурно проведенной днерожденной ночи в компании подозрительно довольного соседа. Вот засада-то, а.

— Мари, ты что, не одна?

Какая проницательность, просто поразительно. Вздыхаю, старательно придумывая, как бы ответить. Без потерь, так сказать.

— Гроза, ты что, с Фредом?! — Розетта кричит так, что я отодвигаю трубку на безопасное расстояние. Сама при этом выуживаю из шкафа джинсы и свитер с высоким воротом. Под свитер – белая майка и простые хэбэшные трусы под джинсы. И все это под возмущенные возгласы Розетты в трубке, выводящую из себя трель дверного звонка и невозмутимость соседушки.

— Роза, хватит уже трезвонить в двери!  — приходится переключиться на громкую связь. Одеваться с телефоном в руке чертовски неудобно. На Игоря предпочитаю не смотреть. — Я уже одеваюсь! И нет, я не забыла про экзамен. Да чтоб тебя, — это уже свитеру, в котором я умудряюсь запутаться. А Розетта продолжает выносить мне мозг на тему, что этот козел Фред (он же сволочь и придурок Федька) меня только использует. Что насрать (и откуда только нахваталась таких словечек наша тонкая душа?) ему на меня, ему бы поглубже в папином бизнесе увязнуть, чтобы…

Дальше дослушать мне не дают. Игорь одновременно делает сразу несколько вещей: отключает Розетту и стягивает с меня перекрученный напрочь свитер. А потом надевает его на меня, поправляя высокий воротник и чмокнув в кончик носа. И уже совершенно одетый сам. И когда только успел?

— Значит так, ты сейчас идешь на кухню и нормально завтракаешь. Кофе и блинчики на столе. А я тем временем иду к себе, принимаю душ, переодеваюсь и везу тебя в институт. Все ясно?

Киваю, как завороженная, с трудом подавив острое желание отдать честь. Ишь раскомандовался, грозный начальник.

— Ну и чего стоим? Дуй на кухню. Живо!

— Есть, товарищ генерал! — шутливо козыряю, не удержавшись. Но на пороге замираю. — Там за дверью Розетта, — предупреждаю.

— Прорвемся, — отмахивается Игорь. Как именно он намерен прорываться мимо фурии Розетты я предпочитаю не видеть. Впрочем, ошеломленное лицо подруги говорит само за себя: прорыв прошел без потерь. По крайней мере, со стороны моего веселого соседушки.

— Это…не…Фред, — не сводя загипнотизированного взгляда с входной двери, выдыхает Розетта.

— Определенно не он, — соглашаюсь с подругой, пряча улыбку в чашке кофе.

— А…кто? — она все-таки садится на стул и переводит на меня потрясенный взгляд. Кажется, даже ее медные волосы потускнели от пережитого, судя по ее выражению лица, шока.

Пожимаю плечом.

— Лупоглазик.

— Лупо…кто? — ее и без того большие глазищи превращаются в блюдца. А на лице – все тоже потрясение.

— Лупоглазик, — повторяю с улыбкой. И я вижу, как она начинает понимать, о ком речь. Понимает и восхищается. И вот уж наверняка не мной. Да что с ней такое? Как будто мужиков никогда не видела, ей-богу! Это меня злит, и аппетит пропадает, как и все веселье. Что такого в этом мужике, что даже моя Розетта реагирует на него так, словно я не переспала с ним, а луну с неба достала, как минимум?

— Мари, я в шоке, — отмирает, наконец, Розетта и нагло отпивает кофе из моей чашки. — Какой самец. Ммм, — и облизывается, как самая настоящая кошка. Рыжая и бесстыжая. Да что же меня на котов прям с утра тянет: все какие-то сравнения, аж жалко бедных четвероногих.

— Так все, хватит! — встаю резко, злясь еще больше. Сижу тут как послушная дура и дожидаюсь благородного соседа. Дудки ему! Сама доберусь, а то возомнит себе еще. А нечего! Подумаешь, переспали. Это еще не дает ему никакого права мне указывать. — Ты на машине?

Подруга кивает.

— Отлично. Тогда поехали.

Уже в салоне уютной «Daewoo Matiz» Розетта со смехом выдает:

— Ты молодец, подруга! Мужик что надо, — она поднимает верх большой палец. — Я очень за тебя рада. Надеюсь, тебе понравилось?

Я лишь фыркаю в ответ. Понравилось еще как. От мгновенно нахлынувших воспоминаний становится жарко. Подруга понимающе улыбается. Но едва мы выезжаем из двора, как телефон пиликает входящим сообщением:

«Поиграем в кошки-мышки? Не вопрос. Только ночью не жалуйся, сладкая».

И не нужно гадать, кто отправитель. Вот только хрен тебе, а не ночь, соседушка. Сегодня ты в пролете. И, улыбнувшись, собственной стойкости, утыкаюсь в окно, настраиваясь на предстоящий экзамен.


Глава 5.

5. Декабрь.

Театр абсурда – слишком литературное определение тому, что именуется экзаменом в стенах нашего "храма знаний". Вернее будет – психушка. А все так серьезно начиналось: первая пятерка студентов, дрожь коленей и нервное подрагивание пальцев при вытягивании билетов. И суровый голос Тимофея о положенных двадцати минутах на подготовку. Впрочем, мне не страшно. С тех пор, как нашего деловитого и крайне строгого препода ОПД, в расписании значащимся как «Основы предпринимательской деятельности», мне довелось повстречать на сходке стритрейсеров – уважения к нему прибавилось, а страх понизился на пару градусов, чего не скажешь о его предмете. Да и вообще вся затея учебы на экономическом факультете была идиотской, но папиной, а значит не подлежащей оспариванию. Приходилось мириться, пока мои любимые родители не родят наследника. А то к бизнесу у меня вот совершенно душа не лежит, как и к вопросам билета.  В общем, не повезло сегодня Тимофею – придется ему лицезреть меня еще разок. Думать не хочется совершенно. Но только о билете. О другом вот думается прекрасно: в красках, с ощущениями прикосновений на коже, с толпой мурашек от внезапного возбуждения и улыбкой. Совершенно блаженной, не укрывшейся от проницательного Тимофея.

— Вишневская, я так полагаю, вы уже готовы отвечать, — краем глаза замечаю, как он мягко, совершенно по-кошачьи, подходит ближе (мой мозг сегодня определенно играет со мной злую шутку – всюду кошаки мерещатся) и прослеживает мой взгляд, — раз уж любуетесь местным пейзажем.

— Было бы чем, — на автомате огрызаюсь я и тут же прикусываю язык. Но смотреть на Тимофея никак нельзя. Убьет одним взглядом наверняка. А папу не хочется разочаровывать. К тому же Тимофей – скотина принципиальная, взяток не берет, только студентов измором. Его боятся и тихо ненавидят. Но рассказчик он великолепный, как и водила. А еще его считают геем почти все студентки факультета. Ну как же – такой красавчик (косая сажень в плечах, черные до плеч волосы, правильные черты лица, чувственные губы и большие глаза небесной синевы) и ни разу не повелся на коротенькую юбочку, откровенный вырез и недвусмысленные намеки. Впрочем, как поговаривают – он и на прямые предложения реагировал исключительно невозмутимым взглядом и очередной пересдачей горе-любовнице. Однако это никоим образом не помешало моей подруге Пашке безнадежно втрескаться в это непрошибаемое «чудо».

— Да уж, пейзаж, надо сказать, глубоко…урбанистический, — уныло протягивает  Тимофей.

И в этот момент происходит сразу несколько вещей: сокурсники взрываются смехом, я во все глаза таращусь на широко улыбающегося Тимофея,  у кого-то звонит мобильник, а в аудиторию входит совершенно невозмутимая Пашка. Под изумленным взглядом Тимофея, замершего со звонящим телефоном в руке (так вот, значит, у кого так рвет струны старый добрый «AC/DC»), легким шагом на высоченной шпильке она разит наповал всех парней аудитории. Да я сама в шоке и есть от чего! Модная короткая стрижка открывает смуглое личико с легким макияжем, в ушах – россыпь серебра в виде серег разной длины, а тонкая фигурка обтянута черным шелком платья. Глухое, с длинным рукавом, чуть выше коленей, оно – верх сексуальности, подчеркивая все достоинства Пашки, отчего-то так тщательно ею скрываемые под рваными джинсами и косухой. Ну и, конечно же, в довершении образа вышеупомянутые шпильки, выстукивающие «цок-цок» по паркету аудитории. И хард-рок ей шлейфом.

— Я сейчас умру, — выдыхает Пашка шепотом, чуть поморщившись, — эти шпильки меня доконают. А это тебе, — и ставит передо мной подарочный пакет. Не удерживаюсь, заглядываю внутрь и присвистываю.

В аудитории повисает тишина и в ней:

— Новак, я вам не мешаю? — саркастическая ухмылка, идеально изогнутая бровь и в который раз сброшенный вызов. Кто ж так упорно добивается внимания нашего Тимофея? Неужто очередная пассия? А еще я вдруг замечаю, что обычно уравновешенный до безобразия Тимофей – зол. И не просто так, а на…Пашку. Собственно, к ней и обращается. Да и смотрит исключительно на нее и в этом взгляде такая буря эмоций помимо злости. Усмехаюсь. Чудны дела твои, Господи!

— Абсолютно, — отмахивается Пашка. Тимофей щурится, кивает, словно принял какое-то важное решение и все-таки отвечает на звонок. А я возвращаюсь к своему подарку. Оживляются и любопытные сокурсники.

— Откуда? — только и спрашиваю, смотря на ключи от машины, лежащие сейчас на ладони. Я откуда-то точно знаю, от чьей машины эти ключи. Это, конечно, здорово, вот только ощущение, что со мной вот так расплатились за секс, отравляет кровь. И записка с коротким: «Спасибо» — лишь добавляет горечи.

— Один красавчик на желтой тачке передал, — пользуясь отсутствием Тимофея, громко отвечает Пашка. — Кстати, — и понизив голос до шепота, — его там девки облепили со всех сторон. Уведут.

— Где облепили?

— Так у входа в универ.

Я быстро вскакиваю с места, но тут же сажусь обратно, остановленная веселым взглядом вернувшегося Тимофея. А потом начинается действо, в стенах нашего чопорного универа не просто парадоксальное, а сумасшедшее. Следом за Тимофеем в аудиторию заваливается весь наш курс, еще минуту назад бьющийся в нервном припадке в коридоре, рассаживается по местам. Садится и Пашка и глаз не сводит с усевшегося на угол своего стола профессора. Руки на груди скрещивает, ноги – в лодыжках. А в глазах – черти пляшут. Вот так да. Кто же нашему Тимофею настроение так поднял? Отблагодарить бы звонившего, да неизвестен абонент, к сожалению.

— Итак, господа студенты, — гомон стихает, а напряжение повисает. И тишина, звенящая, ненавистная. А Тимофей как заправский актер мелодрам выдерживает паузу. Театрально. — В виду того, что я сегодня очень добрый, предлагаю следующий расклад. Староста ваш в две минуты собирает зачетки, и все, кто посещал лекции, получают твердую «четверку». Остальные приходят ко мне после Нового года. И без лишних эмоций, — пресекает попытки студентов порадоваться такой удаче. Староста наш: долговязый блондин Димка Столетов, со скоростью света собирает зачетки и бухает стопку перед Тимофеем. И пока тот осчастливливает подофигевших сокурсников, я спинным мозгом чую, что неспроста все это. Ну не бывает в жизни таких совпадений: телефонный звонок, Пашка, подарок, а потом вот это…действо. Но сложить все вместе никак не удается. И под смешливым взглядом синих глаз неуютно.

А Тимофей протягивает мне зачетку.

— С днем рождения, Вишневская, — с улыбкой. — И поторопитесь. Вас там ждут. А то ведь и правда уведут, как пить дать.

— А откуда вы…

— Иди, Мария, — отчего-то строго и на «ты», — а то я могу и передумать. И фиг ты мне экзамен сдашь, сечешь?

Киваю, отчетливо понимая, что этот может и все лето промурыжить. Из вредности. С Пашкой двигаем на выход. Но уже в дверях до нас доносится тихое:

— Поля, не уходи.

Оборачиваюсь на подругу. Та стоит с таким потрясенным видом, что мне становится страшно.

А потом:

— Маш, ты иди, а я…

Я лишь киваю, мягко улыбаясь. Все ясно с этими двумя. Гей? Ну-ну. Закрыв за собой дверь и дождавшись щелчка закрываемого замка, покидаю стены универа.

А на улице лопатый снег хлопьями кружит в воздухе, устилает белым ковром ступени универа, прячет под собой бесстыже-рыжее чудо, глядящее на меня осиными фарами. Лупоглазик. Грациозный. Манящий. Невероятно быстрый и абсолютно чуждый городу с его правилами.

И контрастом мужчина во всем черном: туфли, брюки, короткое распахнутое пальто с поднятым воротником и черная водолазка под ним. Сердце пропускает удар. Мужчина совершенно безмятежно улыбается, не сводя с меня янтарных глаз. Еще один пропущенный. А в идеальной, волосок к волоску прическе, запутываются снежинки. И так хочется зарыться пальцами в эти волосы, взъерошить, а потом нюхать ладонь, на которой обязательно останется его запах. Третий пропущенный. Похоже, я таки схожу с ума.