— Тебя подвезти? — спрашивает Джеймс.

— Нет, спасибо, — говорю я. Мне не хочется находиться с ним в одной машине. — У меня мало времени, поеду на поезде.

— Со мной быстрее. — Он криво усмехается и, похоже, все понимает. — Не беспокойся, я не собьюсь с пути. Я уже научился двигаться вперед к намеченной цели.

Хорошо, я все поняла. И решаю поехать с ним. До начала съемок меньше часа, и у меня тяжелая сумка.

— Если твоя цель — Девятая авеню, то я еду с тобой. Вперед.

Сегодня мы с Керком готовим пирог с лаймом или, если можно так сказать, наш вариант этого пирога. После успеха «Шоколадного сюрприза» мы поняли, что Америке понравится что угодно, лишь бы в рецепте были маршмеллоу из упаковки, тягучий шоколад или леденцы. А лучше все они, вместе взятые. Как мы и задумывали, шоколадки «Кит-Кат» делают пирог более хрустящим и он становится полезнее, потому что мы добавили фруктовые «Скиттлз». Естественно, со вкусом лайма. Как обычно, президент канала Кен Шабли вне себя от радости. Или, может быть, он просто любит сладкое.

— Вы оба просто великолепны, — говорит Кен после съемок, уминая большой кусок пирога. — Такая корочка! Просто гениально!

Я слышала, что появилось восемь новых способов для определения коэффициента умственного развития. Но кто мог предположить, что один из них — это отказ от «Сникерса» ради «Кит-Кат»?

— Наша Сара — гений, — говорит Керк. Он немного лукавит, потому что приготовить интернациональное блюдо на следующей неделе — это его идея. За основу мы возьмем рецепт рыбы по-шведски.

— Шоу пользуется таким успехом, что у меня есть для вас большой сюрприз, — говорит Кен и берет еще кусок пирога прямо с сервировочного блюда. — Вы двое и… автобус.

Что-то Берни постоянно ошибается. Конечно, просить лимузин — это уж слишком, но, возможно, она могла бы вытребовать для нас представительский «таун-кар».

— Полноценная рекламная кампания, — объясняет нам Кен. — Ваши фотографии на всех автобусах маршрута, проходящего через Лексингтон-авеню. Если рейтинг еще вырастет, мы охватим и Мэдисон-авеню.

Президент телеканала слизывает с пальцев крошки «Кит-Кат», а Керк за его спиной поднимает вверх большие пальцы. Он не хочет показывать Кену, что, даже будучи звездой дневного телеэфира, он в восторге от того, что его фотография появится на автобусах маршрута М-101, которые ходят мимо универмага «Блумингдейл». И если все будет хорошо, возможно, скоро и покупатели «Барни» увидят рекламу нашего шоу.

— Рекламная кампания? Здорово! — говорю я, задумываясь о том, как мои морщинки вокруг глаз будут смотреться на огромном постере. Ведь во всем мире не хватит запаса краски, чтобы заретушировать их.

— Фотосессия во вторник через неделю, — говорит Кен. — Вы просто великолепны! Будете отлично смотреться! — Он уже направляется к выходу, но внезапно оборачивается. — Сара, до съемок ты должна что-нибудь сделать с волосами. Можешь не экономить, я оплачу счет. Но не больше девяти долларов. Может быть, заедешь в «Дуэйн Рид» и купишь «Л'Ореаль Преферанс»? Или на свое усмотрение.

Я бы предпочла сохранить свой естественный цвет. Но когда Кен уходит, мои руки инстинктивно тянутся к волосам — я уже давно убедила себя, что они у меня не бесцветные, а блестящие каштановые. Теперь я уже не очень в этом уверена. Подошедший Керк берет пальцами прядь.

— Было бы неплохо высветлить их, — .мягко замечает он. — Я отведу тебя к Филиппу, моему парикмахеру.

Я смотрю на светлую шевелюру Керка — кажется, что его волосы выгорели во время долгих занятий серфингом. Хотя только теперь я понимаю, что пляжа поблизости нет и Керк проводит почти все время под горячими софитами, а не на солнце.

— Ты актер, — говорю я ему, — а я преподаю детям искусство. И мое общение с красками ограничивается палитрой.

— Эй, сейчас ты уже телевизионная знаменитость, — поддразнивает меня Керк. — Тебе на это даже деньги выделили!

— И сколько волосков твой парикмахер высветлит за девять долларов?

— Не волнуйся, он мой должник, — смеется Керк. — Я познакомил его с Роджером, гримером, который работает у нас в сериале, и с тех пор они вместе.

Парикмахер и визажист в одной семье? Надеюсь, они усыновят ребенка, ведь с такими родителями он не будет ни в чем нуждаться.

Полчаса спустя я сижу в кресле в салоне Филиппа, и он рассказывает, как мне повезло, что я вовремя пришла к нему. И похоже, он говорит не о том, что у нас еще есть время перед следующим клиентом.

— Не представляю, как они пустили тебя на телевидение в таком виде, — говорит он, методично намазывая пряди белой вонючей смесью и заворачивая их в фольгу. — Когда я закончу, ты наконец-то будешь похожа на себя.

— А на кого я раньше была похожа?

— Гм… дорогая, не заставляй меня говорить это, — качает головой Филипп, не желая меня травмировать.

Керк воспользовался тем, что мы пришли в этот салон на небольшую экскурсию, и решил подкрасить брови. Оказалось, он предпочитает, чтобы они были ровно на два оттенка темнее, чем самая светлая прядь волос. Для меня это целый новый мир. Я уже не помню, когда в последний раз выщипывала брови, а теперь вдруг узнаю, что некоторые их красят. И это не последнее мое открытие.

— Я хочу, чтобы мои волосы на лобке были очень-очень светлыми, — слышу я женский голос из другого угла салона.

На лобке? Смотрю в зеркало и вижу, что кресло у меня за спиной скрыто за ширмой. Неужели не осталось ничего естественного и на теле человека нет больше девственных мест?

— Светло-белые, а не светло-желтые! — громко командует женщина. — И уж точно без красного оттенка!

Почему без красного? Ведь у Люсиль Болл[17] была масса поклонников. Но у этой женщины совершенно иной подход к цвету. Представляю, как тяжело приходится ее парикмахеру, но, наверное, еще хуже чувствуют себя маляры, которые работают в ее доме.

Филипп, заслышав эти слова, хихикает.

— Это одна из наших самых сложных клиенток, — шепчет он, заворачивая очередную прядь. — Она пытается вернуть бывшего мужа. Могу только представить, что она предпримет дальше.

— Должно получиться идеально, — высокомерно командует дама за ширмой, — иначе я не уйду отсюда.

Это звучит так, словно она переживает за свой индивидуальный стиль, а не из-за цвета волос на лобке. Но с другой стороны, откуда мне знать? До сегодняшнего дня я высвечивала только важные моменты в учебниках — розовым маркером.

— Завтра вечером у меня свидание, я иду в театр, — говорит женщина. — И этот вечер должен завершиться в постели.

Я слегка привстаю, вцепившись в ручки кресла. И внезапно понимаю, кто она — эта дама, решившаяся на кардинальное преображение.

— Мими! — шепчу я.

Ко мне подходит Керк. Его брови теперь смотрятся просто великолепно — они словно выгорели на солнце.

— Мими, — снова в панике повторяю я. Керк тут же вспоминает джакузи и, будучи хорошо знакомым с сюжетами «мыльных опер», понимает, что здесь развязывается небольшая драма. Он закрывает мое кресло ширмой.

— Говори тише, и она никогда не узнает, что ты здесь, — советует он. — Ты в безопасности.

Да, она меня не заметит. Но смогу ли я закрыть глаза на случившееся? Сначала она уходит и разбивает Брэдфорду сердце. А теперь снова хочет заполучить его. И разбить мое.

Керк кладет руки мне на плечи, покрытые коричневой пластиковой накидкой, и осторожно массирует их.

— Ты звезда, а Мими только мечтает ею стать. — Он пробует успокоить меня. — Я имею в виду не только телевидение, но и жизнь. Что бы она ни делала, Мими не может тягаться с тобой.

Филипп понимает, куда он клонит.

— Не волнуйся, дорогая, — ободряюще произносит он. — Я видел ее лобок, тебе не о чем волноваться. — А потом он поворачивается к Керку: — Но если предстоит соревнование, может быть, стоит высветлить Саре волосы сильнее, чем мы планировали?

— Конечно, — соглашается Керк.

И я становлюсь блондинкой. Почти два часа спустя, когда мы с Керком собираемся уходить из салона, я бросаю на себя в зеркало последний взгляд и стараюсь разглядеть знакомые черты в женщине, которая смотрит на меня.

— Не слишком ли? — спрашиваю я.

— Нет, все как надо, — говорит Филипп. — Я взял основной цвет, как у Мэрилин Монро, высветлил пряди, как у Мадонны, и, чтобы все уравновесить, добавил немного оттенка Риз Уизерспун.

Когда на моей стороне столько талантов, может быть, имеет смысл стремиться к чему-то большему, чем простое кулинарное шоу?

К тому моменту как мы выходим, солнце уже начинает садиться. В Нью-Йорке это волшебное время — город переливается в лучах солнца и кажется, что на него опускается необыкновенная тишина. Ты почти ощущаешь, как замирает привычная суета вокруг: люди, толкающиеся в магазинах в субботу, разъехались по домам, а любители ночной жизни еще не успели выйти.

— Правда, красиво? — говорит Керк, глядя на последние лучи заходящего солнца, сияющие из-за декоративных башенок Крайслер-билдинг. — Давай возьмем что-нибудь поесть.

Умираю от голода. Я ведь даже не попробовала пирог, который мы приготовили, хотя мне его и не хотелось. Насколько я помню, последнее, что я сегодня клала себе в рот, — это пригоршня «Скиттлз».

— Спасибо, но мне нужно домой, к Брэдфорду, — говорю я.

— Хочешь предупредить его о коварных планах экс-супруги?

— Нет, я не хочу обсуждать с ним Мими. Где я была, что делала… Все закончится ссорой.

— Я могу тебе помочь? Хочешь, поиграю завтра в детектива и прослежу за ними после спектакля?

— Неплохая идея. Но ты можешь оказать мне более существенную услугу. Почему бы тебе не жениться на ней?

Керк смеется:

— Я не уверен, что после этого она перестанет донимать вас.

Я задумываюсь над его словами и решаю, что в некотором роде он прав. Что бы ни произошло, Мими всегда будет присутствовать в нашей жизни. И мне нужно решить: смирюсь я с этим или нет?

— Пойдем, давай расслабимся, — предлагает Керк. — Мое любимое место всего в двух кварталах отсюда.

Я сдаюсь, поняв, что если я не поем сейчас, то всю дорогу в поезде буду жевать картофельные чипсы.

— Хорошо, — соглашаюсь я, — только быстро.

Как оказывается, любимое место Керка — скромное кафе с самыми обычными столами, двухцветным линолеумом на полу и несколькими предметами мебели пятидесятых годов. Но, судя по стройным длинноногим девушкам и крепким мужчинам, которые отдыхают за столиками в зале, Керк не единственный актер, который любит это место. Сногсшибательной красоты официантка, которая, видимо, работает здесь в перерывах между съемками для «Вог», радостно обнимает Керка. Она подводит нас к столику и, протягивая меню, улыбается мне:

— Великолепный цвет волос. Кто его сотворил?

— Филипп, — отвечает за меня Керк.

— Мне следовало догадаться, — говорит девушка и уходит, откинув назад свои белокурые, до талии, локоны.

Мы заказываем по омлету и графин вина. Я смущаюсь и постоянно трогаю волосы.

— Я все еще сомневаюсь насчет этого цвета, — говорю я, вытягивая прядь, чтобы рассмотреть, насколько она желтая. — Я думала, будет не так заметно.

— Выглядит потрясающе, — говорит Керк. И чтобы доказать мне это, подзывает нескольких своих приятелей и устраивает опрос относительно соломенного цвета моих волос. — Что скажешь? — спрашивает он каждого.

После того как все комментарии выслушаны и голоса подсчитаны, мы имеем три «Великолепно!», два «Филипп определенно превзошел сам себя!» и одно «Очень красиво! Даже для немолодой женщины!».

— Неплохо, — удовлетворенно кивает Керк. И я должна признать, что они все вынесли мне вотум доверия. Даже замечание о том, что я немолодая женщина, не волнует меня. Ведь это сказал симпатичный парень, которому едва исполнилось восемнадцать.

Приятели Керка садятся за наш столик и начинают рассказывать забавные истории о съемках и не только. Я смеюсь и получаю удовольствие от происходящего, и несколько минут внезапно превращаются в целый вечер. Пару раз звоню домой, но никто не снимает трубку. Оставляю на автоответчике сообщение, что вернусь поздно. Но все равно задерживаюсь дольше, чем планировала, потому что, когда я прибегаю на вокзал, оказывается, что поезд до Хэдли-Фармз ушел всего сорок секунд назад.

— Подождите! — кричу я и бегу по платформе. Но поезд издает гудок и набирает ход. Они никого не ждут. Ни мужчин, ни женщин, пусть даже блондинок. Расстроенная, я возвращаюсь на почти пустую станцию. К этому часу остается открытым лишь кафе «Старбакс». Ну и ладно, я снова поем. Ведь сейчас субботний вечер, и следующий поезд придет только через час. Вот сколько придется ждать, чтобы потом ехать каких-то тридцать восемь минут!