1.

ShamRain – Passing Shadows


Хриплое дыхание вырывается из моего рта вместе с паром, растворяясь в холодном утреннем воздухе. Лёгкие горят от нехватки кислорода, щёки пылают, ног я почти не чувствую – я бегу уже двадцать минут по пустой улице. Несмотря на пробежку, мои руки холодные, словно я недавно держала их под струёй ледяной воды. Пальцы не слушаются, и я понимаю, что почти не могу согнуть их.

4 утра. Солнце медленно начинает появляться из-за горизонта, и предрассветное небо постепенно становится бледно-розовым – июнь в этом году обещает быть тёплым.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и осматриваюсь. В наушниках играет тихая мелодия группы ShamRain, накрывающая все мои мысли и не позволяющая думать ни о чём, кроме слов песни и подкашивающихся коленях, которые норовят подвести меня и поцеловаться с асфальтом.

Футболка взмокла, волосы, собранные в хвост, растрепались, и мне приходится убрать выбившуюся прядь за ухо, чтобы она не мешалась.

Город всё ещё спит. Пустые улицы окутывает тишина, и складывается такое впечатление, что все жители просто взяли и исчезли и что в этом мире нет никого, кроме меня. Я осматриваю ровно подстриженные газоны, красивые домики с маленькими заборчиками, замечаю флаг США, неподвижно замерший из-за безветренного утра.

С ужасом понимая, что меня охватывает дикое безразличие, я срываюсь с места и продолжаю свою пробежку. Щёки пылают, хочется остановиться и присесть на ближайшую скамейку, но я этого не делаю. И не потому что скамеек поблизости нет – я наоборот ускоряюсь, чтобы довести своё тело, а главное разум до вымотанного состояния, чтобы у меня не осталось сил ни на движения, ни на мысли.

Занятия в школе начинаются в девять – у меня есть несколько часов, чтобы вернуться домой, принять душ, позавтракать и доделать некоторые задания. Потом приедет школьный автобус, чтобы забрать моего соседа на занятия, а я как обычно сяду в машину матери и буду слушать скучную классическую музыку.

Моя мама виолончелистка. Она мечтала колесить по стране и выступать на концертах классической музыки, но у неё ничего не получилось. Она встретила моего отца, забеременела, вышла за него замуж и позабыла о своих планах. Теперь она работает в музыкальной академии, преподаёт уроки игры на виолончели, и каждое утро подвозит меня на занятия, потому что её работа находится по пути в мою школу.

Я ненавижу классическую музыку. И все попытки матери привить мне любовь к музыкальным инструментам провалились. Я не собираюсь осуществлять её несбывшиеся мечты только потому, что у неё не хватило на это сил. Я – не она.

Хотя отец всегда говорил, что мы с ней очень похожи. Наверное, поэтому у нас с ней в последнее время не складываются дружеские отношения.

Я всегда любила больше отца, мы находили общий язык даже в самые трудные моменты. Он военный, часто в разъездах. Участвует в боевых операциях, командует отрядами, иногда его посылают в горячие точки.

Он не был дома уже больше трёх месяцев, и я безумно скучаю по нему.

Музыкант и военный. До сих пор не могу понять, каким образом мои родители умудрились полюбить друг друга.

Бок начинает колоть и силы постепенно покидают меня, но я уже вижу впереди очертания своего дома. Мамина красная машина перед закрытым гаражом, плотно занавешенные окна, дерево перед домом, на котором когда-то висели качели. Я помню, как в детстве просила папу сделать на нём домик, но у него так и не дошли до этого руки, а теперь он мне и не нужен.

Я сбавляю скорость и постепенно перехожу на шаг, упираясь рукой в бок и пытаясь избавиться от боли. Еле переставляя ватные ноги, я подхожу к дому и из последних сил добираюсь до белоснежной двери. Она открыта – я знаю, что мама ещё не проснулась, а я её даже не запирала. Тихо приоткрыв её, я захожу внутрь.

Сонная атмосфера наваливается на меня тяжёлой массой, и я вдруг понимаю, что чертовски хочу спать. 4 утра. Зачем я просыпаюсь каждый день в это время и выхожу на пробежку, я ума не приложу. Нормальные люди сладко спят в своих тёплых постелях, а я как сумасшедшая нарезаю круги по улице.

Обычно я не возвращаюсь в кровать после тренировки, иду в душ, перекусываю, доделываю домашние задания, иногда успеваю послушать музыку или посмотреть фильм, но вот именно сегодня мне почему-то жутко хочется спать. Я скидываю кроссовки – один из них заваливается на бок – и плетусь к лестнице, чтобы подняться на второй этаж и оказаться у себя в комнате.

Я зеваю и потираю глаза. Раздеваться сил нет, поэтому я прямо в одежде заваливаюсь на кровать, перед этим бросив телефон в кресло и даже не выключив музыку. Наушники свисают с края и почти дотягиваются до пола.

Я утыкаюсь носом в подушку и практически сразу засыпаю.


2.


Massive Attack – Dissolved Girl


– Эмма, иди завтракай! – громкий крик матери, которая явно зовёт меня спуститься вниз уже не в первый раз, заставляет моё сознание резко и мучительно вырваться из лап сна.

Я вздрагиваю и немного приподнимаюсь на локте – сердце бьётся так быстро, словно я только что пробежала несколько километров, и я не сразу понимаю, что происходи. Где я? Кто я? Что я здесь делаю?

Яркое солнце ослепляет – я морщусь и отворачиваюсь от окна, осматриваю идеально-чистую комнату, сумку на полу, из которой торчат тетради и книги, мятую одежду на кресле и будильник. Сейчас уже почти половина девятого – очередная волна страха накрывает меня с головой, и я вскакиваю с кровати, бегом направляясь в ванную.

– Я проспала! – ору я маме, совершенно не ожидая, что та ответит мне.

И как вообще я умудрилась уснуть после утренней пробежки и забыть завести будильник? Такое со мной впервые. Обычно у меня вечная бессонница – я плохо и, признаться, совершенно мало сплю.

Наспех почтив зубы и умывшись, я привожу свои пепельные волосы в порядок, неровно крашу ресницы, чтобы мои яркие зелёные глаза казались немного привлекательнее, выливаю на себя полбанки маминых духов – я ведь так и не была сегодня в душе после пробежки – и возвращаюсь в свою комнату. Мне требуется меньше пяти минут, чтобы надеть школьную форму, схватить сумку и помчаться на кухню. Я быстро спускаюсь по лестнице – юбка задирается, и я поспешно поправляю её – влетаю на кухню и сажусь за стол, бросая сумку на пол.

Матери нигде нет, но передо мной уже стоит тарелка с яичницей и стакан с молоком. Ненавижу яйца, но привередничать сейчас нет времени, потому что я знаю, что ровно в восемь часов тридцать пять минут мама выходит из дома, чтобы сесть в машину и уехать на работу, и ждать, пока я нормально поем, эта женщина явно не будет. У меня есть две минуты – я запихиваю в рот яичницу и, практически не прожевав, глотаю.

Запиваю молоком. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить сердце, и на мгновение прикрываю глаза. Успокойся, Эмма, ты просто проспала. Не позволь такому пустяку выбить тебя из колеи, ведь сегодня просто ещё один день школьной жизни, который не принесёт ничего нового. Я отсижу уроки до трёх часов, схожу на дополнительные занятия, после школы пробегусь по спортивной площадке, вернусь домой примерно в пять или, возможно, в шесть вечера, сделаю домашнее задание на завтра, может быть, посмотрю какой-нибудь фильм, а потом снова в 4 утра я проснусь и отправлюсь на пробежку. Вот и всё. Такой пустяк, как опоздание, не изменит моих планов…

– Я ухожу, – голос матери вырывает меня из своих мыслей, и я вздрагиваю, распахивая веки.

Мама проходит по коридору к двери, ровно постукивая своими каблуками по паркету, – я слышу звон ключей от машины и звуки закрывающейся сумочки. Отправив в рот последние кусочки яичницы, я залпом допиваю молоко и вскакиваю на ноги прямо в тот момент, когда хлопает входная дверь.

Схватив сумку, я бегу в коридор, надеваю туфли, и практически кубарем вылетаю из дома, сбегая по ступенькам крыльца. Дверь красного кадиллака хлопает, и двигатель оживает. Я оказываюсь рядом с машиной прежде, чем мама меняет передачу и давит лакированными красными туфлями на педаль газа. Запрыгнув внутрь, я бросаю сумку под ноги и пристёгиваюсь прямо в тот момент, когда авто рывком разворачивается и срывается с места.

Из мамы плохой водитель, нет, даже больше, просто ужасный, но, к счастью, она ещё ни разу за свою жизнь не попадала в аварию. Как-то она предлагала мне сдать на права, чтобы я смогла сама подвозить себя до школы, но я категорически против. Никакое событие ни за что на свете не заставит меня сесть за руль! Я не знаю, откуда у меня такая ненависть к машинам. Наверное, не хочу быть как остальные глупые девчонки, стремящиеся показать, что они могут быть независимыми и крутыми за рулём своей тачки. У нас практически все старшие классы забили парковку возле школы. Это глупо. Мне лично нравится сидеть на пассажирском сидении и смотреть в окно, а не следить за дорогой и бояться, что я собью кого-нибудь.

Мама молчит. Она вообще у меня не разговорчивая, хотя со своими подругами поговорить любит. Иногда она часами проводит с телефоном в руках, обсуждая очередной маникюр у секретарши её босса. Со мной же у неё нет общих тем, кроме учёбы, отца и… И всё. Раньше она была другой. Как и я. Раньше мы любили проводить вечера вместе, обсуждать мальчиков и соседских девчонок, пить горячий шоколад, смотреть фильмы и танцевать. Я любила танцевать со своей мамой зимними вечерами, мы включали музыку на полную громкость и подпевали новогодним песням. Мама не только прекрасно играет на виолончели, но и красиво поёт. Пела. Раньше.

Пока мой старший брат не погиб год назад. Он служил вместе с моим отцом по контракту и его группа попала в зону боевых действий. Его убили прямо на глазах у папы, и тот до сих пор не хочет обсуждать этот случай и рассказывать подробности, но по официальной версии они все попали в засаду и были атакованы противниками. Моему брату просто не повезло.

С тех пор виолончель пылится в тёмном углу на чердаке, мама больше не поёт, не проводит со мной время и вообще не горит желанием общаться. Может быть, она винит меня в смерти Рори? Наверное, она хотела бы, чтобы я была на его месте.

Мама отчаянно давит на газ, словно хочет вывернуть руль и покончить с собой, но ничего подобного не происходит. Её красные лакированные туфли играют с педалями, словно со струнами, красный пиджак расстёгнут, блузка обтягивает грудь, а чёрная юбка слегка задирается. Мы тормозим на светофоре – мама поправляет прядь светлых волос, смотря в зеркало, и поджимает губы.

Я смотрю на свои наручные часы – до занятий ещё десять минут. В принципе, успеваю.

– Папа не звонил? – спрашиваю я, чтобы не сидеть в молчании.

– Нет, – коротко отвечает она, выворачивая руль так резко, что я практически ударяюсь любом о стекло. – Ты же знаешь, что он в горячей точке, возможности звонить домой каждый день у него нет.

– Я знаю, – помолчав пару секунд, говорю я.

Мы снова молчим. Мне неуютно находиться с ней наедине, словно что-то тяжёлое давит на меня сверху и тянет вниз. Я не могу долго смотреть в глаза матери, не могу говорить с ней, не могу дышать рядом, поэтому как можно меньше стараюсь проводить с ней времени. Мне немного обидно, что она забыла о моём существовании. Иногда мне хочется спросить, что я делаю не так, раз она не замечает меня, но каждый раз я себя останавливаю.

Машина останавливается возле ворот школы – я поспешно отстёгиваю ремень безопасности, хватаю сумку и, не проронив ни слова, выбираюсь на свободу. Дышать становится легче, и тошное напряжение испаряется. Бросив взгляд вслед уезжающей машины, я отворачиваюсь и иду в сторону школы.

Это просто очередной бессмысленный день моего существования. Вот и всё.


3.


Roya Torabi – Invasion


Рядом с кабинетом географии находится музыкальный класс, и каждый день после занятий кто-то закрывается внутри и играет на фортепиано. Каждый раз, когда я возвращаюсь с пробежки со школьного стадиона, где на футбольном поле тренер неистово надрывается, пытаясь натренировать команду по регби, я прохожу мимо запертой изнутри комнаты и слышу её, музыку, которую ненавижу больше жизни.

Но не смотря на мою неприязнь к классике, мне нравится, как этот таинственный человек играет на старом, потрёпанном временем, пианино. Я не знаю, он это или она, но ему стоит отдать должное. Музыка прекрасна. Я, человек, выросший среди музыкантов, могу с уверенностью сказать, что в мелодии нет ни единой погрешности. Ни одного изъяна. Она великолепна и идеальна, и каждый раз, когда я слышу игру этого человека, моё сердце замирает.

Я замираю. Я останавливаюсь возле кабинета, прислоняюсь спиной к стене и слушаю. Коридор пуст, школьники давно разошлись по домам, кроме тех, кто всё ещё тренируется на футбольном поле, ни один звук не перекрывает игру фортепиано, и в этот миг есть только я и только этот таинственный незнакомец.