Теодора Снэйк - Я сожалею…

В этот теплый июньский день Элен выходила замуж. Сколько хлопот было со свадьбой. Ее родители сбились с ног, стараясь не ударить в грязь лицом перед родственниками жениха. Давнее желание породниться с семьей Коннорс и столь же давнее нежелание видеть мужем единственной дочери какого-то там Кеннета Джордана заставляли их быть настойчивыми и изобретательными. И вот сегодня их усилия наконец-то увенчаются успехом. Их девочка станет женой преуспевающего врача из хорошей семьи, имеющей положение в обществе и пользующейся заслуженным уважением горожан.

Возле дома Нортонов уже припарковано много машин, хозяин дома встречает гостей с улыбкой на загорелом лице. Ему жарко и душно, жмет слишком туго затянутый узел полосатого галстука, очень хочется пить. Но бдительная супруга не дает бедняге расслабиться. Однако скоро она поднимется на второй этаж дома проверить, готова ли невеста.

Среди приглашенных почти все именитые жители Оквуда, друзья и родственники четы Нортон, друзья самой Элен, а также тот, кого старшим Нортонам совсем не хотелось бы видеть. Если бы не желание самой невесты, Джордана ни за что бы не пригласили. Но Элен, не сознавая собственной жестокости, заставила родителей отправить ему приглашение, и сейчас Кеннет присутствовал на свадьбе девушки, которую хотел видеть своей женой.

Выражение лица Кена ясно показывало, что ему неприятно здесь находиться и его тяготит общество всех этих людей. Но ему нужно было убедиться, что решение Элен добровольно, что в самый последний момент она не передумает. Вернее, он мечтал о том, что у алтаря она опомнится и, всхлипывая, окажется в его объятиях, бросив респектабельного и скучного жениха.

Об этих его мыслях очень хорошо знал стоявший рядом Шон Огилви. Шон знал Элен и Кена с детства, дружил с ними обоими. Ему давно стало ясно, что из отношений этой парочки не получится ничего путного. Слишком многое было против них. Прежде всего сама Элен не испытывала к Кену достаточно глубоких чувств. Но он не хотел в это верить. Не понимал, что руководимая матерью и постепенно воспринимавшая ее взгляды на жизнь, Элен перестала воспринимать его, как своего героя.

Представляя будущую семейную жизнь, она видела себя прежде всего прекрасно материально обеспеченной, что сын отставного полицейского никак не мог бы ей предоставить в ближайшее время. А ждать, пока Кен станет кем-то, кто, по мнению Нортонов, будет ее достоин, Элен не хотела. Поэтому оценила упорство Джейка Коннорса и решила, что ей очень пойдет роль супруги уважаемого врача.

Правда, ей бы хотелось, чтобы жених был чуть попривлекательнее. Получалось, что она постоянно сравнивала Кеннета и Джейка, и сравнение было не в пользу последнего — Кен был моложе ее избранника, выше ростом, спортивнее. Волосы Джейка уже слегка поредели на лбу, при этом их тусклый цвет напоминал мышиную шкурку. Элен утешалась тем, что на будущем муже прекрасно сидит дорогой костюм, а его галстуки всегда подобраны в тон рубашкам. Ей льстило, что к мнению Джейка прислушиваются серьезные люди, нравилось бывать с ним в дорогих ресторанах, получать в подарок изысканные букеты цветов и духи.

Родители поощряли ухаживания Джейка, постоянно напоминая дочери о достоинствах будущего зятя. Поэтому Элен благосклонно отнеслась к предложению выйти за него замуж…

В эту минуту Элен заканчивала свои сборы под венец. Подружки в одинаковых бледно-зеленых платьях помогали ей. Подошедшая миссис Нортон нежно обняла дочь, поправила фату и в последний раз оглядела невесту.

Тем временем мистер Нортон пригласил гостей занять плетеные кресла, расставленные на лужайке перед домом. В середине между рядами был оставлен проход. Множество цветов в саду и в руках приглашенных, нарядные платья дам, яркое летнее солнце и безоблачное небо создавали атмосферу праздника.

Возле украшенной беседки стоял священник, терпеливо ожидавший начала церемонии. Рядом с ним заметно нервничал бледный и напряженный жених. В первом ряду сидели родители Джейка. Аристократического вида седовласый отец держал за руку жену, а та не отрываясь смотрела на сына. Чувствуя его волнение, она кивнула шаферу, и тот встал рядом с женихом, отвлекая его разговором и демонстрируя в который уже раз коробочку с обручальными кольцами. Постепенно краски вернулись на бледное лицо Джейка Коннорса.

Но вот зазвучал свадебный марш. Все замолчали и затаили дыхание, глядя, как отец подводит свою дочь к замершему в ожидании жениху. Наиболее чувствительные дамы поднесли к глазам кружевные платочки.

В самом последнем ряду расположились Кен и его друг. Кену хотелось сесть ближе, чтобы вовремя распахнуть для Элен объятия, как виделось ему в мечтаниях. Но Шон благоразумно усадил друга подальше от главных действующих лиц, готовый в любую секунду схватить его за рукав или закрыть ему рот в случае необходимости.

Увидев невесту, Шон вздохнул. Она действительно была хороша и привлекала взгляды всех присутствующих мужчин. В день собственной свадьбы любая девушка выглядит красивой, тем более та, которая и так считается очень хорошенькой. Элен выглядела взволнованной. Длинное белое платье, отделанное кружевом и жемчужинками, придавало фигуре легкость и воздушность. Впечатление усиливала высокая прическа из длинных светлых волос с укрепленной на ней кружевной фатой, которую подхватывал легкий ветерок.

Шон остро сочувствовал другу, не желая даже врагу оказаться сейчас на его месте. К счастью, Кен проявил выдержку и молча просидел всю церемонию. Только побелевшие суставы пальцев, которые он сцепил на коленях, да еле заметное подрагивание изящно вырезанных крыльев носа выдавали его волнение.

Наконец мучения Кена закончились: молодые обменялись кольцами и поцелуями, священник объявил их мужем и женой, после чего все поспешили к ним с поздравлениями. Миссис и мистер Нортон довольно улыбнулись и одновременно испустили вздох облегчения.

Шон взглянул на Кена. Тот сидел, опустив глаза и нахмурившись.

— И что дальше? Пойдешь их поздравить? — спросил Шон, дотронувшись до плеча друга.

— Нет, не могу. Теперь я уеду отсюда и попытаюсь ее забыть. У меня есть пара предложений от фирм, которые хотели бы взять на работу лучшего выпускника архитектурного факультета. Я буду писать тебе, но вряд ли часто.

— Может, передумаешь? Здесь тоже найдется подходящая работа. Да и твой старик будет огорчен твоим отъездом. Он и так переживает, что не помог оплатить учебу, и тебе пришлось подрабатывать и брать деньги в кредит.

— Благодаря стипендии я смог частично погасить долг, а когда начну работать, выплачу остальное. Мне бы не хотелось оставлять отца одного, да ничего не поделаешь. Я не собираюсь жить там, где меня считают голодранцем и не разрешают своим дочерям выходить за меня замуж. Но не расстраивайся, я вернусь. Завоюю мир — и вернусь!

В шесть утра зазвонил будильник. Он надрывался, пока у его владельца не кончился запас терпения. Самое обидное, что Кеннет Джордан включил его по привычке, хотя именно с сегодняшнего утра считался в отпуске, который устроил себе впервые за девять суматошных, напряженных и очень удачных в материальном отношении лет.

Начав работать в качестве рядового архитектора в известной бостонской фирме «Томпсон и Картрайт», Кен благодаря творческому подходу к делу и сумасшедшей работоспособности выбился в ведущие архитекторы, был на хорошем счету у руководства. А это приносило не только моральное удовлетворение и укрепляло его уверенность в себе, но и обеспечивало финансовую независимость.

Округлению его банковского счета способствовало и то, что все свободное время Кен отдавал работе над конкурсными проектами, за некоторые из которых удостоился премий. О нем заговорили в профессиональных кругах, популярные журналы также уделили ему внимание.

Все в его жизни внешне обстояло вполне благополучно. Но жизни, в общем-то, не было. Была лишь работа. Настал момент, когда поставленная Кеном в юности перед самим собой задача была выполнена, и появилось ощущение какой-то пустоты и неудовлетворенности. Сначала это ощущение было едва уловимо. Но постепенно Кен осознал, что в свои тридцать два года, с одной стороны, так и не обзавелся семьей, а с другой — оторвался от своих корней и слишком давно не видел отца.

В последний год он даже не удосужился черкнуть тому пару строк — со всеми праздниками отца поздравляла педантичная секретарша Кена. Старик же регулярно сообщал сыну новости о жизни Оквуда, ни разу не упомянув при этом имя Элен Коннорс. В самом последнем письме он благодарил Кена за щедрый подарок ко дню рождения. Еще он сообщил, что после долгих лет вдовства встретил наконец женщину, с которой ему хотелось бы прожить остаток жизни. Она приехала погостить к соседям Джорданов, где с ней и познакомился отец Кена.

Пожилые люди вскоре обнаружили сходство судеб и общность интересов. Словом, отец собирался переехать к своей избраннице в городок, расположенный милях в шестидесяти к северу от Оквуда. Сыну же хотел оставить свой дом и надеялся, что тот, устав от жизни в большом городе, вернется и устроит здесь свою жизнь.

Читая письмо, Кен сначала усмехнулся, позже задумался, потом загрустил. Годы, проведенные вдали от родного дома, отличались друг от друга лишь тем, на какую ступеньку по лестнице успеха ему удалось подняться. За это время ему не встретилось ни одной женщины, которая хоть что-то значила бы для него. На вечеринках и презентациях, устраиваемых фирмой, Кен знакомился с привлекательными ухоженными женщинами, которые были не прочь очаровать холостого, известного архитектора.

Иногда Кен шел им навстречу, иногда — нет. Всякий раз он надеялся, что эта встреча изменит его жизнь, вызовет в израненном сердце эмоции, которые позволят забыть о том, что любимая предпочла другого. Но этого не случалось, он разочаровывался, становился холоден и рассеян, никак не реагируя на намеки партнерш на упрочение отношений. И связь обрывалась сама собой. При этом он не испытывал особых сожалений. Просто очередное не то.

Но совсем обходиться без женщин он не собирался, поэтому стал обращать внимание на разведенных деловых особ чуть старше себя, опытных и не желающих связывать себя узами брака. Таким образом, ничье сердце не разбивалось и все устраивалось к обоюдному удовольствию.

Да только существовали и в этих отношениях ощутимые изъяны: не с кем было поделиться сокровенными мыслями, утро Кен встречал в одинокой постели, квартира его имела необжитой вид, а холодильник часто охлаждал только воздух. И что совсем уже печально, при таком образе жизни неоткуда было появиться ребенку. Странно, но, не желая связывать себя узами брака, Кен иногда задумывался о маленьком Джордане, даже представлял, каким может быть его малыш.

Последней каплей стало письмо Шона Огилви, у которого дела тоже шли неплохо, только вот работа бросала его из штата в штат, не давая нигде пустить корни. Но похоже, вскоре этому будет положен конец.

В конверте, кроме письма, была еще фотография прелестного домика, на ступеньках которого сидел улыбающийся Шон. А подпись под фотографией гласила, что закоренелый холостяк намерен поселиться в родных местах и обзавестись семьей, как только найдет себе подходящую невесту. Шон выражал желание открыть в Оквуде собственное дело и приглашал Кена в компаньоны. Еще он в нескольких словах сообщал новости из жизни общих знакомых, а под занавес приберег для друга настоящую бомбу.

…Небезызвестная тебе Элен Коннорс, кажется, не очень ладит со своим мужем. Если ты еще не выбросил ее из головы — а мне известно, какой ты упрямый, — то у тебя появился шанс изменить свою жизнь. Но для этого придется приехать в Оквуд, чему я буду очень рад. Сообщи мне о своем решении. Кстати, твой отец оставил мне ключи от своего дома. Очень жду тебя.

Твой Шон.

Нескольких дней Кену хватило на то, чтобы не только принять важное решение, но и уладить все дела с увольнением, отказаться от аренды квартиры, а также перевести деньги на вновь открытый счет в банке Оквуда. «Томпсон и Картрайт» весьма неохотно рассталась с ценным работником. Но обаяние Джордана и его обещание участвовать в качестве консультанта во всех крупных проектах фирмы сделали свое дело. Затем Кен тепло простился со всеми, кто работал с ним бок о бок эти годы. Несмотря на то что он не завел среди коллег близких друзей, все же расставаться было немного жаль.

Прощальная вечеринка затянулась, и домой Кен вернулся поздно, поэтому звон будильника на следующий день поутру был совершенно некстати.

Проснувшись, Кен уже не смог находиться в бездействии. Спустя несколько минут чисто выбритый, он уже пристально вглядывался в свое отражение в зеркале и думал, многие ли старые знакомые узнают в нем прежнего Кеннета Джордана. От тех времен у него остался неизменным только рост, да глаза по-прежнему отливали стальным блеском.