Там Ма накинулась на нее, сгорая от нетерпения:

— Откуда этот красавчик? Ты давно его знаешь? Можно ли ему доверять?

Вопросы сыпались один за другим, но Милли и не подумала возмущаться подобным вторжением в ее личную жизнь. Из опыта общения с Ма она знала, что та не успокоится, пока не будет уверена, что ее девочке не грозит никакая опасность. Мать Милли умерла, когда та была еще несмышленышем.

Лучшая подруга матери, Беренис Липтон, жалея малышку и сочувствуя вдовцу, взяла на себя все хлопоты по воспитанию ребенка. Милли привыкла считать ее второй своей мамой и звала просто Ма. Это ласковое прозвище так и осталось за Беренис. Теперь ее так называли и сама Милли, и собственный сын Беренис Чак, и завсегдатаи бара.

Милли обняла Ма за шею и, глядя ей прямо в глаза, сказала:

— Его зовут Кеннет Джордан. Он поселился у нас сегодня утром. Думаю, что ему можно доверять. И, знаешь, Ма, он мне ужасно нравится. Подумай, может, это мой шанс!

— Детка, ты же ничего о нем не знаешь. Прошу тебя, будь с ним осторожней. Что ты вообще собираешься делать? И куда смотрит этот старый дуралей, твой отец!

— Ма! Пока я собираюсь поужинать с ним, потанцевать и узнать о нем побольше. Что в этом такого? Я ведь не уродина, он вполне может обратить на меня внимание. Но для начала я все же уточню, не женат ли он. Так что не волнуйся, ситуация под контролем.

— Вижу, под каким она контролем. Ну иди. Нехорошо заставлять парня так долго ждать — еще сбежит.

— Вообще-то я хотела спросить, не нужна ли тебе моя помощь.

— Обойдусь без тебя.

— Спасибо. И накорми нас повкуснее, мы оба страшно голодные, а путь к сердцу мужчины, как тебе известно, лежит через желудок.

Милли вернулась в зал, который за время ее отсутствия почти полностью заполнился. Она заметила, что все поглядывают на Кена с любопытством. Сев за стол рядом с ним, Милли, мило улыбаясь, еще раз извинилась за то, что оставила его одного. Он улыбнулся в ответ.

Завязался легкий разговор, который коснулся сначала гастрономических вкусов обоих, потом плавно перешел на более личные темы. Милли охотно рассказывала о себе и своей семье, и, естественно, сама задавала вопросы. Еда оказалась и в самом деле очень вкусной. Кену понравились и знаменитый цыпленок, и яблочный пирог, и салат с кукурузой.

Вокруг вовсю веселились. Собравшиеся напоминали одну большую дружную семью. Многие танцевали. Милли тоже попытался вытащить из-за стола какой-то слегка подвыпивший парень. Кен мгновенно напрягся, готовый вступиться за нее. Но Милли только покачала головой, и он успокоился.

Зазвучала знакомая медленная мелодия. Милли стала тихонько подпевать, и Кен понял, что ей хочется танцевать. Он пригласил ее, повел в круг танцующих и обвил руками ее талию. В зале царил полумрак, выпитое вино настраивало на романтический лад, и Кен притянул девушку ближе. Она не возражала, и теперь ее висок касался его подбородка. Запах легких духов был очень приятен. Он закрыл глаза и представил, что танцует с Элен. При мысли о ее стройном теле он еле слышно застонал и крепче сжал Милли.

Она подняла лицо, а он в это время как раз опустил голову. Губы их встретились — для Милли это было подобно вспышке пламени. Кен, не встретив сопротивления, углубил поцелуй и теперь наслаждался жаркими губами и прикосновениями к маленькому нежному языку. Глаза его все еще были закрыты. Милли пришла в себя только тогда, когда он слегка укусил ее за нижнюю губу. Она отстранилась и поспешно огляделась. Спасибо полумраку, кажется, они не привлекли к себе ничьего внимания.

Тем временем Кен, пробужденный от сладких видений, хмурился и не знал, как выйти из неловкой ситуации. Он взял Милли за руку и повел к их столику. Усадив ее, он направился к бару за солидной порцией виски. Нечестно было с его стороны целовать эту девушку, представляя на ее месте другую. Надо объясниться с ней, но так, чтобы не обидеть.

— Милли, извини, я не должен был этого делать. Я не свободен, — произнес он, возвратившись.

— Не свободен? То есть ты хочешь сказать, что женат!

— Нет. Я хочу сказать, что люблю одну женщину. Она давно вышла замуж за другого, но я никак не могу ее забыть.

Милли была потрясена, но не подала виду. Мысли лихорадочно метались в ее голове. Он любит другую, но та женщина его не любит! Значит, не все еще потеряно. И она легко накрыла его руку своей.

— Кен, ты ни в чем не виноват. Я не в обиде. Давай лучше забудем это недоразумение. Подожди, я принесу нам еще по стаканчику.

Она зашла за стойку бара, выбрала напиток покрепче, щедро плеснула в один стакан, в другой налила кока-колы, рассудив, что при таком освещении Кен не заметит разницы. Вернувшись, Милли протянула один стакан своему собеседнику, а другой крепко сжала в руке. Она уже обдумала план и теперь начала претворять его в жизнь.

— Давай-ка выпьем с тобой на брудершафт.

Кен не стал возражать. Они выпили, предстояло поцеловаться. Милли прекрасно понимала, что ждет этого с нетерпением. Но его губы лишь скользнули по ее губам, и ей не удалось испытать еще раз то ощущение, которое пронзило тело во время их первого поцелуя. Однако Милли сдержала вздох сожаления и улыбнулась как ни в чем не бывало. Снова подняв стакан, она предложила выпить еще. Ничего не подозревающий Кен охотно поддержал ее.

И потом Милли постоянно следила за тем, чтобы его стакан наполнялся, искусно отвлекая внимание Кена разговорами. Но спустя час она занервничала. Просто чудо, что отец еще не появился в баре. Если он увидит ее вместе с явно нетрезвым, незнакомым ему мужчиной, влетит и ей, и Ма, и уж совсем плохо придется бедняге Джордану.

Она поднялась из-за стола и положила руку на плечо Кена. Пора, пора было переходить ко второй части плана.

— Уже поздно. Не проводишь ли меня домой?

— Никаких проблем, пошли.

Но это оказалось легче сказать, чем выполнить. Поднявшись, Кен обнаружил, что ноги почти не слушаются его. Стараясь идти ровнее и чертыхаясь сквозь зубы, он последовал за Милли к выходу. На улице ему сделалось еще хуже. Зашумело в голове, стали расплываться контуры домов, неудержимо потянуло в сон.

Милли вошла в гостиницу первой. Чак мирно дремал в углу холла, свесив голову на грудь. Девушка огляделась и, убедившись, что отца поблизости нет, подхватила шатающегося спутника и помогла ему добраться до номера. Ей пришлось помочь Кену раздеться и уложить его в постель. Он сразу же провалился в сон, а Милли пошла к себе.

Когда она собиралась умыться, в двери постучали. Это был отец, он вошел и сразу же огорошил дочь следующими словами:

— Завтра я познакомлю тебя кое с кем. Если и этот тебе не понравится, то я уж и не знаю, какого принца тебе надо.

— Папа, не надо мне принца. Я вообще не собираюсь замуж.

— Это ты брось! Не желаю ничего слушать. Парень станет тебе хорошим мужем, мы с ним тут уже поболтали о том о сем. Он разбирается в гостиничном бизнесе, и я смогу передать ему дела, а сам буду радоваться жизни и нянчить внуков. Ладно, завтра поговорим обо всем подробнее. А теперь ложись, детка. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, папа.

Когда за отцом закрылась дверь, Милли топнула ногой и гневно затрясла сжатыми кулаками. Исчезли последние сомнения в этичности задуманного, у нее просто не осталось другого выхода. Ее слова отлетают от него, как мячик от стенки. Все — она решилась!

Закрывая дверь номера Кена изнутри, Милли чувствовала, что переходит некую грань, из-за которой нет возврата. Теперь следовало идти до конца. Осторожно подойдя к кровати, она скинула халат и забралась под простыню, устраиваясь рядом с Кеном. Но тут ей в голову пришла мысль, что для большей достоверности им обоим необходимо быть абсолютно раздетыми.

Мысленно обругав себя покрепче, она выскользнула из постели, сняла с Кена простыню… и замерла. Нет, кажется, не разбудила. Комнату освещал только фонарь за окном, но даже при этом скудном освещении она видела его тело во всех подробностях. Без одежды он выглядел еще мужественнее и сексуальнее. Но Милли не могла терять время даже на столь привлекательное зрелище.

Она осторожно потянула на себя его черные плавки. Эластичная ткань бесшумно подалась. Задачу облегчало то, что спящий мужчина лежал на боку. Через некоторое время, показавшееся ей бесконечным, плавки оказались в руках Милли. Она вздохнула с облегчением и мысленно попросила у Кена прощения. Затем сбросила свое белье и, раскидав его по комнате, снова легла рядом с Кеном.

Почувствовав тепло женского тела, он шевельнулся. Его рука нащупала ее бедро, поднялась по нему до талии и осталась там. Милли едва дышала. Она боялась разбудить Кена, но очень сомневалась, что сможет долго пролежать в одном положении. Нужно было дождаться момента, когда он сам проснется.

Время шло. Глаза Милли сами собой закрылись, и она крепко уснула. Под утро ей стало холодно, и в поисках тепла она сама прижалась к Кену. Затем со вздохом повернулась на другой бок. Видимо, это его и разбудило. Спросонок он сначала ничего не понял. Почему он в постели не один? И кто эта женщина?

Кен с некоторым трудом сел в постели и обнаружил, что обнажен. Нахмурившись, он сбросил простыню с женщины. Та тоже оказалась полностью раздетой. Кен смотрел на нее, и ему нравилось то, что он видел. Распущенные светлые волосы падали на лицо женщины, почти скрывая его, но тонкая талия и прекрасной формы бедра дразнили мужское воображение. Раз они провели вместе ночь, можно продолжить начатое, а уж потом разобраться, кто она и как тут оказалась, решил Кен.

Он отбросил волосы с ее лица…

— Милли! Не может быть!

От звука его голоса девушка сразу же проснулась. Увидев на лице Кена выражение крайнего изумления, Милли мгновенно приняла испуганный вид и прикрыла свою наготу простыней. Пока она собиралась что-то сказать, Кен ее опередил:

— Милли, объясни мне, что все это значит! Как ты оказалась со мной в постели? Не молчи, прошу тебя!

— Неужели не помнишь? Мы вчера слегка выпили, ты мне рассказывал о своей несчастной любви. Я тебя утешала как могла. Потом привела сюда и ушла к себе. Пока я переодевалась, ты так разошелся, что я уже в халате заглянула к тебе, чтобы утихомирить. А ты обнял меня и уже не отпустил… Честно говоря, я тоже виновата. Меня так потянуло к тебе, что я не смогла тебе отказать. Так что насилием это назвать нельзя… но у моего отца на этот счет будет другое мнение.

— При чем здесь твой отец? Ты прости, я еще не совсем проснулся и медленно соображаю. Мне что, нужно побыстрее сматываться отсюда?

— В этом случае он меня просто выгонит из дому и я умру под забором.

— Подожди, подожди! Выходит, твой отец наставит на меня ружье, требуя, чтобы я на тебе женился? Так не те нынче времена! Очень сожалею, но мне это не подходит, моя дорогая. У меня совсем другие планы на ближайшее время.

— Какие, если не секрет? О, я вижу тебя насквозь. Попользовался мной с огромным удовольствием, а теперь поедешь к своей большой любви! Ты не можешь бросить меня просто так. Вчера ты говорил мне такие слова, от которых у меня кружилась голова. И я, как последняя дура, поверила тебе. Ты даже обещал взять меня с собой.

— Боже, я это обещал? Да я был явно не в себе!

— Ты был не в себе, а я теперь расплачивайся! Ты подумал обо мне? Что сделает со мной отец, когда узнает обо всем? А если я беременна? Ты ведь даже не предохранялся. И оденься же наконец!

Оглушенный происходящим Кен все-таки отреагировал на ее последние слова и натянул джинсы прямо на голое тело. Он не верил своим ушам. И как только его угораздило попасть в такую историю! Самое гнусное, что он не мог вспомнить решительно ничего о прошедшей ночи. Но зато отлично помнил, как целовал Милли в баре и что при этом испытывал. Тело Кена отозвалось на одно только воспоминание об этом. Видно, и вправду был виноват. Но как это исправить? Не бросать же Милли в такой ситуации. Но и жениться на ней он тоже не может.

Пока Кен размышлял, расхаживая босиком по номеру, Милли невольно залюбовалась его фигурой, но быстро опомнилась. Время идет, пора закругляться. Она приподнялась на постели и обратилась к Кену:

— Пожалуйста, дай мне одежду и отвернись.

Он молча собрал разбросанные по полу вещи, потом бросил их девушке, а сам сел на край кровати и уставился в окно. Милли быстро оделась, а потом сделала то, чего ей давно уже хотелось, — положила горячие ладони ему на лопатки и несколько раз коснулась губами его шеи. Кен вздрогнул и резко повернулся. Ее глаза были полны слез, губы слегка вздрагивали. Она присела рядом с ним и упавшим голосом спросила:

— Что же мне делать, Кен?

Он только развел руками. Кен чувствовал ответственность за случившееся, сожалел о своем безрассудстве. Все было бы проще, если бы он мог нагрубить и отделаться от нее. Но, увы, на него всегда сильно действовали женские слезы. А Милли выглядела сейчас такой ранимой, такой юной и беззащитной, что у него язык не поворачивался сказать ей что-нибудь резкое и жестокое.