Лана Пиратова - Я тебе запрещаю

— Съебался подарочек раньше времени, — поздоровавшись с ним, иду к бару, чтобы налить нам виски.

— Ну, ты хоть вскрыл упаковку? — ржет Олег. — Или идти оформлять возврат.

— Конечно, вскрыл.

— Ну, и как?

— Что «как»? Как обычно. Что там может быть уникального?

Каждый год друзья делают мне небольшой подарок на день рождения — заказывают девственницу. Все всё знают. Кто и на что идёт. И всегда всё проходило гладко. С криками от боли — да, но не с попытками убежать. А в этот раз девка, видимо, решила передумать в последний момент. Испугалась? Но я ведь старался быть нежным. Пока не сорвало крышу.

Красивая попалась. И такая несмелая. В прошлые разы я видел, что сучки знали, на что шли. Ещё бы. Такая возможность заработать, ничего особо не делая. Только раздвинуть ноги. Перетерпеть. И получить офигенные для них деньги.

А эта долго строила из себя недотрогу. Как будто не знала, зачем пришла. Можно даже было поверить в искренность ее испуга и сопротивления. Если бы я не знал, что ее купили. Для меня. На день рождения. Как обычную вещь. А она согласилась. Как все шлюхи.

И эта ее двуличность взбесила меня больше всего. Обычно я нежно вхожу в нетронутую дырку. Но эту Настю мне захотелось наказать. За ее лицемерие. Она прекрасно знала, за что ей платят такие деньги. И играть со мной в недотрогу было ее ошибкой.

Она всего лишь получила урок. В сексе мужчина берет. Лаской или силой, но берет. А ее задача — отдавать. Хочет она того или нет.

От мыслей об этой лицемерке меня отвлекает Олег:

— Рус, — говорит он уже серьезно, — звонил Михаил. Из больницы.

Вскидываю на него тревожный взгляд. Он кивает, легко считывая вопрос в одном лишь взгляде.

— Когда? — спрашиваю я уже вслух.

— Вчера.

— Артур знает?

— Уже там.

— Вот, сука. Как падальщик, чует запах крови.

— Ты когда поедешь?

— Сейчас же. Адрес!

Хватаю ключи от машины и мы вместе с Олегом выходим из кабинета.

С Михаилом нас связывает не только бизнес.

Мы вместе создали с ним эту компанию, которая сейчас лидирует на рынке телекоммуникаций. Начиналось все с небольшого офиса в подвале жилого дома и доросло до небоскреба в Москва-сити. Мы с ним многое прошли и пережили.

Одно время у компании были не лучшие времена и нам пришлось ввести в состав собственников Артура. Поэтому у компании теперь три владельца. Основным является Михаил, у него сорок процентов акций. Это была его идея и он вложил в компанию больше всех. У нас с Артуром — равные части, по тридцать процентов. И это угнетает меня больше всего. У нас с ним абсолютно разные планы и способы управления бизнесом.

Я много раз предлагал ему продать мне его долю. По хорошей цене. Но он отказывался. Потому что сам хотел заполучить компанию себе. Полностью.

Несколько месяцев назад Михаил узнал, что неизлечимо болен. Врачи самых дорогих клиник лишь разводили руками. Мы старались избегать в разговоре эту тему. Михаил ничуть не изменил свой образ жизни и порой мы даже забывали о страшном диагнозе.

То, что он оказался в больнице, означало одно — близкую развязку.

И я понимаю это сразу, как вхожу к Михаилу в палату.

— Рус, здорово, — этот голос вообще не был похож на волевой, жесткий, низкий голос моего друга.

Я подхожу ближе к его кровати и беру его за руку. Она просто ледяная. Рядом с кроватью пикают какие-то приборы, на мониторах — графики. Ни хера не понятно, но напрягает.

— Как ты, Миш? — кладу вторую руку ему на плечо.

— Хуево. Врачи сказали, остался месяц, — его речь прерывает глухой кашель. — Месяц, Рус. Понимаешь?

— Они могут ошибаться, — пытаюсь успокоить его я.

Мотает головой.

— Я знаю, что скоро умру. Я не боюсь этого, Рус. В моей жизни было слишком много боли и трагедий, чтобы я боялся смерти. Хорошо, что ты пришел. У меня к тебе будет просьба. Важная. Очень важная для меня. Ты — самый близкий мне человек. Самый преданный. Я знаю, что ты исполнишь мою просьбу. Если пообещаешь. Обещай мне.

— Миш, о чем ты говоришь? Конечно, обещаю. Не волнуйся.

Он переводит тяжелое дыхание. Вижу, что каждое слово дается ему с трудом.

— У меня есть дочь, — вдруг выдает он.

Вскидываю брови, я удивлен его признанием. Я знаю, что у него есть бывшая жена и десятилетний сын. О какой дочери речь? Может, он уже бредит?

— Не смотри на меня так, Рус. Я в своем уме. Не переживай, — успокаивает он меня и слабо улыбается уголками губ. — Да, у меня есть дочь. Большая уже. Когда-то давно, еще в родном городе я трахнул однокурсницу. На спор трахнул. Ничего к ней не испытывая. Потом мы переехали, я перевелся в другой институт и больше ее не видел.

— Но откуда ты узнал? — не могу утерпеть я.

— Не перебивай, Рус, — просит он. — Мне тяжело говорить. Но я должен. Примерно полтора года назад мне позвонила та самая однокурсница. Узнала меня в телевизоре. Вот она, публичная жизнь.

Он пытается усмехнуться, но опять срывается на кашель.

— Она и рассказала, что у меня, оказывается, есть дочь. Тогда я просто послал ее. Не то, что не поверил. Нет, это вполне возможно. Просто подумал: зачем мне эта непонятная взрослая девка? У меня и так проблем хватает. Но после того, как впервые потерял сознание и врачи откачали меня, понял, что должен найти девочку. Постараться компенсировать ей то, что не додал при жизни. Ведь в ней моя кровь. Понимаешь? И еще — я виноват перед ее матерью. Я загубил ее жизнь.

Тяжело вздыхает. Я никогда не видел столько грусти в его глазах. Неужели приближение смерти и правда так меняет человека? Переведя дух, он продолжает:

— Я начал поиски. Мои люди пока так и не смогли найти дочь. Ее мать умерла. Перед смертью сильно пила. Как представлю, в каких условиях рос мой ребенок…

Он судорожно сглатывает.

— Так вот, мать умерла. Девчонка куда-то подевалась. В родном городе ее нет. По крайней мере, мои люди так и не смогли ее найти… Рус!

Хватает меня за рукав и пытается приподняться с кровати.

— Найди ее! Слышишь? Обязательно найди! Обещай мне!

— Хорошо-хорошо, Миш, ты главное — не волнуйся. Я найду ее.

Михаил обессилено падает на кровать.

— Найди. Я составил завещание. Моя доля в равных частях переходит моим детям. Сыну и дочери. Которую я так и не увижу. Ты должен помочь ей, Рус. Слышишь? Помочь. В завещании я указал, что она станет полноправной владелицей акций, когда ей исполнится двадцать один год или раньше, если выйдет замуж за нормального человека.

— Подожди, — перебиваю опять я. — А сейчас ей сколько?

— Девятнадцать должно быть. Рус. Ты станешь ее неофициальным опекуном.

Я ошарашено смотрю на него. Чего? Я — опекуном?

— Да, — твердо говорит Михаил, видя мои сомнения, — ты. Мне больше не на кого положиться. А девчонка, наверняка, наивная дурочка еще. Ее облапошат, как пить дать. И плакала моя доля. Ты ведь тоже заинтересован в том, чтобы компания не досталась кому не попадя?

Молчу.

— Так вот, Рус. Ты будешь следить за ней. Она не должна повторить судьбу своей матери. Моя дочь должна стать нормальной женщиной и выйти замуж. Если она вдруг решит сделать это до того, как ей исполнится двадцать один год, то ты должен будешь одобрить ее мужа.

— Ну, что за средневековье, Миш, — пытаюсь пошутить я.

— Я так решил! — в этом тоне я уже легко узнаю своего друга.

Он хлопает слабым кулаком по кровати. И это отнимает у него много сил, потому что он сразу же закрывает глаза, ища облегчение.

— И еще, Рус, — продолжает он. — Обещай мне, что ты не коснешься ее.

— В смысле? За кого ты меня принимаешь?

— Рус. Я принимаю тебя за нормального мужика, которому нравятся молоденькие девчонки. Думаешь, я не знаю, что дарят тебе на день рождение?

Сжимаю зубы. Ну, и мнение обо мне, оказывается.

— Обещай, что ее ты не тронешь. Обещай. Здесь и сейчас.

— Обещаю, — легко произношу я.

Как будто мне больше некого трахнуть.

— Мы с нотариусом всё обговорили, — говорит Михаил. — Ты же понимаешь, что я не могу внести такие условия в бумаги. Но мы нашли выход. Суть остается та же — дочь получит мою долю по достижении двадцати одного года или выйдя замуж. Ты все понял, Рус?

— Да, Миш, я тебя понял. Не волнуйся. Ты еще увидишь свою дочь. Мы найдем ее.

— Нет, Рус, не увижу. Сам виноват. Еще одна ошибка в моей жизни…

Михаила не стало через пять дней. Врачи ошиблись в прогнозах.

Я кинул все силы на поиск его пропавшей дочери. В родном городе ее не оказалось. Последнее, что она там сделала, — купила билет на поезд в Москву. И это крайне усложнило поиск. Искать девчонку в мегаполисе — все равно, что искать иголку в стоге сена. Но я не сдавался. Я должен выполнить волю Михаила. Его последнюю волю.

Однажды я сильно задержался в офисе. Дома меня никто не ждет, поэтому большую часть времени я провожу на работе.

Смотрю на часы. Почти десять. Закрываю кабинет и иду к лифту. Вижу, что двери как раз закрываются. Кто-то также как я сильно задержался на работе. Кто же такой трудолюбивый?

— Подождите, — рукой не даю дверцам лифта сомкнуться.

Спиной ко мне стоит маленькая, наверное, девчонка? Так не поймешь. Бесформенные джинсы и толстовка, которая явно ей или ему велика. На голове шапка, из под которой видны светлые длинные волосы. Но кто сейчас разберет? И пацаны молодые с паклями ходят.

— Какой этаж? — спрашиваю я.

— Первый, — все-таки, девчонка. Понятно по голосу. А еще этот голос мне кажется знакомым. Но откуда?

Разворачиваю ее за плечо к себе лицом. А на нем шапка надвинута на глаза, подбородок спрятан в ворот толстовки.

— Шапку сними, — требую я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С общежитием проблем не возникло. Как сироте, мне сразу дали там место. А вот со стипендией была засада. Поскольку я поступила не внебюджетное отделение, то стипендия мне не полагалась.

Денег, полученных за тот вечер, хватило только на оплату обучения. Осталось еще кое-что, но их я потратила на учебники и хоть какую-то одежду.

И мне опять пришлось искать работу. Единственное, что подошло мне по времени, — это работа в клининговой компании. Поздно вечером убираться в пустых офисах. Я была очень рада этой работе.

Во-первых, меня вполне устраивал график. Днем я училась, а вечером ехала мыть полы. Во-вторых, там платили неплохие для меня деньги. И, наконец, в-третьих, меня никто не дергал. В офисах, как правило, уже никого не было, когда я появлялась там.

Вот и сегодня я заканчиваю уборку своего этажа, убираю оборудование в подсобку и иду к лифту. Уже заходя в лифт, слышу сзади голос, от которого внутри все сжимается.

Этого не может быть!

Этот голос я не забуду никогда. «Терпи!» — сразу же отдается в ушах, хотя на этот раз это звучит как «подождите!»

И я бы, не задумываясь, нажала на кнопку закрытия дверей, но тот, кому принадлежит этот голос, сам просовывает руку между дверями лифта и входит. Я вся сжимаюсь, боясь повернуться. Так и стою спиной к дверям. Ниже натягиваю шапку, почти до носа прячу лицо в ворот толстовки.

Лифт трогается.

Он не узнает меня. Мы виделись всего один раз. И я была одета совершенно иначе. Нет, он точно меня не узнает. Надо просто доехать до первого этажа и все.

Но он задает вопрос, на который я вынуждена ответить. А потом берет меня за плечо и разворачивает. В своей манере. И мой взгляд утыкается в пристальный взгляд Рустама.

Похоже, он меня, все-таки, узнал.

— Сними шапку! — командует он.

Я не шевелюсь. И не из-за желания сделать ему наперекор. Нет. Из-за страха, в который он вогнал меня.

Он не повторяет. Просто берет за пумпон на шапке и тянет ее вверх. И на лице его сразу же скользит усмешка.

— Вот это встреча, недотрога, — проводит ладонью по волосам. — Ты чего сбежала тогда? Деньги получила?

Я молчу. Нет ни желания, ни сил общаться с ним.

Пальцем поддевает ворот толстовки и спускает его. Большим пальцем проводит по моим пересохшим губам.

— А ты ведь не все отработала тогда, — вижу, как темнеет его взгляд.

Мне становится еще страшнее. Я с ним в замкнутом пространстве. Лифт едет предательски медленно.

Он кладет руку мне на затылок, сжимает волосы и тянет назад.

— Самое время продолжить, — улыбается хищно.

— Отпустите! — наконец, я нахожу в себе силы сказать хоть что-то.