Чтобы отвести от него взгляд, Даше пришлось приложить усилия.

Девушка откинулась на стуле, позволила голове запрокинуться, разминая шею… С первым зевком справилась, а вот второй скрыть не смогла…

Бессонная ночь дала о себе знать.

Стас это заметил. Он вообще все, кажется, замечал. Все… Кроме дикой глупой влюбленности Даши-Носика. К ней оставался слеп.

— Если хочешь, приляг в гостиной, Даш. Я сейчас быстро спрячу еду, посуду заброшу в мойку и отвезу тебя домой. Отдохнешь.

Первым порывом было возразить. Соврать, что ей совсем не хочется прилечь, но потом… От одной только мысли о том, что голову можно пристроить на подушку, уже стало тепло. Поэтому Даша просто кивнула, вышла из кухни.

Присела на диван, глаза прикрыла, думала, что контролирует себя, что слушает, как Стас на кухне гремит посудой, и как только появится в гостиной — тут же подскочит с места, готовая проследовать за ним в машину, но прогадала. То ли заслушалась, то ли задумалась. И как-то незаметно для себя уснула.

* * *

Проснулась же из-за дикой жажды. Невыносимо хотелось пить, но и глаза разлепить было очень сложно. Почему-то было крайне уютно. Из-за незнакомого, наброшенного на плечи одеяла, мягкой подушки под щекой, тихого голоса, доносившегося откуда-то издалека.

Даше пришлось приложить усилия, чтобы открыть глаза, первым делом чуть испугаться, дернуться, потом же понять — и где она, и чей голос слышит, и почему так темно вокруг.

Девушка села в кровати (а это была именно она — та самая Стасова кровать, на которую она с таким святым ужасом недавно смотрела), спустила вниз плед, которым Стас ее накрыл, чтобы не замерзла, пошарила рукой по пустой половине постели — почти сразу ладонь легла не телефон. Разблокировала, увидела, что проспала без малого четыре часа — на экране светились цифры «22:15», а еще уведомления о пришедших сообщениях. От Богдана. В ватсаппе.

Колебалась Даша несколько секунд, потом зашла в диалог.

«Привет. У меня все хорошо, солнце. Мы заселились, сегодня встреча, вечером гуляем.», и серия фотографий. Каких-то достопримечательностей, еды, самого Богдана.

Отправлял их так, будто все хорошо.

Даша не ответила, не знала, что… Заблокировала, спустила ноги на пол, нашла тапки, встала тихо, подошла к двери, прислушалась…

Стас с кем-то говорил в гостиной. Тихо, но как-то раздраженно. Видимо, и разбудить гостью не хотел, и совсем спокойным оставаться тоже не мог.

По уму, Даше не стоило бы подслушивать. Не имела на это права, она же…

Чуть дверь толкнула, чтобы щель была побольше, дыхание затаила, закрыла глаза…

— Дина, что ты хочешь от меня? — Пауза. — Я все сказал вроде бы. — И снова пауза. — Если ты считаешь это глупостью — у тебя большие проблемы. А я считаю, что тебе пора учиться нести ответственность за свои поступки. Ты сделала, что хотела. Я сделал, что считал нужным. — Пауза. — Нет, Дина. Я не шучу. — Раздраженный выдох. Шумный. Будто шарик сдулся. — Ты уверена, что люди таким тоном разговаривают, когда звонят прощение просить? И нет. Мне не нужны твои изменения. Я просто хочу фарс прекратить. — Опять пауза. — Нечего спасать, Дина. Истерику прекрати… Да прекрати ты! — и не сдержался все же. Прошипел, правда, не вскрикнул. Но будь на месте Дины Даша — прекратила бы, потому что даже ей захотелось уши прижать. Слишком очевидным стало — довела. До белого каления. — Еще раз матери моей позвонишь — я перестану в рыцаря играть. Будем и квартиру делить, и деньги, которые у тебя на счету лежат. Поняла меня? Просто оставь меня в покое. Раз и навсегда. Ты получила, что хотела. Я больше не буду трахать тебе мозг нытьем о детях. Тебя же это бесило? Ну так радуйся, Дина. Радуйся.

Слышно было, что Стас скинул, бросил телефон на диван, сам же к окну подошел.

— Как это все меня… — ясно было, чем закончить хочет, но сдержался. Даже наедине с собой не позволил себе же договорить. Даша не сказала бы, откуда знает, но не сомневалась — в душе у Волошина сейчас пожар. И горит не какой-то сарай или стог сена. Нет — военный склад. С «фейерверками» и серией цепных реакций.

И лучшее, что она сейчас могла бы сделать — оставить наедине. Дать остыть. Выйти через полчаса, когда он чуть успокоится, но за свои поступки ведь надо отвечать, как сказал парой секунд ранее Стас Волошин? Вот и Даше пришлось.

Дверь чуть качнулась от слабого ветерка, издав протяжный скрип.

Стас оглянулся. Пусть в гостиной было так же темно, как в спальне, силуэт увидел, опять выдохнул.

— Выспалась, Даш? Прости, ты заснула, не хотел будить. В спальню отнес, ты даже глаз не открыла. Я решил, что будет лучше дать тебе выспаться…

Он сделал вид, что не понимает — подслушивала. Это было благородно. Снисходительно. Взрослая реакция на детский прокол. Но она-то не ребенок совсем…

— Что она хочет от тебя, Стас? — Даша не знала, это темнота придает смелости или лавина импульсивности, которая начала катиться прошлой ночью, теперь же только набирает темпы, но она проигнорировала попытку Стаса обойти щекотливую тему.

Вышла из спальни, но осталась стоять с противоположной от Стаса стороны дивана. Он же глянул мельком, потом к окну отвернулся, передернул плечами.

— Не хочу об этом говорить. Развод — это сложно. Должна понимать. Почти так же, как расставание, только надо еще пару кругов адовых формальностей пройти.

— Ты ее любишь до сих пор?

— Даш… Зачем тебе?

— Хочу знать.

— Зачем?

— Раз спрашиваю — значит, надо. — звучало, пожалуй, более чем нагло. И любой другой послал бы нафиг. Имел право, Стас же только оглянулся, поймал ее взгляд в темноте. Ответил. Честно.

— Нет.

— Из-за того, что она сделала?

— Да. Я не готов такое прощать. Как бы ни любил когда-то.

— Больше жизни… — под нос себе шепнула. Те слова, которые он сказал давным-давно у своего подъезда. Сказал так же искренне, как теперь это короткое «нет».

— Я утолил твое любопытство, Носик? Можем ехать? — его эмоции сложно было считать. У него будто всегда все было под контролем. Всего раз прорвалось. Тогда, на ужине у Тёмы.

— Это не было любопытство, Стас. Не считай, что я…

— Я ничего не считаю, Дашка. Просто наблюдаю, как жизнь к херам рушится… Хочешь рядом постоять, посмотреть? Я не против. Но не советовал бы.

Он опять спокойно сказал, Даше же пришлось щеку изнутри закусить, чтобы помешать губам моментально изогнуться в грустной гримасе. Просто потому, что его «жизнь к херам» для нее было чередой самых счастливых микромоментов. Полет. Хот-доги на заправке. Переписка глупая. Прошла ночь. Сегодняшний день…

Длина дивана составляла четыре Дашиных шага. Теперь она знала это точно. Плечи у него твердые и чуть шире, чем были в двадцать два, когда она вцепилась в них так в прошлый раз. Взгляд… Опять удивленный. Но она теперь чуть умнее, поэтому скользит пальцами от плеч к щекам. Так, чтобы не отвернулся, хотя… Понимает ведь, что это не поможет при желании.

— Ты слепой дурак, Стас. Не хочу я рядом стоять. Мне больно рядом стоять.

Он не стал ниже, поэтому снова пришлось приподниматься на носочки. На сей раз ее губы были уже не мокрыми и холодными, а сухими и горячими. Возможно, даже слишком. Возможно, ему было не так приятно ощущать их на своих, но Дашке…

Смелой Дашке это было уже неважно. Прежде, чем получить такой же удар, как в семнадцать, она должна была успеть опять его поцеловать.

* * *

Надейся Даша на то, что на этот поцелуй Стас уже ответит, была бы величайшей дурой. Он снова мог поступить только так же, как тогда, в семнадцать. Так же, но чуть мудрей.

Даша сама оторвалась от его губ — изворачиваться не пришлось, сделала шаг назад. Такой же, как тогда. Но развернуться и убежать не успела бы, так как Стас перехватил оба запястья, опустил, притягивая вновь ближе. Шарил по ее лицу взглядом, явно пытаясь увидеть там ответы на закономерные вопросы.

У Даши же в голове проскользнула шальная мысль — пусть ответных чувств от него добиться опять не выйдет, но хотя бы в том, что именно она, Носик, способна выбивать его из колеи — можно не сомневаться.

— Ты из-за меня решила порвать с Богданом?

— Нет.

Первый его вопрос был совсем не тем, о котором мечталось. Хотя мечтать о чем-угодно изначально было глупо.

— Я просто призналась себе же, что его не люблю. Приблизительно, как ты признался себе, что не любишь Дину.

— Это такая ошибка, Дашка. Ты себе представить не можешь…

Он явно говорил искренне и из лучших побуждений. Но каждый раз его речи вызывали в девичьем сердце только желание язвить в ответ.

— Вы с Тёмой не зря друзья, Стас. Практически слово в слово…

— Потому что мы правы, Даш. Оба правы. Я сейчас вряд ли смогу тебе дать… Хоть что-то дать…

— Ты слепой, Стас, — не держи он ее довольно сильно, Даша с радостью стрясла бы с себя его руки, сейчас жгущие запястья, а потом может и в грудь стукнула бы. Туда, где у нормальных людей сердце. Вдруг так удастся его запустить в нужном ей ритме? В ритме любви к Даше-Носику. — Вспоминал прошлое так спокойно. Ностальгировал. Пользовался мной, чтобы… Отвлечься. Не понимал, что для тебя это ностальгия просто, а для меня — незажившая рана. Вот тут рана…

Стас позволил руку поднять, ткнуть с силой в грудину.

— Носик… — хват стал значительно слабее, Стас сначала запястье погладил на той руке, что била, потом отпустил вовсе, позволяя вдоль тела опуститься бессильно, сам же к щеке потянулся. И Даше впору бы дернуться, показать, что не нужна гордой взрослой Красновской его жалостливая ласка, но что делать, если нужна? Даже когда злишься и больно — все равно нужна.

— Что «Носик»? Я не требую ничего. Не прошу даже, просто… Ничего не изменилось. Хочешь, смейся, хочешь, плачь, хочешь, номер мой удали и из жизни вычеркни, ничего не изменилось с тех пор.

— Черт… — от него хотелось услышать что-то другое. Более определенное и содержательное. Но не судьба. Стас чертыхнулся только, потом же к себе ее прижал. Как Даша сама только сейчас поняла — трясущуюся. Зачем-то уткнулся губами в макушку, по волосам стал гладить. А потом сказал… Снова неопределенно. Снова непонятно. Но почему-то так, что сердце ухнуло в пятки. — К херам, так к херам…

* * *

Сразу после признания… Очередного… Ненужного… Даше вновь стало невыносимо стыдно. Хватило сил разве что на то, чтобы не сбежать, сверкая пятками, как в семнадцать. Но вот смотреть на Стаса, говорить что-то казалось нереальным. В горле стоял ком, в голове блок, хотелось… Ничего. Из объятий его освободиться, сухо шепнуть: «Я такси закажу», сделать шаг в сторону спальни, в которой остался телефон.

Вздрогнуть, когда он за руку поймал, развернуться заставил. Благо, взгляд поймать не пытался.

— Я отвезу, Дашка. Не глупи.

Плечами передернуть, запястье вывернуть, уйти в спальню все же. Хотя бы на пару минут, чтобы обрести минимальное равновесие, успокоить пульс и мысли. В которых раз за разом звучало «к херам, так к херам». Непонятное. Ничего за собой не повлекшее.

Через пять минут Даша вышла в прихожую, наощупь обулась, потому Стас и тут свет не включал. Будто чувствовал, что не стоит. Следом за ним из квартиры ретироваться, ждать за спиной, пока закроет, ехать в лифте в полной тишине. Как и в машине.

Рядом со своим подъездом взяться за ремень безопасности, надеясь быстро отщелкнуть и смыться без лишних слов, но Стас не дал.

Накрыл рукой паз, не позволяя отстегнуться, дождался, пока все же посмотрит. С вопросом и болью во взгляде…

— Это я виноват во всем, Дашка.

— Ты. Мне от этого легче должно стать? — Красновская и сама не знала, откуда в ней столько язвительности, и почему именно на Стасе срывается каждый раз. С Богданом ни разу себе подобного не позволяла. А с Волошиным… Видимо, слишком болит его безразличие.

— Не должно. Но выслушай. Не перебивай. Я недолго…

Даша хмыкнула, глянула куда-то в сторону, закусывая губу. Хотелось с помочью физической боли чуть вернуть себе ощущение реальности.

— Это я виноват во всем. Зациклился на себе. Увидел тебя у Тёмы, почему-то в голову врезалось, что ты — лучик света в темном царстве. А мое темное. Хоть глаз выколи. Вцепился в тебя, как… Как в лучик. И подумать не мог, что делаю тебе больно. Замуж ведь выходишь…

— И что? Как видишь, уже не выхожу… — Даша практически выплюнула, окинув Стаса откровенно злым взглядом. От его объяснений становилось только хуже. Раньше она сама себя убеждала в том, что вся интимность, которая скользила во взглядах, словах и действиях — напускная. А теперь он сам это подтверждал. Лучик.

То Носик, то Лучик. Дальше что? Ни намека на любимую.