— Да дослушай ты, глупая…

Он не крикнул, и даже тон не делал требовательным. Говорил тихо, спокойно, ласково. Честно и из-за этого больно.

— Но меня тянет к тебе, Даш. Это тоже отрицать было бы глупо, просто… Хуже времени не придумаешь.

— Почему? Почему не придумаешь, Стас?

— Потому что я развожусь, а ты бросаешь жениха. Потому что мы сейчас не способны рационально мыслить.

— А какого черта мы должны мыслить рационально? В этом беда, Стас. В этом! Я не хочу рационально! Я хочу жить и чувствовать себя живой. И ужас в том, что это получается… — запнулась, сглотнула, сложно было, но заставила себя взгляд поднять. — Получается только с тобой, — шепнула, тут же потупившись. Даже не знала, больше хочет, чтобы он успел поймать в ней ту отчаянную правдивость, которую закладывала в эти слова, или чтобы пропустил.

Он, видимо, услышал. Потому что сам ремень отстегнул, потянулся к ней, обнял, уткнулся в висок.

— Сначала мы должны разобраться. Каждый со своим. Понимаешь, Носик? Иначе поломаем друг друга… Я тебя поломаю, боюсь. Не хочу этого. Не прощу себе. И тащить тебя в то дерьмо, в котором сам купаюсь…

— Что ты предлагаешь, Стас? Мне сердце на паузу поставить? Оно и так на паузе восемь лет. Если ты рядом — срывается.

— Дай мне немного времени, Даш. Так будет правильно. Ты не понимаешь, на что подписаться хочешь.

— Ну так объясни.

— На вечные сомненья, на полное непонимание, на осуждение. Ты этого хочешь?

— Мне все равно, — Даша искренне ответила, Стас не сомневался даже, но сам хмыкнул только. Слишком влюбленная, чтобы говорить такие слова так уверенно. Не хочет смотреть правде в глаза.

— Вот ключи от моей квартиры, Носик, — Стас ослабил хват, поймал своей рукой ее руку, вложил в нее связку. — Приходи в любое время. Звони посреди ночи. Ты дорога мне. Меня тянет. Но пока — нет. Можешь ненавидеть, но прими.

— Я снова маленькая и глупая?

— Нет. Просто хочу тебя защитить. Пока могу.

Его ответы били не менее больно, чем другие в семнадцать. Потому что и тогда, и сейчас мечтала-то Даша о других. Но что бы кто ни думал, выросла с тех пор. Научилась маскировать и притворяться, что не больно. Потому кивнула, будто принимая, ключ в ладони сжала, посмотрела в его глаза.

— Я обещала, что отвоюю, Стас Волошин. Помнишь?

— Помню, Носик.

— Так и будет. Не сомневайся.

— Не надо отвоевывать. Просто подожди.

— Мне лучше знать.

Не хотела, чтобы последнее слово было за ним. Сказала уверенно, из машины вышла, скрылась в подъезде, ни разу по пути не оглянувшись, поднялась в пустую квартиру. Сама удилась тому, насколько спокойна. И уверена насколько. Потому что нет больше «любви больше жизни». А силы на то, чтобы отвоевать наконец-то, есть.

Глава 14

Час тому назад Даше на телефон «упало» сообщение от Богдана о том, что он приземлился. Осталось пройти контроль, взять такси, приехать к себе на квартиру и…

На этом моменте ожидания и реальность очевидно разойдутся.

Рвать отношения по телефону Даша так и не решилась. Считала ли это благородным? Нет. Благородством ее поступки последнего времени и не пахли. Но раз уж нашла в себе силы и наглость решать все за двоих — должна была сделать это по-человечески.

Богдан спросил, приедет ли она к нему на квартиру, она ответила, что да.

Спросил, приготовит ли что-то вкусненькое, а то надоели карривурсты и гостиничная еда… Она уточнила, что-то легкое или основательное?

Спросил, скучала ли она по нему… Она не ответила. Потому что не скучала.

Проснулась утром… Спокойной, решительной… Такой же, как и всю неделю до этого. Заехала в магазин, купила все согласно заказу, приехала к Богдану.

Открыла квартиру своим ключом, чуть пожалела, что не подумала наведаться на неделе и чуть прибраться — ему было бы приятней попасть в чистую квартиру. Вряд ли это как-то сгладило чувства из-за того, что Даша собиралась сделать, но… Он же любит комфорт. И непутевая невеста умела его создавать… Пока у нее не поехала крыша.

Даша готовила нехитрый обед, прокручивая в голове все то, что собиралась сказать. Речь была давно заготовлена, обдумана, отшлифована… И все равно казалась туповатой. Но разве бывает в ситуациях, подобных той, что сложилась у них, иначе?

Когда услышала шебаршение у входной двери, вздрогнула… Нож соскочил с помидора, который нарезала, чуть не порезал палец. Пришлось отложить нож, сполоснуть руки, сжать их в кулаки, чтобы не тряслись.

Моментально стало сложно, куда менее решительно и куда более тошно… И еще хуже, когда Богдан, оставивший чемодан в коридоре, зашел на кухню, пересек ее в пару шагов…

— Привет, солнце. Пахнет как! — обнял, явно планировал губы поймать, но получил доступ только к щеке. Не обратил на это внимания, руки скользнули с талии ниже…

— Богдан, подожди… — Даша перехватила, попыталась остановить.

— Да, ты права, Дашка. В душ сначала схожу, а потом…

И он вроде бы прислушался, но нашел объяснение ее просьбе в «корзинке нормальности». Там, где искать уже не было никакого смысла, просто он пока не в курсе.

— Хорошо, а я пока… — Богдан не дослушал. Развернулся, из кухни вышел. Даша краем уха уловила, как чемодан открывает, достает оттуда что-то, потом идет в сторону ванной… Рассказывает о чем-то, смеется, вроде бы даже вопросы какие-то задает, но не особо беспокоится из-за того, что ответов-то нет. Понятия не имеет, что Дашка снова взяла нож, что пытается дорезать злосчастный помидор, на сей раз уже полноценно трясущимися руками.

А все потому, что, кажется, переоценила свои силы и теперь совершенно не знает, как сказать. Как сердце разбить.

* * *

— Дашуль, это очень вкусно! Просто очень!

После душа Богдан вернулся на кухню, где на столе его уже ждала отвлекающая тарелка. На двоих Даша не накрывала — у самой кусок в горло не полез бы.

Богдан же был слишком бодр и счастлив, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание.

Сел за стол, по мокрым волосам провел, собирая влагу, наколол на вилку кусок мяса, в рот забросил.

— Приятного аппетита, — Даша же только улыбку из себя вымучила, когда он оглянулся на нее через плечо, подмигнул.

Отчего-то очень хотелось разозлиться на него. За то, что настолько глух к ее сомнениям. Что не видит изменений. Что за проведенные врозь дни даже не попытался выяснить, все ли у них хорошо и что вообще значило ее поведение в машине. Очень хотелось, но не получалось. Потому что понимание было слишком очевидным — вопрос в ней. Изменения произошли с ней. Все перестало устраивать ее. Он же… Каким был — таким остался. Милым, добрым, ласковым, заботливым, замечательным… Не тем.

— Поем, чуть отдохну, а потом мотнем в кино? А, Даш? Фильм классный, тебе зайдет, думаю.

— Богдан… — он просто день планировал, а Даше только гаже становилось с каждым его словом.

— Что? Не хочешь в кино? Ну давай, Даш.

— Не хочу.

Богдан снова через плечо на нее посмотрел, нахмурился чуть.

— Что не так? Ты обижаешься на меня за что-то? Объясни тогда, я извинюсь, вину признаю, и дальше поедем…

То ли пошутил, то ли правду сказал, потом вернулся к еде, Даша же сделала глубокий вдох, потянулась к сумочке, в которой лежало то, что должна была отдать, в кулаке сжала…

— Я не обижаюсь, Богдан. И тебе не за что извиниться, но…

Девушка оттолкнулась от столешницы, прислонившись к которой стояла до этого, к обеденному столу подошла, сначала ключи от его квартиры положила, потом кольцо.

— Это что, Даш? — он посмотрел на нее, вроде бы уже нахмурив брови, но еще улыбаясь. Потом на связку с ключами, потом на нее опять.

— Я решила, Богдан. Свадьбы не будет.

Может, это неправильно было с ее стороны — говорить сразу в лоб, без подготовки, даже не сев напротив, не взяв его руку в свою. Может, неспроста подобные разговоры начинают с фразы «дело не в тебе», это ведь смягчить должно. Но в их случае… Как ни смягчай, лучше не станет.

Богдан улыбнулся еще сильней, сам к невесте потянулся, думал за руку ухватить, она не дала — отступила.

— Это шутки такие, солнце? Ты пранкуешь меня что ли?

Подобную реакцию, пожалуй, стоило бы назвать «шутка надежды». Первая версия, которую мозг рождает, уже догадываясь, что вряд ли, но цепляясь за возможный розыгрыш, как за последний шанс.

— Не шутка, Богдан. Я… Не люблю тебя. Совсем не люблю. И не могу. Ты не виноват, причина во мне. Ты не сделал ничего такого, что могло бы меня обидеть или разочаровать, просто… Я была очень глупой, когда думала, что любовь — это уют, привычка, нежность.

— Подожди. Подожди, Даш. Я ни хера не понимаю…

Даша тараторила так быстро, что только усложняла понимание, а не объясняла, как хотела.

Богдан же отложил приборы, встал из-за стола. Сделал шаг к ней, но Даша снова отступила. И сама не сказала бы, почему ведет себя так, но сейчас адски боялась физического контакта с мужчиной… С первым и единственным мужчиной в своей жизни. Уверенность в отношениях с которым была железобетонной, а теперь… Стерлась в пыль.

— Что не так? Давай по-человечески поговорим. Что. Не. Так? — Богдан старался говорить спокойно, но даже по тому, как голос менялся, было понятно — растерян. До состояния, когда с одинаковой вероятностью можешь рассмеяться от взгляда на палец и разораться до хрипоты.

— Я не люблю тебя. И замуж не выйду. И если ты подумаешь… Немного… Когда остынешь чуть… То поймешь, что и ты меня не любишь.

В этом Даша тоже ни капельки не сомневалась. Вот только… Видимо, Богдан и не искал любви никогда. Поэтому это вряд ли могло стать для него откровением.

— Бояться свадьбы — это нормально, Даш. Только глупостей делать не надо…

Богдан потянулся к кольцу, взял его в руки, вытянул, улыбнулся… Как бы говоря, что если она сейчас вернет все на место, он забудет о ее минутной слабости. Но беда в том, что слабость была уже не минутной. Да и не слабостью вовсе.

— Нет. Прости. Уже не получится. Я решила. Прости, пожалуйста, если сможешь.

— Что ты решила, Дашка? Бросить меня вот так? Потому что… Потому что не любишь? А кого любишь?

Вряд ли Клеверов хоть приблизительно целился. Но как-то с первой попытки попал. Настолько метко, что Даша взгляд опустила, покраснела моментально. Выдала себя же со всеми потрохами.

— Так, Дашка… На меня смотри… — и он понял все. Теперь уже не заботился о том, что она вдруг стала чувствительной к необходимости держать дистанцию, подошел, поддел подбородок, фиксируя довольно жестко, заставил взгляд поднять. — У тебя завелся кто-то что ли? Что за г*ндон?

— Не завелся никто, я просто… Люблю не тебя.

— Так а кого? Говори давай? Я зубы пересчитаю козлу, а потом с тобой поговорим.

— Не о чем, Богдан, — Даша вывернулась все же, снова отступила. — Замуж я не выйду. Вещи мои можешь выбросить. Знакомым говори, что хочешь. Что изменила, что с ума сошла, что сам бросил. За своими можешь приехать в любое время. Мне стыдно перед тобой. Я знаю, что веду себя, как… Как дура и стерва. Но лучше сейчас, чем потом… Потом будет больней.

— Я раз скажу, Даш. Раз всего. А ты решай… — голос Богдана был спокойным, но Даша не сомневалась, что это притворно, и он сейчас горит. — Это твое «люблю не тебя» — до одного места. У меня тоже всякое случалось… За четыре года. Но быстро проходило.

Даша буквально на пару секунд глаза прикрыла, потому что… Не знала об этих «случалось». А если бы узнала во времена, когда считала, что у них с Богданом все идеально — осталась бы с разбитым сердцем.

— И у тебя пройдет. И я готов простить. Сделать вид, что ничего не было. Потому что знаю, как это. Не рушь то, что есть у нас, ради…

— А что у нас есть, Богдан? Что? Даже уважения не будет после этого… Что хранить? У тебя быстро проходило, а у меня… С детства не пройдет никак…

Говорить больше не хотелось, Даша обойти попыталась. Думала, выйдет из квартиры, телефон отключит, а потом… Да куда-угодно. Лишь бы привыкнуть к новой реальности.

— Это Волошин что ли? Ты в него вроде бы втюрилась в детстве, — но Богдан не дал — поймал за локоть, снова придержал. А Даша снова не ответила. — Женат же. Не стыдно?

— Перед тобой стыдно. Больше ни перед кем…

Красновская сказала довольно тихо, вывернула локоть, сумку схватила… Уже из коридора слышала яростное Богданово «с-сука» и удар в стену. Вздрогнула, но не вернулась. Было гадко, больно, обидно, но понятно без слов — после всего сказанного шансов больше нет.

Она и так обманывала себя четыре года, рисовала красивый фасад отношений и верила в то, что внутри так же. Оказалось же… Внутри пусто. Не гнило, не ветхо, не пахнет дурно. Просто пусто. И стоило коснуться фасада пальцем — как декорация повалилась.