Мария Акулова - Я тебя отвоюю

Но в тот процесс Стас впрягаться уже не планировал — это было дело принципа, а не эмоций. Там он собирался доверить все адвокату и со спокойной душой принять любой исход событий.

Сам же… Просто тихо мечтал о том дне, когда окажется свободным человеком. Без штампа и хоть каких-то связей с женщиной, оказавшейся совсем не той, кого он сам на протяжении прожитых вместе лет пытался то ли рассмотреть, то ли создать.

Он никогда не сказал бы об этом Даше (скорее всего не поняла бы так, как стоило), но ярый контраст, который он увидел между прошлыми и нынешними отношениями, делали с одной стороны особенно больно, а с другой… Небывало легко.

Потому что все сомнения, которые съедали душу поначалу — имел ли право совершать опрометчивый поступок, не испытывая к ней и доли тех чувств, которые испытывает она? Имел ли право давать Даше надежду, когда у самого и мысли, и чувства были отданы другой — пусть речь уже не шла о любви, но когда тебе гадко… Всегда гадко… А еще больно… Тебе сложно с открытым сердцем бросаться в новые отношения. Имел ли право впутывать во все те сложности, которые и сам-то предвидеть не мог? Все эти бесконечные сомнения развеялись…

Слишком быстро и легко. Благодаря ее искренности, благодаря открытости, благодаря ласке и самоотверженности. Любовь Даши вырастила в нем ответное чувство.

Говорят, свое счастье не построишь на чужом горе, но Стас знал — на своем горе свое же счастье построить можно. Если на твоем пути встретилась такая, как Даша — можно.

Без отчаянных потуг Дины, направленных на то, чтобы отдалить их, они не сблизились бы так быстро и так сильно. Он не несся бы каждый день с работы домой со скоростью света, чтобы просто увидеть ее улыбку, обнять, коснуться губ… И почувствовать одновременно жадность и спокойствие, которое не сравнить ни с чем.

Ему нечем было бы напитывать душу. Ему незачем было бы жить. Его продолжала бы мучить бессонница. Он не бросил бы курить, потому что… Уже нельзя. Между ними больше нет преград, и их пороховая бочка рано или поздно взорвется счастьем.

Это был чистый омут. И они с Дашей шли в него на дно тандемом, не испытывая страха и сомнений. Это была внезапно обретенная полная свобода и самая сильная зависимость.

И даже размышлять — а что было бы, произойди это тогда, в юности, — больше не хотелось. Сейчас им было слишком хорошо для любых «если бы да кабы». Сейчас им было идеально, как только может быть людям за шаг до последнего, очевидно победного рывка.

Заседание было назначено на девять. И пусть предшествовала ему снова бессонная ночь — обоюдная — вдвоем и ее пережить было легче.

Они просто лежали, обнявшись, чередовали молчание с тихими разговорами. Что-то планировали, над чем-то шутили, убеждали себя, что места форс-мажорам в этом деле просто нет. Что вселенная им задолжала, поэтому завтра все пройдет быстро и гладко. Убеждали и убеждались.

Утром руки не слушались ни Дашу, ни Стаса. Ему пришлось переодевать рубашку, так как на первую Даша вылила кофе. Было горячо и не то, чтобы особо приятно, но Стас пошутил, что это и к лучшему. Пусть опрокинутая чашка станет самой большой неудачей этого дня. Даша, конечно, расстроилась, но согласилась.

А перед выходом держала его долго в объятьях, не находя в себе силы отпустить.

— Все будет хорошо. Обязательно будет хорошо. Подумай только, совсем немного… И все будет совсем хорошо… — шептала, убеждая одновременно и его, и себя.

— Я позвоню тебе, как закончим. Как договорились, — Стасу тоже не больно-то хотелось снимать с себя любимые руки, оставлять ее тут нервничать, но… Это ведь должен был быть последний день их общих нервов. Тогда они думали, что последний.

* * *

И Даша, и Стас взяли в тот день отгулы. Прекрасно понимали, что у работы нет шансов занять их мысли.

Когда Волошин ушел, Даша вернулась на кухню. Села за стол, долго смотрела, забывая моргать, на чашку с кофе, который он так и не допил.

И Даша прекрасно его понимала — пусть они провели эту ночь без сна, все равно были слишком возбуждены — дополнительный стимулятор бодрости им не требовался. Да и ни глоток, ни кусок в горло не лез.

Наверное, так чувствуют себя спортсмены-олимпиадники в день решающих соревнований. Только они готовятся к часу «икс» всю свою жизнь, а Даша со Стасом шли к нему куда меньше. Но дорога у них получилась слишком извилистой и сложной, чтобы сейчас был малейший шанс взять себя в руки.

Потом… Все потом… Когда вопрос будет решен, когда они взберутся на свой пьедестал, получат свое золото, поверят в него окончательно…

С завтраком у Даши так и не сложилось.

Она вылила кофе, помыла чашку, застелила постель, а потом села в гостиной, держа в руках телефон, чередую гипнотизирование черного экрана и его активизацию, чтобы проверить время.

Стас настраивал ее на то, что заседание с высокой вероятностью начнется позже назначенного (во всяком случае, так подсказывал опыт), а вот длиться вряд ли будет долго. Но для Даши долгими сейчас казались даже не часы, а минуты и секунды.

Нестерпимо хотелось если не позвонить ему, то хотя бы написать, но Даша сдерживалась. В голову то и дело лезли картинки, а то и полноценные сцены того, как все будет происходить…

«Ваша честь, я настаиваю на полном удовлетворении исковых требований.» — произнесенное Стасом, злой ответ Дины, задумчивый взгляд — судьи… И стук молотка, за которым следует выход в совещательную комнату и постановление решения. Исключительно того решения, которое катастрофически нужно сегодня Даше и Стасу. Потому что… Если не оно — то в мире просто нет справедливости. И к черту такой мир.

Даша сдерживалась от звонка до десяти. Когда стало невыносимо сложно — набрала. Стас скинул. Сердце ухнуло в пятки, но пришлось срочно брать себя в руки и стараться успокоиться.

Убеждать себя, что все дело в задержке. Наверное, вот сейчас как раз рассматривают. Или… Или уже даже решение оглашают.

Следующую попытку набрать Даша совершила через полчаса. Стас опять скинул — успокоить себя было уже сложнее. Она набрала еще раз почти сразу, но он опять не взял. Напечатал короткое «скоро буду»… И ни слова об исходе. Ни слова…

Сердце билось в горле, доводя до противной тошноты. Продолжая держать телефон в руках, Даша начала курсировать по комнате, задерживалась на десяток секунд у окна… А потом снова курсировала.

В какой-то момент набрала Артёма. Шанс, что брат будет в курсе, раньше ее, казался мизерным, но… А вдруг?

— Алло, мелкая, слушаю тебя…

— Тебе Стас не звонил?

— Нет. А должен был?

— У них с Диной сегодня последнее заседание. Я волнуюсь…

— Почему волнуешься? Поверь мне, как юристу. Их разведут. Суд не может заставить их сожительствовать только потому, что так статистика разводов будет немного менее внушающей…

Артём ответил довольно спокойно и даже с улыбкой.

И Даша оценила бы шутку, не будь она настолько напряжена. До предела, а то и за ним.

— Хорошо. Спасибо. Но если он позвонит тебе — набери меня, пожалуйста. Я… Я изведусь здесь, пока это все закончится.

— Не накручивай себя, Носик. Все будет хорошо…

Даша скинула, вернулась на диван, снова занялась тем, чтобы смотреть на черный и горящий временем экран. Легко сказать «не накручивай», а сделать… Совсем непросто.

Стас не стал бы тянуть интригу — не в его характере. Это слишком жестоко. Поэтому… Даша понятия не имела, что там происходит, но в голову лезли исключительно плохие мысли.

А когда в замке начал проворачиваться ключ — тут же подскочила, понеслась навстречу.

— Стас… — он зашел в квартиру… И Даше сразу стало понятно, что что-то не так. Не сказал ни слова. Закрыл дверь, бросил ключи и телефон на тумбу, молча прошел в кухню, не разуваясь. Потянулся к полке, на которой стоял алкоголь.

— С-сука… Немеет…

Стоял спиной ко входу, в котором застыла Даша, но даже так она уловила, что смотрит на руку, сжимая-разжимая кулак. А за бутылкой тянется второй.

Достает ее, достает стакан, не наливает только, а нажимает на висок, трет его. Лишь потом опять возвращается к своему изначальному плану — наливает, разбрызгивая… Потом трясущейся же рукой пытается поднести к лицу… Но так и не делает глоток, стукает с силой снова о стол, разворачивается, смотрит прямо на Дашу.

— Она п-принесла справку о беременности. Срок. Ч-четыре месяца.

— Это ложь… — Даша непроизвольно тянется ко рту, уже даже не обращая внимания на то, что сердце переехало из горла прямиком в голову, яростно долбя там в виски. Шепнула не столько Стасу — сколько себе.

— Или правда. — Но ответил зачем-то он. Опустил взгляд на одну руку, потом на другую. — Я н-не з-знаю. Ч-что. Д-делать. Н-не. З-знаю…

Такое впечатление, что каждое слово он выдавливал из себя. То ли не находя сил, то ли не в состоянии сходу вспомнить.

А потом…

— Стас, — врач в Даше понял раньше, чем любящий Носик. Она окликнула его громче обычного. Он вскинул взгляд. Повернулся к ней лицом, на котором… Будто судорога и поехавший вниз уголок рта.

— Н-нервы п-просто… — он пытается поднять ту руку, которая немеет… И не может.

— Господи… — и как на зло, Дашин телефон остался в комнате, на диване. Она же… В жизни так не бежала. Ни до, ни после. Даже к обрыву, чтобы взлетать. Схватила мобильный, понеслась назад.

Успела подхватить Стаса прежде, чем подкосило уже ногу, они осели вместе. Он — ничего не понимая, Даша — судорожно набирая номер скорой.

— Алло. Мужчина. Тридцать лет. Подозрение на инсульт. Пожалуйста… Спасите.

Даша сидела в приемной больницы, в которую привезли Стаса, бессознательно комкая на коленях ткань домашних штанов.

Он сейчас был где-то там — за чертой, допустимой для посетителей, а она… Запуталась в реальности. Запуталась слишком сильно, чтобы иметь возможность сконцентрироваться хоть на какой-то одной мысли. Все, на что сподобилась — дать информацию о поступившем и контакты его близких медсестре, которая сама подошла к ней почти сразу, присела рядом, в глаза заглянула, старалась говорить тихо и разборчиво, успокоить, узнать, кем она приходится Стасу и есть ли у него родственники. Даша даже телефоны толком надиктовать не смогла, просто разблокировала мобильный — показала номера Артёма и Веры, а когда медсестра отошла, предварительно улыбнувшись ободряюще, вновь вперила взгляд в пустоту перед собой.

Сердце продолжало биться в висках, чтобы делать вдохи, приходилось каждый раз заново этому учиться, но и это спасало не всегда — иногда горло перехватывало, и Даша становилась будто рыбой, выброшенной на берег. Рыбой на грани истерики.

— Дашка… Боже, Дашка… — даже не сразу узнала голос брата. Поняла, что это он, только когда Артём практически подлетел, опустился рядом на корточки, накрыл руки своими, попытался поймать взгляд. Своим — испуганным. Ее — отчаянный. — Как это случилось? Что случилось вообще?

— Он… Он пришел после заседания… Сказал, что… Дина справку принесла о беременности… И он… — рассказ откровенно не получился. Даша старалась, но только начала — и сразу подавилась всхлипом. Вытащила руки, закрыла ими лицо, телу зачем-то тут же понадобилось раскачиваться, будто маятнику. Вперед-назад. Вперед-назад.

— Успокойся, Даш. Успокойся. Он молодой. Он справится. Слышишь меня? — Артём, видимо, понял, это ее максимум, поэтому выяснять дальше не пытался. Поднялся, зафиксировал ее в объятьях, сначала покачиваясь вместе с ней, а потом постепенно прекращая эту истеричную манеру. Гладил по голове, шептал отцовские слова из детства: «тшшшшш, малышка. Тшшшшш, Дашуля. Тшшшшшш, ребенок». И уже не только для нее — но и для себя чередуя это с заверениями «что он молодой, он справится».

Следом за Артёмом в больнице были и Волошины.

Вера — белее снега и Елисей — хмурый до невозможности.

С ними говорил уже сам Артём. В нем нашлось куда больше сил, чем в Даше. Он узнал у медсестры те подробности, которые не смогла выдавить из себя сестра. Старался говорить спокойно.

Даша краем уха слышала, как они переговариваются, но заставить себя хоть как-то поучаствовать в разговоре не смогла. Только взгляд взметала каждый раз, когда в приемный покой выходил какой-то человек в халате.

— Я не силен в этом. Но сказали, что Даша вовремя вызвала скорую, дала какие-то правильные таблетки… Глицин, что ли? Ему сделали томографию, сейчас делают какую-то т-тромбол… Терапию какую-то. Я не запомнил, простите. Еще что-то говорили о минимальном дефиците… Но ясно будет, когда закончат… И когда проснется. Только тогда увидят…

И пусть где-то там, в прошлой жизни, Даша, в отличие от Артёма, была сильна в этом, сейчас это не спасало. Выдержки ей хватило лишь на то, чтобы передать Стаса врачам, а теперь она превратилась из хладнокровного медика в с невероятной скоростью тонущую в отчаянье женщину.