Юлия Леонова - Я вам любви не обещаю

Вологодская губерния

г. Никольск

В маленькой церквушке на самой окраине Никольска было немноголюдно. У гроба покойницы собрались: совсем юная девушка, две старушки благопристойного вида, да лысоватый полный господин средних лет.

Тощий дьячок с реденькой бородкой заунывно читал отходную, девушка тихо всхлипывала то и дело, промокая скомканным платочком покрасневшие глаза, пожилые дамы, стараясь не привлекать к себе внимания, тихо перешёптывались, полный господин тяжело вздыхал, всем своим видом демонстрируя, что находиться здесь ему в тягость.

Дьячок умолк, служба окончилась. Перекрестившись, полный господин извлёк из кармана несколько смятых купюр и протянул священнослужителю. Девушка вновь всхлипнула и вдруг зашлась в горестных рыданиях. Полный господин раздражённо вздохнул и, обняв девушку за плечи, повёл к выходу.

— Верочка, голубушка, ну полно так убиваться, — тихо заговорил он, помогая ей спуститься с невысокого крылечка. — Мне жаль вашу маменьку, но, увы, её уже не вернуть, а вам о себе подумать надобно.

Верочка закивала головой, признавая правоту его слов, опустила на лицо тёмную вуаль и, опираясь на предложенную руку, неловко забралась в ожидавшую их коляску.

Две старушки, присутствовавшие на панихиде, вышли вслед за девушкой и полным господином. Дождавшись, когда четверо мужичков погрузят гроб с телом покойницы на неказистую телегу, пожилые дамы прошли к своей коляске, и скорбная процессия тронулась в сторону городского кладбища.

Июльская жара сводила с ума. Аграфена Тихоновна, одна из этих старушек, достала из ридикюля довольно потрёпанный веер и принялась энергично обмахиваться им.

— Бедная Верочка, — обратилась она к своей спутнице. — Совсем одна одинёшенька осталась.

— И не говорите, Аграфена Тихоновна, — с готовностью согласилась собеседница. — Хотя слышала я, будто Парфён Игнатьевич нашёл ей место гувернантки, вроде бы в семье князя Уварова.

— Парфён Игнатьевич — святой человек, Марья Филипповна, — убеждённо произнесла Аграфена Тихоновна. — Уж как он опекал их, как заботился! Я уж думала, он к Верочке свататься собрался, а он совершенно без корысти. Тоцкий — замечательный человек, скажу я вам.

— И не говорите. Верочка — девушка хорошая, скромная, а вот о маменьке её в своё время разные толки ходили.

— Полно, Марья Филипповна. О покойнице либо хорошо, либо вовсе не надобно.

— И то верно, — поспешила согласиться Марья Филипповна.

Коляска остановилась у ворот кладбища. Сняв гроб с телеги, мужики торопливо зашагали в сторону вырытой накануне могилы. Вера и Парфён Игнатьевич едва поспевали за ними. Вскоре к ним присоединились и Аграфена Тихоновна с Марьей Филипповной. Обвязав гроб верёвками, мужики опустили его в могилу, притом сделали все так поспешно, что едва не перевернули его. Комья земли дробно застучали по деревянной крышке, когда могильщики принялись орудовать лопатами. Вера пошатнулась и не поддержи её Парфён Игнатьевич, наверное, упала бы прямо в могилу, вслед за маменькой.

— Ну, вот и все, Верочка, — вздохнул её спутник. — На все воля Божья, нам лишь смириться остаётся.

Отвернувшись, Вера тихо заплакала. Она могла бы долго стоять здесь у свежего могильного холмика, но понимая, что её ждут на поминальном обеде, вытерла слезы и, положив на могилу букет маргариток, повернулась спиной к захоронению.

Поминальный обед длился недолго.

Всем распоряжался Парфён Игнатьевич, ей лишь оставалось поприсутствовать и принять приличествующие случаю соболезнования. Желающих проститься собралось совсем немного. Да и то, Вере казалось, что не будь Парфёна Игнатьевича, и вовсе никто не явился бы на поминки.

— Благодарю вас, Парфён Игнатьевич, — пожала Вера пухлую руку Тоцкого в самом конце поминального обеда. — Не знаю, чтобы я без вас делала.

— Полно вам, Вера Николавна, — опустил глаза Тоцкий. — Разве ж можно было иначе. Я вам вот, что ещё хотел сказать. Вы бы не задерживались долго в Никольске, а то ведь место гувернантки у Уваровых долго пустовать не будет.

— Конечно, я понимаю, — тяжело вздохнула Вера. — Я завтра же выезжаю.

— Вот и славно, — позволил себе чуть заметную улыбку Тоцкий. — И мне спокойнее, коли вы устроены будете.

* * *

Всё своё детство Вера провела с маменькой в скромном домишке на окраине Никольска. Дом сей достался маменьке в наследство от покойного супруга, отца Веры, которого девушка никогда не видела. Со слов Анны Петровны, её маменьки, покойный батюшка служил в Дагестанском конном полку в чине штабс-капитана и погиб на Кавказе за два месяца до появления на свет единственной дочери. После смерти супруга Анна Петровна, чтобы хоть как-то свести концы с концами часть дома сдавала внаём. Тем и жили. Однако же вдове штабс-капитана удалось сделать кое-какие сбережения, большую часть которых, она вложила в воспитание дочери. К тому же кое-какими средствами им помогал Парфён Игнатьевич. С Тоцким Вера была знакома с самого отрочества. Он появился в их с маменькой жизни незадолго до того, как её саму отправили учиться в Екатерининский институт в Москву. Последние шесть лет Вера провела именно там, дома бывая только раз в году на Рождество. Получив известие о тяжёлой болезни матери, Вера отправилась домой, так и не окончив последнего отделения.

Маменька Веры была неизлечимо больна. Жизнь её могло бы продлить дорогостоящее лечение где-нибудь за границей, но она и слышать не хотела о том, чтобы поехать на воды в Карлсбад или в Баден. Анна Петровна скончалась, спустя три месяца после приезда дочери. Перед смертью она передала ей небольшую шкатулку и наказала беречь содержимое аки зеницу ока. Собирая свой немногочисленный багаж, Вера уложила шкатулку на самое дно саквояжа, так и не удосужившись взглянуть на её содержимое.

До поместья Уваровых Вере пришлось добираться почти две седмицы. Денег, которыми её снабдил Парфён Игнатьевич, хватило на то, чтобы путешествовать с относительным комфортом. Сначала она на почтовых добралась до Москвы, а оттуда по железной дороге до Петербурга. На вокзале Вере пришлось взять извозчика, чтобы добраться уже непосредственно до самого поместья. Никогда ещё за всю свою жизнь, ей не приходилось путешествовать так далеко. Новые впечатления несколько отвлекли от грустных мыслей о смерти маменьки, к тому же за три месяца, проведённые подле Анны Петровны, Вера уже успела свыкнуться с мыслью, что им с маменькой недолго осталось быть вместе. Имение Уваровых находилось в двадцати верстах от Петербурга. Извозчик высадил свою пассажирку прямо у ворот и укатил обратно в столицу. Оставшись одна перед массивными коваными воротами, Вера оробела. Однако ж о том, чтобы повернуться и уйти не могло быть и речи. Вряд ли ей хватит средств, чтобы вернуться обратно в Никольск, да и что она будет делать там? Парфён Игнатьевич недвусмысленно дал понять, что девице её возраста не пристало проживать в доме, где квартируются одинокие холостяки, пусть даже эта самая девица и является хозяйкой этого дома.

Помимо денег, Тоцкий передал ей рекомендательное письмо к князю, писанное им собственноручно. Вера очень надеялась на посредничество Тоцкого в деле устройства своей дальнейшей судьбы, поскольку родных у неё никого не осталось. Не имея ни гроша за душой, нужных знакомств и связей, она вряд ли могла рассчитывать даже на место скромной гувернантки, ежели бы Парфён Игнатьевич, будучи лично знакомым с князем, не отрекомендовал её.

Собравшись с духом, Вера подошла к воротам. Из сторожки выглянул сторож.

— Вы, барышня, чего хотели-то? — поинтересовался он.

— Мне, любезный, с хозяевами бы увидеться, — совсем растерялась Вера.

Было очень похоже на то, что её здесь не ждали и о её приезде даже не слышали.

— По какому делу? — бородатый мужик вышел из сторожки и теперь бесцеремонно разглядывал посетительницу.

— У меня рекомендательное письмо к князю. Я гувернантка, — чуть слышно пролепетала девушка.

— Гувернантка значит, — усмехнулся мужик, но калитку открыл и, взяв из рук Веры саквояж, отправился вместе с ней к дому.

Господский дом, построенный в середине прошлого века, являл собой грандиозное сооружение в три этажа. В южном крыле располагались жилые комнаты обитателей усадьбы. Северное крыло занимал бальный зал, обширная библиотека, крытая оранжерея и покои для гостей.

Сторож передал посетительницу с рук на руки дворецкому и удалился. Исполненный важности дворецкий в темно-красной ливрее, шитой серебряными галунами, проводил девушку в небольшую гостиную, взял у неё рекомендательное письмо и удалился с докладом.

Ждать Вере пришлось около часа. Она с самого утра ничего не ела, и в животе неприятно урчало от голода. За время своего вынужденного ожидания, дабы отвлечься от мыслей столь приземлённых, она несколько раз обошла по кругу небольшую комнату, рассмотрела в подробностях развешанные на стенах акварели и каждую фарфоровую безделушку на каминной полке.

Дверь за её спиной с глухим стуком захлопнулась. Вздрогнув, девушка обернулась.

— Вера Николавна, полагаю? — обратился к ней высокий мужчина.

Вера судорожно кивнула, язык прилип к небу, не желая повиноваться.

— Князь Николай Васильевич Уваров, — представился вошедший.

— Очень приятно познакомиться, ваше сиятельство, — присела в реверансе девушка.

Князь некоторое время молчал, подвергая Веру самому критичному осмотру. Девушке столь пристальное внимание было неприятно, но пришлось смириться. Ведь не может же князь нанимать в гувернантки к единственной дочери первую встречную?

— Я прочёл ваши рекомендации, — наконец изрёк он. — Парфён Игнатьевич пишет, что вы ранее нигде не служили, но получили превосходное образование.

— Так и есть, — стушевалась Вера под его внимательным взглядом. — Я училась в Екатерининском институте, но не смогла окончить последние отделение из-за болезни маменьки, — добавила девушка.

— Это ничего, — задумчиво произнёс князь. — Тоцкий весьма высокого мнения о ваших способностях, а я склонен доверять его суждениям.

— Благодарю, ваше сиятельство, — рассматривая Уварова из-под ресниц, отозвалась Вера.

На вид князю было чуть более сорока. Наружность он имел приятную, лицо можно даже было бы назвать красивым, но небольшой шрам над верхней губой несколько портил общее впечатление. Из-за увечья казалось, что князь постоянно ухмыляется. Курчавые волосы, коротко остриженные на затылке, пышной темной волною спадали на высокий лоб. Глубоко посаженные карие глаза смотрели прямо и, казалось, что князь видит насквозь своего собеседника.

— Я думаю, мы поладим, — тепло улыбнулся он. — Аннет — дитя немного избалованное, но вам не составит труда найти с ней общий язык. А вот и они, — расслышав голоса в коридоре, Николай Васильевич, открыл двери.

В комнату впорхнула девочка лет восьми, прелестное создание. Аннет унаследовала от отца пышные тёмные локоны, а от маменьки выразительные голубые глаза. Вера убедилась в том, как только увидела княгиню, вошедшую в гостиную вслед за дочерью.

Снова склонившись в реверансе, девушка ожидала первых слов хозяйки имения. Первым опомнился князь.

— Ольга Михайловна, — обратился он к супруге. — Позвольте представить вам Веру Николавну Воробьёву, новую гувернантку Аннет.

— Вы уже пришли к соглашению? — недовольно нахмурилась Ольга Михайловна, обратившись к супругу.

Князь кивнул.

— И что же, у вас и рекомендации имеются? — повернулась она к Вере.

Вера выпрямилась и беспомощно взглянула на Николая Васильевича.

— Тоцкий рекомендовал её, — ответил князь.

— Тоцкий! Снова Тоцкий! С каких пор вы стали так доверять этому человеку? — взорвалась княгиня.

Вера удивлённо моргнула. Впрочем, княгиня быстро взяла себя в руки.

— Прошу извинить меня, — деланно улыбнулась она. — Это все, знаете ли, дела семейные. Сколько вам лет, Вера?

Вера обратила внимание на то, что княгиня умышленно опустила её отчество, дабы указать, что она всего лишь наёмная прислуга в этом доме и не более того.

— Восемнадцать, — тихо отозвалась девушка.

— Ба! Да вы слишком молоды! — уселась в кресло княгиня с видом полнейшего изумления на лице. — Признаться, я думала, вы будете чуточку постарше. Впрочем, чёрный цвет всегда годков добавляет.

Самой Ольге Михайловне на вид никак не могло быть больше тридцати. Княгиня была очень эффектная женщина. Белокурая, статная, с молочно-белой кожей. В ней потрясающим образом сочетались полная здоровья красота и изящество, более свойственное барышням хрупким и манерным. Рядом с нею Вера чувствовала себя совершенно бесцветной, блеклой и неинтересной.