— Не надобно бы. Ничего худого она вам не сделала, — вздохнула Варвара.

— Поговори мне ещё. Или забыла, кто за твоего братца слово замолвил, когда он на краже общинного зерна попался? — ехидно осведомилась княгиня.

— Не забыла, — тихо отозвалась девушка. — Только чем я нынче лучше его-то?

— Возвратимся из Покровского, вернёшь шкатулку на место, — швырнула перчатки на стол Ольга. — И братца своего позови, пока не уехали. Пусть вскроет-то, да аккуратно, чтобы комар носу не подточил.

Варвара молча поклонилась и направилась к двери.

— Постой-ка! — окликнула её Ольга. — Более ничего не нашла?

Горничная замялась в дверях.

— Ну, говори! — грозно сверкнула глазами княгиня, — а то я быстро тебе замену сыщу, поедешь обратно в деревню.

Покопавшись в кармане передника, девушка вытащила свёрнутый вчетверо лист бумаги:

— Там клочки какие-то, будто рисовала что-то, — пробормотала Варвара.

— Клади сюда, и ступай, — указала рукой на дверь Ольга.

Развернув лист, княгиня разложила по гладкой поверхности стола бумажные обрывки. Присев на стул, Ольга с азартом принялась складывать головоломку. По всему выходило, что гувернантка порвала чей-то портрет. Княгине понадобился почти час, чтобы сложить рисунок.

— Дрянь! — выдохнула Ольга, глядя на рисунок.

Смахнув со стола обрывки, княгиня подскочила с места и замерла, уставившись невидящим взглядом в окно. Слезы, навернувшиеся на глаза, застили ей взгляд. «Ну, что с того, что девица влюблена в Бахметьева? Это вовсе не означает того, что Жорж отвечает ей взаимностью!» Она и сама злословила по этому поводу, обсуждая происшествие у пруда. Но внутренний голос шептал, что она ошибается, что Георгий вовсе не так равнодушен к Верочке, как пытался то изобразить, улыбаясь в ответ на шутки о своём геройском поступке. «Ненавижу!» — всхлипнула княгиня. Притом ненавидела она в равной степени обоих. Ольга ещё не решила, как поступит с Бахметьевым, но более всего ей хотелось видеть его у своих ног. Но в то же время у неё не было никаких иллюзий в том, что этому желанию исполниться не суждено. Вряд ли бы он разорвал отношения из-за гувернантки, но коли пошёл на то, стало быть, есть причина. «Неужели жениться собрался?! — закусила губу Ольга, силясь удержать слезы. — Бог, мой, как же больно даже думать о том!» — всхлипнула она, поднеся к глазам платок и промокая мокрые ресницы.

За дверью послышались голоса: низкий басовитый мужской и приглушенный женский. Робкий стук возвестил о том, что Варвара поспешила исполнить просьбу княгини и привела брата.

— Звали, Ольга Михайловна? — стянул с головы картуз, входя в комнату Митька, здоровый бугай лет двадцати пяти.

— Звала, — кивнула княгиня.

Взяв с туалетного столика шкатулку, Ольга протянула её брату Варвары.

— Открыть надобно. Только аккуратно, дабы замочек не сломать, а после закрыть. Справишься? — поинтересовалась она, наблюдая за тем, как Митька осматривает безделицу.

— Тонкая работа, — прищурился тот. — Попробовать-то я могу, но…

Ольга смерила его гневным взглядом:

— Откроешь — червонец получишь, — посулила она.

— Ваше сиятельство можно мне шпилечку вашу, — подобострастно улыбнулся Митька.

Хмыкнув, Ольга вынула из причёски шпильку и протянула мужику.

Митька долго ковырялся с замком. Сопел, кряхтел, вертел шкатулку и так, и эдак, да только все без толку. Лакей, грузивший багаж уже вынес всю поклажу княгини, а шкатулка всё не поддавалась.

— Ну! — нахмурилась княгиня. — Долго ещё ты возиться будешь?

— Да вот, — начал было Митька, не выпуская из рук шпильки. В тишине комнаты раздался тихий щелчок, и крышка открылась. — Ну, вот, барыня, — удовлетворённо улыбнулся он, протягивая ей шкатулку.

Ольга перевернула её, высыпав содержимое на стол: несколько писем, пожелтевших от времени и перевязанных выцветшей лентой, массивный перстень с крупным рубином, лист с какими-то записями, очевидно, вырванный откуда-то. «Ах, прочитать бы всё, да времени нет», — вздохнула она. Открыв ящик стола, княгиня извлекла из коробочки жемчужное ожерелье, то самое, что супруг подарил ей на именины, и положила в шкатулку Веры.

— А теперь закрой, — приказала она Митьке. — Да смотри, мне: язык за зубами держи. Надеюсь, помнишь, чем мне обязан?

— Помню, барыня, — вздохнул Митька, прижав собачку замка толстым пальцем, и захлопнул крышку. — Готово, — протянул он шкатулку Ольге.

Указав ему рукой на дверь, княгиня придирчиво осмотрела шкатулку и нахмурилась, заметив свежие царапины на серебряной отделке замка. Надобно бы вернуть вещицу на место, да только времени совсем не оставалось. Покрутившись на месте, Ольга сунула шкатулку в ящик туалетного столика и торопливо покинула свои покои.

Все готовы были ехать, ждали только княгиню. Наконец её сиятельство изволили спуститься. Забравшись при помощи лакея в экипаж, Ольга уселась на сидение рядом с дочерью, напротив супруга.

— Что-то ты нынче долго, душа моя, — попенял ей Николай Васильевич, недовольно хмурясь.

— Да вот, хотела жемчуг с собой взять, что ты мне подарил, да не нашла, — пожала плечами Ольга.

Уваров промолчал. Ольга весьма трепетно относилась к собственным драгоценностям, так что в том, что княгиня задержала весь выезд из-за поисков жемчуга, не было ничего удивительного.

Карета тронулась по подъездной аллее, а вслед за ней лёгкая открытая коляска, где помимо возницы разместились Вера и Варвара. Поездка не доставила Вере никакого удовольствия, поскольку всю дорогу им с Варварой пришлось глотать пыль из-под колёс экипажа Уваровых, ехавшего впереди. Помимо пыли, оседавшей на лице и одежде, встречный ветер сорвал с неё шляпку и растрепал уложенные в пучок волосы, солнце нещадно палило, а укрыться от него не было никакой возможности, поскольку механизм, поднимающий кожаный верх коляски заклинило. Вера, дабы скоротать время, попробовала было, завести разговор с Варварой, но обыкновенно словоохотливая горничная княгини отвечала односложно и нехотя. Оставив эту попытку, девушка принялась разглядывать окрестности, подмечая особо живописные места, дабы потом нарисовать их по памяти.

Уже в сумерках небольшой кортеж въехал в ворота имения в Покровском. Самостоятельно выбравшись из коляски, Вера огляделась. Особняк в Покровском был выстроен ещё в царствование Екатерины II и представлял собой трёхэтажное строение, богато украшенное вычурной лепниной и колонами по всему фасаду.

Четверо лакеев выбежали встречать прибывших. Сама княгиня величаво выплыла на крыльцо вслед за прислугой, дабы встретить сына с семьёй. Сновали туда-сюда слуги с многочисленным багажом, болонка Елизаветы Петровны, облаяв Варвару, путалась под ногами у Веры и угрожающе рычала. Верочка тоскливо оглядела пропылённую юбку из темно-коричневого поплина. Блузка, с утра бывшая белоснежной, тоже выглядела не лучшим образом. Более всего на свете ей хотелось принять ванну и переодеться, но приходилось ждать, когда господа соизволят обратить внимание на свою гувернантку. Наконец, с приветствиями было покончено, и все семейство устремилось к дому. Вера поднялась на крыльцо вслед за всеми, но старая княгиня остановила её у дверей:

— Верочка, ежели я не запамятовала? — улыбнулась ей Елизавета Петровна.

— Вы правы, — улыбнулась в ответ Вера.

— Голубушка, я вас во флигеле поселю, в доме нынче полно гостей и ни единой свободной комнаты, — похлопала её по плечу старая княгиня. — Дуня, — окликнула она горничную, — проводи mademoiselle Веру во флигель.

Смирившись с необходимостью плестись в самый конец парка, Вера с удручённым вздохом подхватила саквояж и последовала за Дуней, бойкой, румяной да черноокой девицей. Деревянный флигель давно не ремонтировали. Очевидно, что поселить здесь кого-то из гостей было бы неловко, а для гувернантки вполне сгодится. Но Вера была рада и тому. По её просьбе Дуняша принесла ведро горячей воды с кухни и большую лохань. Пожалев барышню, Дуня сама предложила Вере постирать её блузку да почистить юбку. Девушка не стала отказываться от помощи и, разоблачившись, отдала свои вещи прислуге. Оставшись в одиночестве, Вера как могла, привела себя в порядок. Вымыла волосы, смыла пыль с лица и рук. С трудом вытащив лохань в коридор, девушка улеглась в постель. Едва голова коснулась подушки, как Вера почти тотчас провалилась в глубокий сон без сновидений.

Утром её разбудила прохлада, проникшая в комнату через неплотно прикрытое окно. Поёжившись, Вера встала с кровати и, укрывшись за портьерой, обвела взглядом роскошный пейзаж, открывавшийся из её комнаты.

Вчера в сумерках, проходя по аллеям и дорожкам вслед за Дуней, она даже не обратила внимания на то, что между особняком и флигелем находился довольно большой пруд. А ныне её глазам предстала дивная картина: совершенно гладкая поверхность пруда, невозмущённая ни единым дуновением, отражала роскошный особняк, вызолоченный яркими лучами восходящего солнца. Будь у неё мольберт и краски, она бы тотчас взялась за кисть, поскольку передать подобную красоту в карандаше было совершенно невозможно.

Как бы то ни было, восторгаться красотой парка в Покровском бесконечно было невозможно. Подавив тяжёлый вздох, Верочка принялась одеваться. Застёгивая блузку, девушка мысленно похвалила себя за то, что не поленилась с вечера вытащить одежду из саквояжа, и потому ныне не стыдно было показаться на глаза кому бы то ни было. В двери, стукнув сначала для приличия и не дождавшись позволения войти, заглянула Дуняша. Вера только укоризненно вздохнула. Трудно было ожидать, что к гувернантке будут относиться с тем же почтением, что и к господам.

— Барышня, Елизавета Петровна просили вас ей компанию за завтраком составить, — блеснула белозубой улыбкой Дуня.

Приглашение выглядело более чем странным, но отказать хозяйке дома, Вера не осмелилась и покорно поплелась вслед за горничной княгини к особняку.

Завтрак был накрыт на террасе перед домом. Ступив через порог французского окна, Вера замерла у входа. Княгиня, спустила с колен свою болонку и приветливо кивнула девушке.

— Проходите, Верочка. Простите мне мой каприз, но я встаю рано, а завтракать в одиночестве не люблю. Обыкновенно мне Пётр компанию составляет, но нынче он в отъезде.

— Благодарю, — присела Вера на самый краешек стула.

— Вам чаю, или вы кофей будете? — поинтересовалась княгиня.

— Кофе, пожалуй, — отозвалась Вера, присматриваясь к Уваровой-старшей.

Елизавета Петровна подала знак лакею, прислуживающему за столом, и тот поспешил наполнить кофейную чашку и передать её гостье княгини.

Кофе был отменным, княгиня — мила и разговорчива. Вскоре настороженность Веры, словно ветром сдуло. Она и сама не заметила, как в лёгкой непринуждённой беседе поведала княгине почти всю историю своей жизни. Елизавета Петровна выразила соболезнования в связи со смертью матери и посетовала на то, что столь умной и образованной барышне выпала нелестная доля наёмной прислуги.

— Вера, вы никогда не задумывались о том, чтобы попытаться устроить свою жизнь как-то иначе? — внимательно глядя на неё, поинтересовалась княгиня.

— Я, право, не знаю, чем бы ещё могла заниматься, — вздохнула Вера. — К тому же мне очень нравится mademoiselle Аннет. Мы очень хорошо поладили…

— Но есть некое «но», — хитро улыбнулась Елизавета Петровна.

— Я вас не совсем понимаю, — тихо заметила Вера.

— Я говорю об Ольге. Вы с ней не ладите, — пристально глядя девушке в глаза, произнесла Елизавета Петровна.

Вера смутилась и отвела глаза. Ей было неясно, чего добивается от неё старуха Уварова и менее всего хотелось попасть впросак или в ловко расставленную ловушку. «С какой целью она интересуется?» — нахмурилась Верочка.

— Право, — замялась она, — я не стала бы утверждать столь категорично.

— Полно, — усмехнулась княгиня. — Вы молоды, привлекательны, Ольга ревнует.

— Ревнует? — запнулась Вера.

Говорить с Елизаветой Петровной о Бахметьеве и Ольге, тем более применительно к себе самой было, по мнению Веры, верхом неприличия.

— Вы, наверное, слышали эту гадкую историю о предыдущей гувернантке? — поморщилась княгиня.

Вера догадалась, что речь идёт о некой mademoiselle Катиш, но не подала виду и отрицательно покачала головой.

— Мой сын имел неосторожность увлечься гувернанткой Аннет, — вздохнула княгиня. — Я хотела бы вас предостеречь, Вера.

— Я никогда бы не стала… Я очень уважаю Николая Васильевича, — сбивчиво заговорила Вера, ощущая, как пылают щеки и кончики ушей. — Смею вас заверить, что у меня и в мыслях не было, — выдохнула она.

— Не горячитесь ma bonne (моя милая), — миролюбиво отозвалась княгиня на её пламенную тираду. — Я это к тому сказала, что завести интрижку в доме, где вы служите — сущее безумие. Вы лишитесь не только места, но и репутации. Но всегда можно оставить службу и найти себе покровителя.