О многом думала Вера, только о будущем своём размышлять боялась и гнала от себя эти мысли, хоть и понимала, что уже поутру окажется за воротами усадьбы без средств, без рекомендаций, без всякой надежды на то, что княгиня Уварова переменит своё решение. А ещё есть Аннет. Как она сможет смотреть в глаза своей воспитаннице после того, как маменька княжны будет говорить о ней всевозможные гадости? А в том, что все именно так и будет, Вера нисколько не сомневалась. Ольга Михайловна не станет хранить в тайне ночное происшествие, и уже завтра о теперь уже бывшей гувернантке Уваровых станут судить как об особе аморальной и безнравственной. О ней станут говорить, как и о неизвестной ей Катиш с презрением, с выражением брезгливости на лицах.

Керосин в лампе закончился, и она погасла, погрузив комнату во мрак. Вера поднялась с кресла и доплелась до разобранной постели.

Утро выдалось пасмурным, как и настроение Веры. Небо нахмурилось низкими серыми тучами, ветер будто сорвался с цепи и нещадно трепал кроны парковых деревьев, срывая первые пожелтевшие листья, швыряя их на ухоженные дорожки и аллеи.

В двери робко поскреблась Дуняша и, дождавшись позволения войти, проскользнула в комнату.

— Барышня, вас в малой гостиной ожидают, — отвела глаза горничная.

— Ступай, — вздохнула Вера, поправляя перед зеркалом аккуратный пучок, в который собрала свои кудри.

Одёрнув юбку, девушка подняла с пола собранный накануне саквояж и шагнула за дверь. Все семейство Уваровых собралось в комнате. Едва Вера ступила на порог, Ольга Михайловна вскочила с дивана и загородила собой Аннет.

— Mademoiselle, я требую, чтобы вы немедля покинули поместье, — заговорила она.

Вера перевела взгляд на князя, но Николай Васильевич отвернулся. Старуха Уварова опустила голову. Казалось, что она дремлет в кресле и не воспринимает происходящее.

— Могу я получить расчёт? — обратилась Вера к Уварову.

— Разумеется, — отозвался князь и, достав из кармана небольшую стопку ассигнаций, аккуратно положил их на стол.

Взяв в руки деньги, Вера пересчитала купюры, и оставив себе ровно столько сколько ей причиталось за службу, остальные положила обратно. Ольга хотела было что-то сказать, но Вера жестом остановила её. Терять было ровным счётом нечего.

— Что ж, позвольте откланяться. Дай вам Бог, Ольга Михайловна, дабы вы никогда не пожалели о содеянном, — повернулась она.

— Когда устроитесь, сообщите ваш адрес, — остановил её Уваров. — Я распоряжусь, чтобы ваши вещи, что остались в усадьбе, вам переслали.

— Благодарю, — вздохнула Вера и, ступив за порог, вздрогнула, когда дверь за её спиной с глухим стуком закрылась.

Достигнув конца подъездной аллеи, она поинтересовалась у привратника, где находится почтовая станция и, получив ответ, медленно побрела в указанном направлении. Никто не предложил ей воспользоваться коляской, дабы добраться до станции, а самой просить о такой малости не позволила гордость.

Ветер трепал выбившиеся из причёски кудри, рвал юбку, затруднял движение. Казалось, что с каждой минутой саквояж становится все тяжелее, вскоре заныла рука. Первые капли дождя упали в дорожную пыль, вынуждая ускорить шаг, но до станции оставалось не менее трёх вёрст. Дождь усиливался каждое мгновение и вскоре косые струи вовсю хлестали с небес, не щадя одинокую путницу на дороге. Слёзы мешались с дождевыми каплями на лице, застилая взгляд, но девушка продолжала упрямо двигаться вперёд. «Ещё немного, — уговаривала она себя, — всего самую малость». Дорога раскисла, и грязь налипла на её лёгкие ботиночки. Вытаскивать ноги из грязной жижи, в которую превратился довольно укатанный просёлок, становилось все труднее. Наконец, впереди в мутной пелене дождя показалась почтовая станция. Закусив губу, Вера тащила саквояж уже двумя руками, молясь только об одном, чтобы не поскользнуться и не рухнуть прямо в грязную, наполненную мутной водой колею.

Она насилу добралась до крыльца и, спрятавшись под козырьком, бросила на пол, ставший ненавистным саквояж. Отдышавшись, девушка взялась за дверную ручку и нерешительно ступила в помещение. Вода стекала с её одежды на давно не мытый пол, ботинки оставляли за собой комья грязи, вызвав на лице служащего у конторки брезгливую гримасу.

— Чего хотели, барышня? — нелюбезно бросил он посетительнице.

— Мне бы в Петербург, — вытирая с лица воду, сбегавшую с мокрых волос, отозвалась Вера.

— Опоздали вы, — хмуро бросил служащий. — Завтра только следующий дилижанс пойдёт.

— Как завтра? — ахнула девушка.

— Вот так, завтра, — пожал плечами станционный смотритель.

— А комнату у вас нанять снять можно? — поинтересовалась девушка.

Оглядев её с головы до ног сальным взглядом, служащий хмыкнул.

— А платить чем будете? — осведомился он.

— Деньгами, — огрызнулась Вера.

Молодец вышел из-за конторки и, обойдя её кругом, назвал цену, явно завышенную.

— Вы шутите?! — вырвалось у Веры.

Ежели заплатить за комнату, то тех денег, что у неё останется вряд ли хватит, чтобы добраться до Никольска.

— Не нравится, ступайте, — пожал плечами служащий, указав рукой на дверь.

Подхватив саквояж, Вера решительно зашагала к двери, но выйдя на крыльцо остановилась. Дождь лил сплошным потоком. Судорожно вздохнув, девушка нырнула под холодные струи и вышла за ворота. «Finita la commedia», — вздохнула она. Некуда более идти.

Мимо неё, обдав грязью подол её и без того пострадавшей юбки, промчалась коляска, но не проехав и десяти саженей остановилась.

Бахметьев, невзирая на ливень, спрыгнул с подножки и устремился к ней.

— Вера Николавна, Бог мой, вы совсем промокли, — остановился он перед ней.

Вода стекала с козырька его фуражки, мундир стремительно намокал.

— Ступайте, Георгий Алексеевич, не то тоже вымокнете, — отвернулась Верочка.

— Вы не дали мне ответа, — поймав двумя пальцами её подбородок, заглянул в голубые глаза Бахметьев.

— За ночь ничего не переменилось, — убрала его руку Вера.

— Упрямица, — выдохнул Бахметьев и легко точно пёрышко, подхватив её на руки, зашагал к коляске.

— Мой саквояж! — попыталась вывернуться Вера.

— Только если в нем миллион ассигнациями, — усмехнулся граф.

— Невозможный вы человек, — проворчала Вера, оказавшись под кожаным верхом коляски. Георгий Алексеевич устроился рядом и взял в руки вожжи.

— Вы не сказали мне ничего нового, — понукая лошадь, отозвался Бахметьев.

— Куда вы меня везёте? — уцепившись за сидение, спросила девушка, когда ухоженный рысак резво взял с места.

— В Бахметьево, — коротко бросил граф.

— Я не поеду с вами, — нахмурилась Верочка.

— Вы уже едете со мной, — окинув её быстрым взглядом, ответил Георгий Алексеевич.

— Я же оказала вам, — стукнула его кулачком по плечу Вера.

— Я не собираюсь покуситься на вашу добродетель mademoiselle, — отозвался граф. — По моей вине вы оказались без крыши над головой, так позвольте предложить вам пристанище.

Вера умолкла. Коляску подбрасывало на дорожных выбоинах, и она то и дело прислонялась к Бахметьеву помимо своей воли. От каждого подобного прикосновения, сердце замирало в груди, проваливаясь куда-то вниз, щеки пылали, сбивалось дыхание.

— Далеко нам ехать? — осведомилась она спустя час.

С десяток вёрст осталось, — ответил граф.

Вскоре он остановил экипаж перед массивными коваными воротами. Из сторожки выбежал привратник и торопливо распахнул их. Коляска покатила по подъездной аллее к величественному особняку, но, не доезжая его, Бахметьев поворотил направо вглубь парка к скрытому от посторонних глаз флигелю.

Натянув вожжи, Георгий Алексеевич остановил коляску у самого крыльца и легко спрыгнул на землю. Дождь все ещё шёл, но был уже не настолько сильным, как у почтовой станции.

— Вашу руку, mademoiselle, — повернулся он к Вере.

— Я не могу принять ваше предложение, — запаниковала Вера.

— Довольно, Вера Николавна. Я дал вам слово, что не воспользуюсь вашим положением. Своим недоверием вы меня оскорбляете.

Хмуро глянув на него, Верочка вложила тонкие пальцы в его ладонь и только охнула, когда сильные руки обхватили тонкий стан и Бахметьев поставил её на землю подле себя. Отворив перед нею двери, граф пропустил её вперёд.

— Я пришлю горничную, — остановился он на пороге. — Передайте через неё, что вам необходимо, и я распоряжусь на сей счёт.

— Это неприлично, — вздохнула Вера.

— Вашей репутации ничего не угрожает. Никому не придёт в голову искать вас здесь, — ответил он.

— Никому в голову не придёт искать меня вообще, — горько заметила Вера. — Оставьте меня, — попросила она.

Коротко кивнув, граф вышел. Не прошло и четверти часа, как во флигель явилась молоденькая горничная, представившаяся Дашей. Девушка проворно помогла Вере избавиться от мокрой одежды и укутаться в просторный бархатный халат. Халат был явно мужским, и Вере не составило труда понять, кому именно он принадлежал. Она так устала, что обращать внимание на подобные мелочи просто не осталось сил. К тому же её по-прежнему трясло в ознобе, и она никак не могла согреться. После того, как Дарья забрала её одежду и внимательно выслушала все пожелания, Вера забралась в разобранную горничной постель и уснула.

Ей снился бальный зал, дивная музыка вальса, под которую она кружилась в объятьях графа Бахметьева, не отводя взгляда от его лица. Ей казалось, что у неё кружится голова, что ей не хватает воздуха, чтобы вздохнуть. Приятные, будоражащие кровь объятья, вдруг сделались слишком тесными, Вера попыталась вырваться из кольца сильных рук и проснулась. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Запутавшись в длинных полах халата, она едва не упала. В спальню заглянула Дарья.

— Да вы горите, барышня, — осторожно дотронулась она до пылающего лба Веры. — Пойду барину скажу, чтобы за доктором послал, — заторопилась Даша.

— Не надобно доктора, — попыталась возразить Вера, но с пересохших губ сорвался только тихий писк.

Свернувшись калачиком в кресле, Верочка заплакала, вытирая слёзы ладонями, как в детстве. Только нынче не было рядом маменьки, чтобы утешить, развеять все её страхи, ободрить. Уткнувшись лицом в колени, Вера все рыдала, жалея саму себя, свою неудавшуюся жизнь, проклиная одиночество, в котором оказалась после смерти матери. Она настолько погрузилась в собственные переживания, что не обратила внимания на тихий скрип, с которым открылась дверь в комнату.

— Вера Николавна, — Бахметьев опустился на колени подле кресла. — Бог мой, да вы горите, дотронулся он прохладной ладонью до её мокрой щеки. — Вам в постель вернуться надобно. Я уже послал за доктором.

Опираясь на его руку, Верочка послушно забралась обратно в постель. Георгий Алексеевич устроился в кресле, в котором до того сидела она и наотрез отказался покидать комнату до приезда лекаря.

Из-за плохой погоды рано стемнело. Бахметьев зажёг лампу и прошёлся по комнате, остановившись у окна. Георгий Алексеевич с беспокойством вглядывался в сумерки за окном, про себя ругая, на чем свет стоит нерасторопного эскулапа. Вера закашлялась, и граф метнулся к кровати.

— Всего лишь простуда, — выдавила она из себя. — Не надобно вам быть здесь.

— Я сам решу, — оборвал её Бахметьев.

— Подайте воды, — попросила девушка.

Граф шагнул к столу и наполнил водой из графина стакан. Каждый глоток давался с трудом. Боль в горле была просто невыносимой.

— Я никогда не хворала, — прохрипела Вера.

— Все бывает в первый раз, — хмурясь, заметил Георгий Алексеевич.

В двери постучали.

— Наконец-то! — шагнул к порогу граф и распахнул двери. — Вы довольно долго добирались, — недовольно заметил он, когда пожилой доктор вошёл в комнату и стянул перчатки.

— Дороги, ваше сиятельство, — пожал плечами эскулап. — Ну-с, где больная? — поинтересовался он.

— Здесь, — отступил в сторону Бахметьев, указав на кровать.

— Madame, как вы себя чувствуете? — поинтересовался доктор.

— Mademoiselle, — поправил его Георгий Алексеевич.

— Ступайте, ваше сиятельство, — обернулся доктор. — Я после вам всё расскажу.

Что-то недовольно проворчав себе под нос, Георгий Алексеевич покинул спальню.

— Меня зовут Иван Прохорович, — улыбнулся доктор. — Позвольте мне вас осмотреть, и мы решим, что делать дальше.

— Вера Николавна, — выдавила из себя Вера.

Закончив осмотр, Иван Прохорович нахмурился:

— Ангина, mademoiselle, — вынес свой вердикт доктор. — Вам надобно оставаться в постели. Его сиятельству я расскажу, чем вас лечить. Завтра постараюсь вновь навестить вас.