Доктор вышел. За дверью послышались приглушённые голоса. Насколько бы Вере не было дурно, она все же отметила, что тому обстоятельству, когда в имении графа Бахметьева находится молодая незамужняя девица, доктор, казалось, нисколько не удивился. Однако углубиться в размышления по этому поводу она не успела. Почти сразу после ухода доктора вернулась Дарья. Горничная принесла горячий чай, малиновое варенье и какие-то капли, которые аккуратно накапала в стакан с водой, протянув его Верочке, когда она допила чай. Вода имела странный горьковатый привкус. Едва Верочка допила её, голова отяжелела, и вновь стало клонить в сон.

Глава 14

Лидия Илларионовна вернулась в усадьбу только после полудня следующего дня. Несмотря на то, что ехать было недалече, она не решилась отправиться домой в столь ненастную погоду. К тому же Георгий Алексеевич забрал коляску, когда уехал из Покровского. Позднее он отправил экипаж обратно вместе с возницей, но уже ближе к вечеру.

Графиня приехала не в самом лучшем расположении духа. Едва переодевшись с дороги, она поспешила в кабинет сына, где, как ей стало известно, он встречался нынче с управляющим. Лакей, стоящий у дверей, поспешил было доложить графу о том, что её сиятельство желает говорить с ним, но она молча отстранила слугу от дверей и вошла.

— Гаврила Аркадьевич, не могли бы вы оставить нас покамест? — обратилась она к управляющему.

Поклонившись графине, управляющий поспешил оставить мать и сына наедине.

— Maman, — выгнул бровь Бахметьев, — что заставило вас искать встречи со мной сразу по возвращению? — поднялся он из-за стола и отодвинул стул для матери.

Лидия Илларионовна, расправив юбки, присела.

— Ваше безрассудное поведение, Жорж! — недовольно ответила она, называя его на «вы» как то случалось в те моменты, когда она бывала особенно им недовольна.

— И в чём же оно выражается? — сложив руки на груди, поинтересовался Георгий Алексеевич, присев на край стола.

— И у вас ещё достало совести спросить меня о том? — гневно ответила графиня. — Извольте. Мне казалось, что дело идёт к помолвке с mademoiselle Епифановой.

Георгий Алексеевич шумно вздохнул, опустив ресницы.

— Право, maman, я тоже так думал, — отозвался он.

— Жорж, я не понимаю. К чему весь этот фарс с гувернанткой Уваровых?

— Я не состою в связи с mademoiselle Воробьёвой, — холодно отозвался Бахметьев.

— Тогда объясните её присутствие в Бахметьево! — взвилась графиня, утратив хладнокровие.

— Донесли уже, — иронично улыбнулся Георгий Алексеевич.

— Я всё понимаю, — постаралась взять себя в руки madame Бахметьева. — Вы могли увлечься этой девицей, но зачем было привозить её в усадьбу? К чему выставлять эту связь на всеобщее обозрение? Вы бы могли снять ей жилье в Петербурге. Жорж, это выше моего понимания!

— Возможно, я так и поступлю, — невозмутимо ответил граф, — но до тех пор, пока mademoiselle Воробьёвой нездоровится, она останется здесь.

— Она что же, занемогла? — удивлённо распахнула глаза графиня.

— Простудилась, — кивнул головой Бахметьев.

— Сколь своевременно, — хмыкнула графиня. — Жорж, вас водят за нос.

— Позвольте мне самому судить о том, — прошёлся по кабинету Георгий Алексеевич.

— Жорж, перестаньте ходить из угла в угол, — нахмурилась Лидия Илларионовна. — Я не могу говорить с вами, когда вы словно маятник мелькаете у меня перед глазами.

— Простите, maman, — остановился Бахметьев.

— Я хочу вернуться к разговору о mademoiselle Епифановой, — указала сыну на кресло графиня. — Вы должны принести Олесе свои извинения.

— И никому ничего не должен, madame, — возразил Георгий Алексеевич, присаживаясь в кресло напротив матери.

— Не будьте таким упрямым, — поджала губы графиня. — Повинитесь, и вам охотно простят сие недоразумение.

— Нет! — отрезал Бахметьев.

— Вы меня разочаровываете, — вздохнула Лидия Илларионовна.

— Мне жаль, что не оправдал ваших ожиданий, — глядя в глаза матери, отозвался Бахметьев.

— Стало быть, своего решения вы не перемените? — поднялась со стула графиня.

— Не переменю, — кивнул Георгий Алексеевич. — Я не стану искать расположения mademoiselle Епифановой.

— Что ж, иного я и не ожидала, — покачала головой madame Бахметьева. — Надеюсь, что вашей maîtresse (содержанка, любовница) хватит ума не попадаться мне на глаза, покамест она находится здесь.

— Даю слово, вы не встретитесь, — кивнул головой граф.

Бахметьев не стал разубеждать мать в её заблуждениях относительно его истинных отношений с гувернанткой Уваровых, потому как высказанные ею предположения в немалой степени были созвучны его собственным тайным мыслям. Он не терял надежды, что Вера переменит своё решение, когда в полной мере осознает безысходность своего положения. Безусловно, он не собирался нарушать данного ей слова, но не откажется от подобного подарка судьбы, коли она сама передумает.

Сколько Верочка себя помнила, она никогда не хворала. Несмотря на хрупкое сложение, она всегда отличалась завидным здоровьем. Никогда ещё девушка не чувствовала себя столь плохо. Всё тело ныло, она то пылала от жара, то тряслась в ознобе. Невыносимо болела голова и горло. Голос пропал совершенно, она даже с горничной вынуждена была объясняться знаками, потому как Даша оказалась неграмотной и разобрать каракули, написанные дрожащей рукой барышни, была не в состоянии.

Дарья, не сумевшая понять, что угодно барышне, не придумала ничего лучше, как только позвать барина. Георгий Алексеевич пришёл сразу, как только горничная объяснила ему свои затруднения.

Бахметьев не задержался надолго во флигеле. Пробежав глазами, нацарапанные на листе бумаги строки, граф лишь коротко кивнул и вышел. Вечером больную навестил Иван Прохорович. Доктор хмурился, что-то бормотал себе под нос, но Вере так ничего и не сказал. После его ухода, девушка совсем загрустила. Ей показалось, что Бахметьев разочаровался в ней, увидев в столь неприглядном виде. Уж слишком торопился он её оставить, даже не поинтересовался её самочувствием.

В своих предположениях она была недалека от истины. Как и всякий молодой и здоровый человек, полный жизненных сил, Георгий Алексеевич не любил немощных и больных. Болезни и недуги всегда вызывали в нем чувство жалости, где-то смешанное с брезгливостью и даже отвращением. Ему не хотелось видеть Веру такой.

День сменила ночь, выдавшаяся весьма беспокойной. Верочку душил изматывающий кашель, не дававший уснуть и лишавший последних сил. Под утро ей стало казаться, что она никогда не поправится и болезнь сведёт её в могилу. Пусть доктор говорил об ангине, но ей стало казаться, что она умрёт так же как её мать.

Недуг сделал её плаксивой и весьма чувствительной ко всему. Три дня продолжалось это странное состояние. То она впадала в беспамятство, то сознание возвращалось к ней, но ненадолго. Доктор навещал её каждый день, а вот Бахметьев — ни разу после того, как заглянул во флигель по просьбе Дарьи. Пусть граф сам более и не появлялся, но пожелания её выполнил, даже сверх того. В углу спальни высилась гора коробок, в которых обнаружилось белье, шляпки, одежда и множество всевозможных мелочей. Обновки были весьма дорогостоящими, изысканными. Верочке в своей жизни не доводилось носить подобной роскоши, но расточительность графа её нисколько не радовала. Вера не могла отделаться от мысли, что таким образом Бахметьев пытается купить её благосклонность.

На четвёртый день болезнь отступила. Вера всё ещё была слабой, но у неё появился аппетит, и возникло неодолимое желание выбраться из постели. После долгого пребывания в небольшой спальне, захотелось выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха, пройтись, размять ноги. Дарья помогла ей одеться и причесаться. Разглядывая своё отражение в зеркале, Вера нахмурилась. Бледные щеки впали, под глазами залегли тёмные круги, черты лица заострились.

— Негоже вам, барышня, гулять. Не оправились ещё. А коли снова застудитесь? — заметила горничная, провожая её по лестнице.

— Не застужусь. Тепло нынче, будто в середине лета, — улыбнулась Верочка.

— И все же я пойду барину скажу, — оставив её на скамье в парке, отозвалась Дарья.

Вера прикрыла глаза и подставила лицо тёплым солнечным лучам. Лёгкий ветерок шелестел в ветвях вековых деревьев у неё над головой, ласково касался бледных щёк, играл льняными кудряшками, видневшимися из-под шляпки.

Мелкий гравий зашуршал под неспешной поступью. Вере не нужно было открывать глаза, дабы понять, кто нарушил её уединение. Сделав вид, что не слышала, как он подошёл, девушка даже не шевельнулась. Постояв некоторое время в задумчивости, разглядывая свою гостью, граф присел на скамью подле неё. Только тогда Верочка распахнула глаза и повернулась в его сторону.

— Bonjour, mademoiselle, — улыбнулся уголками губ Бахметьев. — Как ваше самочувствие?

— Благодарю за заботу. Мне намного лучше, — отозвалась Вера.

— Надеюсь, вашу просьбу я удовлетворил в полной мере? — поинтересовался Георгий Алексеевич.

— Того, что вы купили могло бы хватить, чтобы одеть весь Екатерининский. Ежели вы желали поразить моё воображение, то вам это удалось в полной мере, — не удержалась от сарказма Вера.

— Вижу, что вам и в самом деле стало лучше, — усмехнулся Бахметьев, — коли ваш острый язычок вновь при вас.

Вера отвернулась от него. Тёплая ладонь Бахметьева накрыла её руку, лежащую на скамье между ними. Девушка не убрала руки, чувствуя, как его длинные пальцы едва касаясь, скользят по тонкой замше её перчатки.

— Я не знаю, что мне делать далее, — тихо произнесла Вера.

— Вам не надобно спешить принимать решение. Вас никто не гонит. Вы моя гостья и можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете, — слукавил Георгий Алексеевич, памятуя о словах матери и о своём обещании избавить её от присутствия девушки в усадьбе, как только Вера поправиться.

— Я не могу оставаться здесь, — вздохнула Вера.

— Отчего? — сжал её пальцы в своей ладони граф.

Вера осторожно высвободила свою ладонь из его руки и, сцепив пальцы в замок, положила руки на колени.

— Потому как это неприлично, — не придумала она ничего лучшего.

Ну, не могла же она, в самом деле, сказать ему о том, какого признания жаждало её сердце?

— Вера, в том, что с вами приключилось, есть немалая доля моей вины, и потому я чувствую себя обязанным, позаботится о вас.

— Помнится, вы говорили, что неприятности следуют за мной по пятам, — улыбнулась Верочка. — Сдаётся мне, что именно вы — причина всех моих неприятностей.

— Похоже на то, — улыбнулся в ответ Бахметьев.

Георгий Алексеевич не решился заговорить о том, чтобы ей перебраться в Петербург, поскольку то выглядело бы как попытка предложить ей содержание, и он был уверен, что она в негодовании отвергнет его.

Вера поднялась со скамейки, Бахметьев тотчас поднялся следом и предложил ей руку:

— Не желаете пройтись?

— С удовольствием, — позволила она взять себя под руку.

Ещё седмицу назад парк представлял собой зелёное царство, а ныне осень уже вступила в свои права, расцветив его золотом и багрянцем. Листья с мягким шелестом падали под ноги паре, прогуливающейся в молчаливой задумчивости по парковым дорожкам. Каждому было что сказать и что спросить, но никто не решился разрушить очарование мгновения.

Из окна своего будуара Лидия Илларионовна, поджав губы, наблюдала за сыном и его гостьей. При одном только взгляде на девицу, что неспешно шла под руку с её сыном, в душе графини бушевало негодование. По глубокому убеждению madame Бахметьевой именно гувернантка была виновна в том, что расстроилась намечающаяся помолвка. «Безусловно, Жорж упрям, и уж коли вбил, что себе в голову, спорить с ним не имеет никакого смысла. Но ведь он обещал, стало быть, пришла пора напомнить о данном обещании», — отошла от окна графиня.

Бахметьев опоздал к обеду. Едва он появился в столовой, Лидия Илларионовна наградила сына укоризненным взглядом и всем своим видом продемонстрировала полнейшее недовольство тем, что он предпочёл общество девицы с подмоченной репутацией обеду с матерью. Графиня велела подавать на стол только тогда, когда Георгий Алексеевич присел напротив неё. Графу весьма недвусмысленно дали понять, что его ждали, в то время как он прогуливался в обществе особы, которой по-хорошему вообще не место в усадьбе.

— Прошу меня извинить за опоздание, — взяв в руки вилку, извинился Бахметьев.

— Жорж, — вздохнула графиня. — Помнится, ты мне кое-что обещал.

— Говорите прямо, maman, — отозвался он.