Олеся опёрлась на его руку, в полном молчании они обогнули дом и остановились у дверей чёрного хода.

— Олеся Андревна, — тихо заговорил Вершинин, — подумайте над тем, что я вам сказал.

— Исключено, Константин Григорьевич. Я всё буду отрицать.

— Ваше право, — прикрыл глаза Вершинин.

Олеся попыталась отодвинуть чурку, но поручик отстранил её и сделал всё сам.

— Доброй ночи, Константин Григорьевич, — обернулась она в дверях.

— Доброй ночи? — усмехнулся Вершинин и шагнул к ней. — Мне осталось жить, может, всего несколько дней, — горячо зашептал он, — не будь же так жестока со мною. Один поцелуй…

Олеся подставила губы его губам, обвила руками его шею, приникая к нему всем телом.

— Ничего не случится, — прошептала она ему в губы. — Ланский будет молчать.

— Не будет, — так же тихо ответил Константин Григорьевич. — Боюсь, он слишком громко выразил своё удивление вашим присутствием у моих дверей.

Девушка вздохнула:

— Я пойду, — взялась она за дверную ручку.

Олесе нечего более было сказать Вершинину. Надеялась ли она на благополучный исход? Без сомнения! Ведь до того ей всегда везло и всё сходило с рук. Она надеялась поутру написать графу Ланскому и попросить о встрече. Ни папенька, ни маменька не будут удивлены его визитом. Серж, конечно, давно не заходил, но ведь ранее был частым гостем в их доме. Что сказать в своё оправдание, она пока не придумала, но надеялась, что к моменту встречи, что-нибудь обязательно придёт ей в голову.

Дождавшись, когда силуэт Вершинина растворится в темноте ночного сада, Олеся со вздохом ступила через порог. Поднимаясь по довольно крутой лестнице, она несколько раз наступила подол собственного платья, и произвела немало шума. Девушка была так расстроена неудавшимся и закончившимся столь неприятно во всех отношениях свиданием, что едва ли задумывалась о том, что следует соблюдать тишину.

Оказавшись на верхней площадке, она отворила дверь в коридор, ведущий к её покоям, и нос к носу столкнулась с Натальей.

— Где ты была? — прошипела сестра, хватая её за руку и втаскивая в коридор. — Впрочем, можешь не отвечать. Я нашла письмо Вершинина. Надобно было сжечь, а не порвать, — зло добавила она. — Как ты могла, Олеся? Ты что же совсем разума лишилась?

— Натали, помоги мне, — заплакала Олеся, не выдержав напряжения ушедшего вечера. — Я погибла.

— Рассказывай, — хмуро бросила Наталья по пути к апартаментам сестры.

— Ланский видел меня с Константином.

Натали шумно выдохнула, остановившись по центру коридора так неожиданно, что Олеся едва не налетела на неё.

— Боже, какой ужас! — обернулась она. — Я предупреждала тебя, Олеся, что всё это добром не кончится. Даже не знаю, что тут можно сделать, — произнесла она, распахивая двери в будуар сестры.

— Надобно убедить Ланского, что моя встреча с Вершининым была случайностью, — оживилась Олеся.

Наталья посмотрела на неё как на умалишённую.

— Ты случайно явилась на квартиру Вершинина? — усмехнулась она.

— Откуда ты знаешь, что я ездила к нему? — насторожилась Олеся.

Сунув руку в карман капота, Натали извлекла из него визитку Вершинина, ту самую, что он прикладывал к букету, который Олеся ошибочно посчитала своим. Очевидно, что она нашла её на полу спальни, ведь Олеся не потрудилась убрать за собой.

— Ты должна признаться во всем Георгию Алексеевичу пока не поздно, — тихо обронила старшая mademoiselle Епифанова.

— Поздно для чего? — хмуро поинтересовалась Олеся.

— Иногда ты ужасно не догадлива, сестрёнка, — поджала губы Наталья. — Дуэль! Кому из них ты желаешь смерти?

Олеся широко распахнула глаза и отшатнулась от сестры.

— До того не дойдёт! — уверенно заявила она.

— Боюсь, тебя огорчить, но игры кончились, Олеся. Пора повзрослеть и научиться отвечать за свои поступки. Меня мучает любопытство, станешь ли ты оплакивать Константина или же тебе плевать на него?

— Как ты можешь? И почему ты уверена… — не решилась произнести фразу до конца Олеся.

— Почему я уверена, что Константину повезёт меньше? — переспросила Наталья. — Да потому, как папенька после визита в Бахметьево был в полном восхищении от меткости его сиятельства на охоте, — покачала она головой.

— Нет-нет. Всё будет хорошо, — попыталась убедить и сестру, и себя Олеся.

— Олеся, — вздохнула Наталья, — выходи за Вершинина. Это самое малое, что ты можешь сделать, дабы предотвратить непоправимое.

— Нет! — упрямо поджала губы девушка.

— Ну, и дура! — в сердцах заявила Наталья. — Бахметьев всё одно разорвёт помолвку.

Глава 34

Проводив Олесю до дома, Константин Григорьевич к себе на квартиру вернулся пешком. Его не было около двух часов. Офицеры, собиравшиеся ночь напролёт играть в карты, до того как к Вершинину явилась дочь генерала Епифанова, посчитали для себя неудобным оставаться и продолжать игру как ни в чём не бывало в отсутствие хозяина апартаментов. К тому же сама ситуация, помешавшая увлекательному времяпрепровождению, была столь скандальна, что некоторым из присутствующих прямо таки не терпелось поделиться пикантной новостью.

Бахметьева сослуживцы либо любили, либо ненавидели. Причём вторых было значительно больше, чем первых, потому и желающие позлорадствовать на предмет того, что заносчивому графу генеральская дочь предпочла небогатого поручика, сыскались тотчас.

В квартире оставался один Ланский, решивший, во что бы то ни было дождаться Константина Григорьевича и попытаться вразумить своего хорошего друга, а заодно предостеречь от необдуманных поступков.

Едва заслышав в передней его голос, Серж Ланский сорвался со стула, на котором дремал, опустив голову на руки и, спотыкаясь спросонья, вывалился из гостиной.

— Костя, где тебя черти носят?! — возмущённо начал он.

— Провожал Олесю Андревну, — невозмутимо отозвался Вершинин, снимая шинель и передавая её своему денщику Сеньке.

— Ты хоть понимаешь, что творишь?! — не понижая голоса, прогремел Ланский.

— Позволь, я тебе всё объясню, — вздохнул Вершинин.

Обняв друга за плечи, Константин увлёк его обратно в гостиную.

— Ну, где же шампанское? — невесело усмехнулся он, — оглядев рассыпанную по столу колоду карт.

— Здесь, — нахмурился Серж, махнув рукой в сторону подоконника, где было значительно прохладней. — Не вижу повода веселиться, — заметил он.

— Повода нет, — согласился Вершинин, обернувшись к выходу из гостиной. — Сенька! Бокалы подай, — приказал он.

Взяв в руки бутылку, Константин Григорьевич с лёгким хлопком мастерски извлёк из неё пробку, разлил вино по бокалам, которые принёс расторопный слуга, и подвинул один из них Ланскому.

— Я хочу просить тебя быть моим секундантом, — пристально взглянул он в глаза Сержа Ланского.

— Что, уже?! — взявшись за тонкую ножку, вскинул удивлённый взгляд на приятеля Серж.

— Неужели думаешь, что Бахметьев оставит все так? — выгнул золотистую бровь Вершинин.

— Нет, — вздохнул Серж. — Послушай, Костя, может быть, ещё есть шанс объясниться с Жоржем? Я могу выступить в роли посредника, — поспешно добавил он. — Ты ведь знаешь, мы с ним в довольно хороших отношениях.

Вершинин допил вино и поставил на стол пустой бокал.

— Я просил Олесю Андревну стать моей женой, — уныло заметил он, — и она мне отказала.

— Олеся Андревна, — злобно проговорил Ланский, — испорченная эгоистичная дрянь! Уж поверь мне, я вдоволь насмотрелся на её сумасбродства, будучи адъютантом её папеньки.

— Не говори так, — поморщился, как от зубной боли, Вершинин. — Я виноват не меньше.

— Виноват, конечно, — согласился Ланский. — Но подставляться под пулю ради этой… poule (потаскуха).

— Боюсь, выбора у меня нет.

Ланский расстроенно покачал головой и наполнил опустевшие бокалы.

— Можешь на меня рассчитывать, — вздохнул он.

Когда шампанское было допито и у графа Ланского закончились все сигареты, друзья распрощались. Серж отправился в свой фамильный особняк, а Вершинин повалился, не раздеваясь, на довольно жёсткий, обитый потёртой кожей диван.

Проснувшись ближе к полудню, Константин Григорьевич решил не откладывать объяснение с Бахметьевым. Он был уверен, что к тому времени, когда он явится на службу, графу уже успеют в красках рассказать о вчерашнем инциденте. Завершив свой туалет, Вершинин придирчиво осмотрел в зеркале собственное отражение. Не хватало ещё небрежности в собственном облике, чтобы унижение его стало полным. Надо ли говорить, что в здание Главного штаба Константин Григорьевич нынче шёл, как на каторгу?

Поднявшись на нужный этаж, Вершинин зашёл в свой кабинет, только для того, чтобы снять шинель. Аккуратно повесив её на вешалку, поручик тяжело вздохнул. Дольше тянуть с неизбежным разговором — только мучить себя. Решительно шагнув за порог, он дошёл до конца коридора и распахнул двери в кабинет Бахметьева.

— Разрешите, Георгий Алексеевич? — остановился он на пороге.

— Входите, Константин Григорьевич, — откинулся на спинку стула Бахметьев, — и дверь, будьте добры, плотнее закройте за собою.

Вершинин ступил в кабинет и плотно закрыл двери, как и просил граф.

— Сам, значит, пришёл, — поднялся из-за стола Бахметьев.

Поручик опустил голову, разглядывая собственные начищенные до блеска сапоги.

— Вот смотрю я на тебя, Костя, и думаю, что нет у меня желания продырявить твою глупую голову, — вздохнул Бахметьев, останавливаясь напротив него. — Но ведь, другим того не скажешь. Стало быть… не обессудь.

— Я виноват, — поднял голову Константин. — Назовите место и время.

— Я пришлю своего секунданта, — махнул рукой Бахметьев. — Ступай, пока я просто не решил подпортить твоё смазливое личико.

Едва за Вершининым закрылась дверь, как все напускное спокойствие графа Бахметьева тотчас улетучилось. Тяжёлый письменный прибор с грохотом ударился о стену, брошенный сильной рукой.

— Дурак! Щенок! — свистящим шёпотом, выругался Георгий Алексеевич.

Но более всего он был зол не на Вершинина. Попадись ему сейчас под руку его дражайшая невеста… Что ж, сегодняшнего визита к Епифановым не избежать. Надобно было самому высказать Олесе Андревне всё, что он о ней думает. Не собирался он становиться под венцы с девицей, что, ещё не успев стать его женой, прославила его на весь Петербург!

Время неумолимо близилось к вечеру. Георгий Алексеевич уже успел послать записку князю Дашкову, в которой просил оного быть своим секундантом. Почему именно Дашков? Николай Алексеевич хорошо знал Бахметьева старшего и после его смерти практически заменил отца юному Георгию. Жоржу очень бы хотелось решить дело миром, но он не знал, как и потому надеялся, что Дашков найдёт способ избежать дуэли. Убивать Вершинина ему не хотелось, ведь ясно же было, что именно щедро расточаемые Олесей авансы, вскружили тому голову.

Напольные часы в кабинете мелодично отзвонили пять раз. Донесения и рапорта, которые он должен был рассмотреть сегодня, так и остались нетронутыми на письменном столе. Поднявшись из-за стола, Георгий Алексеевич, накинул на плечи шинель и поспешил к ожидающему его экипажу.

— На Пироговскую, — бросил он вознице, поднимаясь на подножку.

По дороге к особняку Епифановых Бахметьев обдумывал предстоящий разговор с Олесей: «С чего начать? Заявить с порога, что все знает о её связи с Вершининым? Пошло, — вздохнул граф. — Но в подобной ситуации, что не говори, всё будет пошло».

Экипаж остановился, и Георгий Алексеевич нехотя выбрался из него. Швейцар при виде его сиятельства гостеприимно распахнул двери, лакей поспешил принять у него шинель и фуражку. Поправив перед зеркалом, упавшую на лоб курчавую прядь, и одёрнув мундир, Бахметьев проследовал за дворецким в гостиную. Все семейство, включая генерала, было в сборе. Поприветствовав должным образом собравшихся, Георгий Алексеевич остановился у кресла, в котором сидела Олеся.

— Олеся Андревна, могу я говорить с вами наедине?

От холодности его тона, у Олеси по спине побежали мурашки. «Он знает! — мелькнула в голове тревожная мысль. — Боже, ну почему Ланский не ответил?» — ведь она так надеялась, что всё удастся уладить через Сержа.

— Bien Sûr, Georges (Конечно, Жорж), — улыбнулась дрожащими губами девушка и поднялась, опираясь на предложенную руку.

Лакей услужливо распахнул двери в бальную залу, которая находилась сразу за гостиной и нынче была совершенно пуста. Бахметьев довёл Олесю почти до середины и выпустил руку девушки, остановившись. Из гостиной их могли видеть, но не слышать. Ещё проходя через гостиную, он заметил тревогу на лице Натальи и недоумение в глазах генеральши. Но нынче ему было плевать на то, что вёл он себя неучтиво. Он надеялся, что более ему не придётся переступать порог этого дома.