Вершинин ответил ему внимательным взглядом.

— Отчего вас так интересует Вера Николавна? Хотя постойте… Вы ведь всегда были дружны с семейством Уваровых?

— Я того не скрываю, — осторожно заметил Бахметьев.

— Тогда, тем более удивительно, что вы не знали Веру Николавну прежде.

— Отчего сей факт вас удивляет? Разве я обязан знать всех гувернанток в столице? — пренебрежительно заметил он.

— Дело в том, — проигнорировав злой сарказм в голосе полковника, продолжил Вершинин, — что Вера Николавна ехала в Пятигорск в компании княгини Уваровой, и Елизавета Петровна представила её мне, как свою воспитанницу.

— Воспитанницу? — на сей раз удивление графа было неподдельным.

Вспомнился визит в Покровское, беспокойно бегающий взгляд дворецкого. «Вот же ведьма старая, — сжал пальцы в кулак Бахметьев. — Ведь догадывался, что без неё здесь не обошлось! Стало быть, Верочка всё же обращалась за помощью к княгине, — вздохнул он. — Уж, наверняка, идея выдать её замуж за Одинцова принадлежит старухе Уваровой. Вопрос в том, зачем ей понадобилось выдавать бывшую гувернантку за свою воспитанницу и принимать столь деятельное участие в судьбе Веры?» — погрузился в размышления Бахметьев.

— Да, воспитанницу, — напомнил о своём присутствии Вершинин. — Именно так сказала княгиня. И все же странно, что, будучи другом семьи, вы никогда не виделись с Верой Николавной.

— Я редко бывал в Покровском, — нехотя отозвался Георгий. — Однако не припомню, чтобы меня знакомили с воспитанницей княгини Уваровой.

— Может быть, лицо Веры Николавны показалось вам знакомым? — предположил Вершинин.

— Может быть… Но довольно о том, — предпочёл закончить разговор, начинавший принимать для него совсем нехороший оборот, полковник.

— И все же вы её знаете, — пытливо глядя в глаза Бахметьеву, позволил себе усмехнуться Константин Григорьевич.

— Кого? — изобразил удивление Георгий Алексеевич.

— Княгиню Одинцову. Я заметил, как вы на неё смотрели у madame Добчинской.

Бахметьев отвёл глаза, подавив тяжёлый вздох. Коли заметил Вершинин, и остальные могли оказаться столь же проницательными.

— Да, мы знакомы, — решил более не отпираться он.

Однако тон, коим он признался, вовсе не располагал к дальнейшим расспросам.

«Слишком хорошо знакомы, — отвернулся он от своего собеседника, предаваясь воспоминаниям. — Я помню каждую родинку, особенно ту, на плече, что так и манила прикоснуться к ней губами».

Но Вершинину более и не требовалось задавать вопросов. Недостающий кусочек мозаики занял своё место. Как-то в пылу очередной семейной ссоры Олеся Андревна помянула проклятую гувернантку, которой наравне с Константином вменялось в вину несостоявшееся замужество за графом Бахметьевым.

— Меня сегодня ждут к ужину. Коли вы не передумаете, можем встретиться на крыльце гостиницы, — поднялся со стула Вершинин.

— Я не передумаю, Константин Григорьевич, — отозвался Бахметьев, пожимая протянутую руку.

Георгию Алексеевичу было плевать на то, какие выводы сделал для себя Вершинин, всё равно он уезжает в самое ближайшее время. Всю седмицу, стараясь избегать встреч с Верой, он, тем не менее, только и делал, что думал о ней. Она была всюду: в его мыслях, в его снах, он жадно ловил слова офицеров, превозносящих достоинства молодой княгини. Злился, безумно ревновал, но ничего не мог с собой поделать. Как можно забыть, коли она так близко?

Ровно в восемь вечера двое военных спешились во дворе особняка Одинцовых. Вера ожидала к ужину только Вершинина и потому с трудом смогла скрыть охватившее её волнение, когда поняла, кем является второй всадник.

— Катерина, передай Устинье, что ужин на четверых накрывать надобно, — обратилась она к горничной, отойдя от окна и поправляя причёску перед зеркалом.

Войдя в гостиную, Верочка сцепила дрожащие пальцы в замок и резко выдохнула, приготовившись встретить гостей. Как только белые с позолотой створки распахнулись, княгиня Одинцова, сияя ослепительной улыбкой, поднялась с кресла и шагнула навстречу двум офицерам, остановившись рядом с супругом. Иван Павлович, тяжело опираясь на трость левой рукой, правую протянул сначала Бахметьеву, а потому Вершинину, совершенно верно определив старшего по званию.

— Ваше превосходительство, какая честь для нас принимать вас, — улыбнулся князь. — Все только и говорят, что о вашем приезде в Пятигорск. Признаться, ждал, что вы раньше нанесёте нам визит, — заговорил Одинцов, когда с представлениями и приветствиями было покончено.

— Я слышал, вам нездоровится, — разглядывая князя из-под полуопущенных ресниц, отозвался Бахметьев, — оттого и не решался обременять вас своим присутствием.

— Пустяки, — отмахнулся Иван Павлович. — Верочка, распорядись, чтобы ужин подавали, — повернулся он к супруге.

— Уже, Иван Павлович, — улыбнулась Вера, не отводя взгляда от полковника. — Господа, прошу в столовую.

Изначально ужин планировался на троих, и предполагалось, что Одинцов займёт место во главе стола, Верочка по правую руку от него, а Вершинин по левую. Жестом, подозвав лакея, княгиня велела тому переставить приборы так, чтобы два стояли по одну сторону стола и два по другую. Заняв место подле супруга, Вера осмелилась поднять глаза и тотчас вспыхнула, встретившись взглядом с его сиятельством.

Ей стало вдруг невыносимо стыдно от того, что муж стар и немощен, от того, что в пристальном взгляде графа легко читался немой укор, а губы его сложились в презрительную улыбку. «Какого черта! — всколыхнулась злость. — Это он явился незваным в мой дом!» — подняла она голову, одарив Бахметьева столь ледяным взглядом, что улыбка тотчас исчезла с лица его сиятельства.

— Давно я не был в Петербурге, — тихо заметил Одинцов. — Там всё так же холодно зимой и сыро летом? — поинтересовался князь, обращаясь к Бахметьеву.

— Климат Пятигорска куда более полезен, — отозвался граф, с чуть заметной улыбкой.

— Да, что есть, то есть, — вздохнул Одинцов. — Я ведь потому и перебрался сюда. Никогда не отличался крепким здоровьем, к военной службе оказался непригоден. Завидую я вам, ваше сиятельство. В ваших руках всё: молодость, здоровье, вся жизнь впереди.

Бахметьев отложил вилку и нож:

— Молодость это тот недостаток, который быстро проходит, — вспомнились ему слова Караулова.

Вера подняла взгляд от тарелки и застыла. Мысленно он вернулась в жаркое июльское утро того дня, когда гости княгини Уваровой с таким увлечением обсуждали её персону и героический поступок графа Бахметьева, спасшего неуклюжую гувернантку от верной смерти на дне пруда.

— Вера Николавна, что с вами? — тихо спросил Вершинин.

— Простите, задумалась. Вспомнилось кое-что, — рассеянно улыбнулась Верочка.

— Однако далеко от столицы вам службу нести придётся, — улыбнулся Одинцов. — Не заскучаете-то в нашем скромном обществе?

— Поверьте, в вашем обществе мне скучать не придётся, — усмехнулся Георгий Алексеевич, многозначительно взглянув на княгиню Одинцову.

Вера отвела глаза и, дабы скрыть замешательство, поднесла к губам бокал с вином.

— У вашей кухарки несомненный кулинарный талант, — попытался перевести разговор на другую тему Вершинин.

— Это Верочка нашла её, — улыбнулся князь. — Она — мой ангел-хранитель. Вы не представляете как я жил до того, как она согласилась стать моей женой. Впрочем, вы представляете, — рассмеялся он, глядя на Вершинина.

— Да здесь многое переменилось, — одобрительно заметил Константин Григорьевич, продолжив беседу на тему перемен, произошедших в усадьбе.

Вера насилу дождалась конца ужина, превратившегося для неё в пытку. Распорядившись после трапезы подать мужчинам бренди в гостиную, она выскользнула на террасу и, укутавшись в шаль, невидящим взглядом уставилась на темнеющий на фоне закатного неба склон Машука. Дверь за её спиной открылась, но она только плотнее обхватила себя за плечи, даже не оборачиваясь, зная, кто вышел вслед за ней. Щёлкнула крышка портсигара, и потянуло табачным дымом.

— Красиво у вас здесь, — вздохнул Георгий Алексеевич.

— Жорж, зачем ты пришёл? — повернулась к нему Верочка.

— У меня возникло желание свести знакомство с князем Одинцовым, — выгнул бровь Бахметьев, и затянулся сигаретой.

— Оставь, — нахмурилась Вера. — Нежели не понимаешь, что нам не надобно видеться?

— Нам, так или иначе, придётся видеться, — тихо ответил Георгий. — Собираешься прятаться от меня на людях? — осведомился он.

— У тебя довольно хорошо выходит не замечать меня, — не удержалась от упрёка Верочка.

Георгий Алексеевич улыбнулся уголками губ: «Стало быть, заметила. Стало быть, не всё равно».

— Так чего же ты желаешь? Чтобы я не замечал тебя, либо…

— Ты невыносим, Жорж, — вздохнула Вера. — Ничуть не изменился.

— А вот ты даже очень переменилась, — с горечью заметил Бахметьев, затушив окурок в серебряной пепельнице, что поставил на маленьком столике лакей по просьбе княгини ещё до ужина.

— Жорж, Пятигорск — не Петербург, сплетни здесь распространяются подобно пожару в лесу. Мне есть, что терять.

— Твой муж знает о твоём прошлом? — тёплая мужская ладонь, накрыла ледяные пальцы Веры на мраморном парапете террасы.

Вера вздрогнула, но руки не отняла:

— О прошлом — да, о тебе — нет, — прошептала она. — Коли ты и дальше намерен вести себя подобным образом, то тайну сию мне сохранить не удастся.

— Я не собираюсь рассказывать каждому встречному, что ты была моей любовницей, — с едва заметным раздражением в голосе отозвался Георгий. — Вера, я думал, что смогу отказаться от тебя, но седмица минула, а я только о тебе и думаю.

Вера вытащила пальцы из-под его руки и поспешила к выходу на террасу. Оставшись один, Бахметьев извлёк из портсигара ещё одну сигарету и закурил. Княгиня Одинцова, поинтересовавшись у супруга и поручика Вершинина, не требуется ли ещё что-нибудь, торопливо выскользнула из гостиной, прошла в переднюю и, оглянувшись по сторонам, сняла с крючка, предназначенного для головных уборов, ключ от парковой калитки. Сердце бешено колотилось в груди, пока она, зажав его в кулачке, шла обратно. Присев на диван рядом с Бахметьевым, Вера положила ключ на сидение и осторожно подвинула его Георгию.

— Это ключ от парковой калитки, — тихо шептала она, не сводя глаз с супруга, ведущего непринуждённую беседу с Вершининым. — В нижней части парка есть флигель, после полуночи…

Поднявшись, она краем глаза заметила, как Жорж спрятал ключ в карман. «Господи! Что я делаю?!» — вздохнула она, едва сдержав порыв, попросить Бахметьева вернуть ключ.

— Нам пора, — услышала она голос Вершинина. — Очень рад был повидаться с вами, Иван Павлович, — прощаясь, пожал вялую руку князя Константин.

— Был рад знакомству, — откланялся Бахметьев, задержав взгляд на бледном лице княгини Одинцовой.

Едва за гостями зарылась дверь, улыбка князя погасла, и страдальческая гримаса исказила черты его лица.

— Фёдор, — позвал он лакея, — помоги подняться.

Опираясь на плечо слуги, Одинцов с трудом одолел лестницу на второй этаж. Вера последовала за ним.

— Иван Павлович, вам что-нибудь нужно? — пряча от мужа глаза, поинтересовалась она.

— Пусть мне вина подогреют, — попросил он и скрылся за дверью в свои покои.

Верочка сама спустилась на кухню, подогрела вино и, перелив его из сотейника в графин, отнесла в спальню супруга. Пока камердинер Одинцова помогал хозяину переодеться ко сну, Вера, подумав немного, добавила в вино несколько капель лауданума (настойка опия).

Глава 40

Усадьба погрузилась в сонную тишину, нарушаемую только шелестом пожелтевшей листвы за окном, да тихим посапыванием Катерины в будуаре. Лёжа на спине, Вера смотрела в потолок и ждала, прислушиваясь к каждому шороху. Большие напольные часы в гостиной пробили полночь. Время пришло. Выбравшись из постели, madame Одинцова накинула на плечи тёплый бархатный капот и крадучись вышла из собственной спальни. Горничная пошевелилась во сне и перевернулась с боку на бок, сердце Веры подпрыгнуло в груди и зашлось безумном перепуганном ритме. Убедившись, что девица спит сном праведника, Верочка выскользнула в коридор и, неслышно ступая в мягких комнатных туфлях, направилась к лестнице, ведущей к чёрному ходу.

Пришлось повозиться с задвижкой, которая никак не хотела поддаваться нежным рукам, но усилия княгини все же увенчались успехом и, тихо скрипнув, дверь отворилась в ночной парк. Прохлада ночи остудила пылающие щеки Веры, ступая почти на ощупь, она обогнула дом и осторожно спустилась по лестнице в нижнюю часть парка. Верочка не стала брать с собой фонарь, опасаясь привлечь внимание сторожа, и потому двигаться приходилось с осторожностью.